Поезд Ноя - Андрей Щупов

Главным и, возможно, единственным плюсом было то, что он налетал волчий аппетит, а потому ноги сами привели в ближайший вагон-ресторан. Точнее сказать, только в этот ресторан Егор в последнее время и хаживал. В этом месте он чувствовал себя более или менее свободно. Может, потому и свободно, что привычно. Именно тут его раза три или четыре выуживали из-под столов. Подобное не забывается. Переночуй в любой халабуде, обставь ее своими вещами, обклей календариками с бронзовокожими феминами, и через пару ночей будешь вполне искренне называть ее своим домом. Нечто подобное наблюдалось и здесь.

А в общем… Определенные выводы он все же успел сделать. В частности лишний раз подтвердил для себя, что инсайты и фэны — сословия абсолютно разные. И совершенно неясно, кому понадобилось смешивать эти два понятия. Еще ведь и пуритов сюда приплели! Играли как в старые добрые времена — одних записывали в хиппи, других в инсайты, третьих — вовсе в клан прокаженных. Кто, как говорится не с нами, тот просто обязан быть против нас… То есть, кому это нужно — на самом деле, пожалуй, ясно. Практически всем. Инсайты вещуют и каркают, а значит, неудобны ни рядовым обывателям, ни седовласым штурманам. А к виртуальным развлечениям господа инсайты потому и неравнодушны, что этот мир знают насквозь. Можно ли обвинять тех, кто по виртуальной радуге убегает в нереальное?

С этой мыслью Егор поднес к лицу рюмку, коротко нюхнул и поморщился. Водка была, конечно, не той температуры, не того состава и вообще не та, однако подходящего сорта здесь попросту не водилось. Лимонная тридцатиградусная приятна для приятной жизни, скверную жизнь заливают пойлом покрепче и погорше.

Он успел пропустить несколько миниатюрных порций, когда за столик к нему опустилась Мальвина, девчушка с ровно остриженной головкой с неизменным песиком на поводке.

— Здравствуйте, — она робко улыбнулась. Словно заранее извинялась за свою навязчивость. Не слишком естественно Егор улыбнулся в ответ. В голосе и на кукольно аккуратном личике девочки все читалось до последней буковки. Мальвина по обыкновению смущалась, продолжая сторониться людей. Доверяла она только близким знакомым, а таковых у нее в этом поезде имелось немного. Нехитрую историю девочки Егор уже имел счастье узнать. Не так давно Мальвину ссадили с европейского литерного. Из-за пса. Порывались высадить и отсюда, но поблизости оказался он, неизменный рыцарь и герой ненашего времени. Свара была не слишком приятной, но, вмешавшись в спор и призвав на помощь Маратика, дело он в конечном счете выиграл. Спор разрешили в пользу песика, и уже значительно позже Егор рассудил, что в спор он вмешался по той простой причине, что однажды уже побывал свидетелем аналогичного скандала, где седого старичка-боровичка вынуждали выбросить за окно столь же седую и старую собачку. Старичок свою кудлатую питомицу обожал и выбрасывать отказывался категорически. Разгорелась некрасивая перепалка, в результате которой кто-то, воспользовался общей сумятицей и ткнул четвероногого друга вилкой. Егор видел потом, как старик плакал в тамбуре, прижимая к груди завернутый в холстину собачий трупик. И собственное гневливое недоумение впечаталось в память надолго. Конечно, у людей неврозы, кое-кто откровенно сходит с ума, но причем тут старики и собаки? Еще запомнилось, что сам он наблюдал за скандалом, не вмешиваясь и не приближаясь. Верно, оттого вина за гибель собаки косвенным образом легла и на него. Потому что видел. Своими собственными глазами! Значит, вроде, как поучаствовал. Это и решило судьбу Мальвины. Девочку и песика удалось отстоять. С тех пор они частенько здоровались, хотя пространных бесед не заводили. То ли стеснялись, то ли не о чем им было беседовать — двенадцатилетней девчушке и мужчине, перевалившему уже через свой главный жизненный перевал. Впрочем… Разве не такие временные распадки обещают хоть какое-то подобие интереса к собеседнику? Что нового можно узнать о собственных одногодках? О Горлике, о Жорике, о том же разобиженном на весь мир поэте Путятине? Другое дело — детство. Тут все напрочь забыто, а потому ново. Здесь есть о чем порасспрашивать.

— Гуляем? — он поглядел на бутылку и, подумав, что стесняться ему нечего, вновь наполнил бокал.

— Я бы и в купе почитала, но Альбатросу вредно. Он и так все время лежит и лежит. От этого у собак портится характер.

Густо заросший пес, смахивающий на уменьшенную шотландскую колли, переступил белыми лапами и, словно подтверждая слова хозяйки, угрюмо улегся возле стола. Черная спина, рыжие симпатичные подпалины, белая манишка на груди — прямо как конь в яблоках. Хотя причем тут конь?

— Даже вылизываться перестал, — пожаловалась Мальвина. — А раньше был таким чистюлей.

— Чистюлей, говоришь? — Егор протянул девочке самое румяное яблоко, подмигнул сидящему на полу псу. — А почему Альбатрос, почему не Артимон?

— Артимон?

— Ну да, не читала книжку про Буратино?

Она замотала головой.

— Напрасно. Там и ты есть, и песик твой. Тот, правда, пуделем был, а это ведь, кажется, шелти, верно?

— Правильно! — Мальвина обрадовалась. — Это хорошая порода — красивая. Вам нравится?

— Ничего. Забавная.

— Почему? — она готова была обидиться. — Почему забавная?

— Не знаю… Все эти коккер-спаниэли, афганские борзые, салюки, чау-чау — они, понимаешь, вроде как не отсюда. Не из мира сего. — Егор поморщился, пытаясь выудить из того кисельного болота, в который постепенно превращался его разум, доступное девочке объяснение. — Они вроде как женщины собачьего рода. И не женщины даже, а дамы.

— Как-то я не очень…

— Да я и сам! — с коротким кряком Егор опустошил бокал, вилкой ткнул в салатницу, загарпунив нечто округлое, под слоем майонеза совершенно неузнаваемое.

Недоуменно хмуря светленькие бровки, Мальвина терзала зубами яблоко. Он хмыкнул. Забавно она его ела — все равно как мышь. Прогрызала этакую аккуратную дорожку по экватору. Яблоко оказалось для девочки чересчур крупным.

— Хмм… Видно, разучился я расписывать красивое и мирское. — Егор яростно потер лоб. — Ты видела, как бегает коккер-спаниэль? Забавно, да? Этакий озабоченный аристократик. А как фланирует афганская борзая? Точь-в-точь — фотомодель перед объективами. Бедра гуляют туда-сюда, как у Мерилин Монро, осанка, как у юной гимнастки. Даже купеческая чау-чау — и та не похожа на своих собратьев. Ну сама скажи, смахивают они на лаек с овчарками? Ведь нет же? Те — в шаге от волка, эти — за добрую версту.

— Вы, наверное, хорошо разбираетесь в породах.

— Какое там! Друг эрделя дома держал, кое-что рассказывал.