На Западном фронте. Бес перемен - Дмитрий Олегович Рогозин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Добрая половина всех сотрудников КМО одновременно работала либо во внешней разведке, либо в контрразведке. Мы их так и называли: «многостаночники». Они то и дело отлучались с работы, объясняя свое отсутствие «необходимостью выйти на связь с Центром». Мы же подозревали, что они просто ходили за пивом или в хозяйственный магазин. Перестройка была в полном разгаре, и элементы разложения системы были заметны даже в таких мелочах.
Пройдя несколько собеседований, я был принят на работу и сразу определен младшим референтом в Сектор стран Южной Европы, США и Канады. Мне поручили заниматься странами моей языковой группы – Испанией, Италией и Португалией. В круг задач референта входило: установление личных контактов с наиболее перспективными молодыми политиками этих стран – будущими «агентами влияния СССР», организация регулярных контактов с молодежными крыльями ведущих политических партий и решение отдельных специфических задач по поручению наших «кураторов» из Международного отдела ЦК КПСС.
Работа мне понравилась. По уровню политической ответственности, которой наделяли молодого специалиста в Комитете молодежных организаций, наши сотрудники ничем не уступали дипломатам уровня советника МИД СССР, а по возможностям творческой работы – намного их превосходили. Пройдет несколько лет, и привычка к самостоятельности не даст сотрудникам КМО сгинуть вместе с СССР – все они, несмотря на критическое отношение к «чудесам российской демократии и дикого рынка», быстро сориентируются в новой обстановке и неплохо устроятся.
Все мои новые коллеги были старше меня всего на несколько лет, но уже имели за плечами приличный опыт международной работы. Не помню случая, чтобы кто-то отказал мне в совете, как лучше сделать ту или иную работу.
«Без отрыва от производства», продолжая работать в КМО СССР, я окончил с красным дипломом экономический факультет Университета марксизма-ленинизма (УМЛ) при Московском горкоме КПСС. Занятия проходили вечером, домой добирался без сил, но второе образование я получить хотел, особенно в это новое время, когда познания в экономике помогали разобраться в происходящих событиях. В УМЛе преподавали высококлассные специалисты, никакой идеологической зашоренности я не почувствовал, а потому предмет поглощал с ученой страстью.
Кстати, хочу сказать, что учиться никогда и ничему не поздно. В середине 90-х годов – на радость отца – я попросил его прочесть мне курс основных лекций Московского авиационного института. Профессор, доктор технических наук, он с удовольствием исполнил мою просьбу и вместе с приглашенными им преподавателями МАИ и Академии Жуковского посвятил меня в чудеса сопромата и других технических и инженерных наук. Экзамены мне также пришлось сдавать отцу и его коллегам, и, поверьте, это было настоящее, строгое и очень сложное для меня испытание.
Сочетание знаний в областях внешней и военной политики, спецпропаганды, политэкономии и инженерном деле позволили мне многого добиться в жизни и принести пользу своей стране. Хотя, когда меня спрашивают, кто я по профессии, я всегда отвечаю словами В. И. Ленина, который в соответствующей графе анкеты писал «журналист, публицист». И это не шутка. Человек, свободно владеющий родной речью и иностранными языками, понимающий смысл слов и умеющий раскрыть своего собеседника, при наличии дополнительного специального образования, фантазии, объемного мышления и природного интеллекта способен освоить множество профессий. Было бы время и желание. Работа в Комитете позволила мне убедиться, что в отношениях между государствами и политическими системами не должно быть места пустопорожней болтовне и сентиментальным чувствам, которые пытались нам внушить лицемерные отцы перестройки. Сказки о «новом мышлении» и «общечеловеческих ценностях» были придуманы опытными западными пропагандистами для разложения советского строя.
В отношении России Запад традиционно проводил политику ее ослабления и сдерживания. Причем градус и вектор такой политики не зависели от содержания актуального на тот момент государственного строя нашей страны. Ни династические связи русских монархов (среди которых русских по крови почти не было), ни военно-политические альянсы Российской империи (в том числе и в ущерб себе) с ведущими западными державами, ни решающий вклад СССР в победу антигитлеровской коалиции, ни миролюбивые и чудные по своей наивности воззвания молодого демократического правительства России в постперестроечное время так и не растопили ледяное сердце Снежной королевы Запада.
Однажды Федор Достоевский в «Дневнике писателя» проанализировал любопытную публикацию в «Петербургской газете». Среди сводок военных действий на Балканах (тогда шла очередная русско-турецкая война за освобождение неблагодарных южных славян от ига Османской империи) Достоевский наткнулся на описание «странного» поведения некого британского парламентария, который решил скоротать свой скучный отпуск в штабе русской императорской армии:
«Около свиты появился какой-то англичанин в пробковом шлеме и статском пальто горохового цвета. Говорят, что он член парламента, пользующийся вакационным временем для составления корреспонденции «с места военных действий» в одну из больших лондонских газет (Times); другие же уверяют, что он просто любитель, а третьи, что он друг России. Пускай все это так, но нельзя не заметить, что этот «друг России» ведет себя несколько эксцентрично: сидит, например, в присутствии великого князя в то время, когда стоят все, не исключая даже и его высочества; за обедом встает, когда ему вздумается, из-за стола, где сидит великий князь, и в этот день обратился даже к одному знакомому офицеру с предложением затянуть на него в рукава гороховое пальто. Офицер окинул его с ног до головы несколько удивленным взглядом, улыбнулся слегка, пожал плечами и беспрекословно помог одеть пальто. Конечно, более ничего и не оставалось сделать. Англичанин в ответ слегка приложился рукою к своему пробковому шлему».
Уязвленный этой историей Достоевский далее пишет:
«“Петербургская газета ” назвала этот факт комическим. К сожалению, я ровно ничего в нем не вижу комического, а, напротив, очень много досадного и портящего кровь. К тому же в нас как бы укрепилась с детства вера (из романов и из французских водевилей, я думаю), что всякий англичанин чудак и эксцентрик. Но что такое: чудак? Не всегда же дурак или такой уж наивный человек, который и догадаться не может, что на свете не всё же ведь одни и те же порядки, как где-то там у него в углу. Англичане народ очень, напротив, умный и весьма широкого взгляда. Как мореплаватели, да еще просвещенные, они перевидали чрезвычайно много людей и порядков во всех странах
