Сергей (СИ) - Литт Ксюша

— Насть, как ты меня бесишь! — он отчаянно прошептал усталым голосом, шлепнул легонько голую попу, но потом, шумно выдохнув, погладил. Так, поглаживая аппетитные округлости, и свалился снова в сон.

19.

Анастасия, уже известно — великая актриса, а еще хитрая лиса и маленькая женщина-кошка. С того вечера она полностью изменилась и стала буквально душить Сергея своим вниманием и любовью. При его возвращении домой всегда счастливая вылетала навстречу, висла на его шее, ласково мурча в ухо: «Сережа, Сережка, Сереженька, любимый, котеночек…», — и прочие «уси-пуси». Смотрела обожающим взглядом. Пару раз даже пыталась изобразить для него что-то на кухне. Потерпев фиаско, сокрушенно поплакала мужу в рубашку, разводя трагедию — как же ей теперь кормить любимого мужчину, и потому надо срочно им вместе идти в ресторан.

Позже она, конечно, приспособилась таскать из дома родителей банки с готовой едой, по-деловому объясняя, что Сергей придет с работы усталый и голодный — надо непременно его накормить. Потом банки уже таскала сама домработница. Одежду обоих — и Насти, и Сергея — втихаря, чистую и выглаженную, тоже приносила она. Настя лишь с удовольствием раскладывала все по полочкам, а еду — в холодильник, и покорно садилась в ожидании мужа.

На ночь она выходила из душа в спальню всегда чистая, ухоженная, в красивом белье. Тихо прокрадывалась к Сергею, осыпая поцелуями, снова мурчала, лаская его руками и ртом. При его пассивности и раздражении на ее назойливость, сама, хитро юля и лебезя, насаживалась на него и, медленно плавно раскачиваясь, все спрашивала, любит ли он ее. Ни разу не дождавшись ответа, рассказывала ему о своей огромной, безграничной любви, просила прощения за все прошлое, и клялась в преданности только ему.

Верил ли он ей? Наверное, нет. Девчонка играла свою очередную, какую-то понятную лишь ей игру. Тем не менее к сладкому и «мимишному ребенку» он вскоре привык. Все чаще одаривал девчонку доброй умиленной улыбкой. С такой Настькой было проще, чем с дерзкой наглой стервой. А стерва никуда и не делась, он не раз становился свидетелем, как с другими посторонними людьми она вела себя так же нагло, грубо и развязно. Однако для Сереги она теперь всегда оставалась мягкой, белой и пушистой. Это было все-таки приятно.

Летом они, наконец, провели настоящий медовый месяц в Испании. Очаровательный беззаботный месяц рая и любви. Неутомимой любви — Настя обожала неспешный, томительно-затяжной секс. Она могла бесконечно нежиться в шелковых простынях отеля или греться на ласковом солнышке на берегу океана. Эдакий милый, маленький, теплолюбивый ленивый котенок. «Обаяшка» домашний питомец — это, несомненно, неплохо. Сергею даже уже нравилось приходить домой, где тебя пусть наигранно, но ждут. Неважно как, главное же ждут. Его ждут. Дома.

Все было хорошо, но одно “но”… Переходить на однообразный обыденный, пусть и долгий и всегда доступный, секс только лишь с одной партнершей он пока был еще не готов. Молодому организму требовался безбашенный, жесткий, будоражащий кровь трах. Поэтому «хождения налево», во избежание претензий супруги и особенно ее родителей, теперь тщательно им маскировались. Измены не афишировались. Сергей выкручивался, как мог, но иногда все же палился. Дома тогда его, непременно, ждали сцены ревности и скандалы — Настя бросалась, выпустив когти, в гневе царапалась и кусалась. Зато после таких разборок у них происходили самые бурные, эмоционально насыщенные занятия любовью. И именно в такие разы он становился виновато-изысканно-нежным и ласковым — таким, каким она его особенно обожала. Сергей успокаивал Настю, тихо нашептывая, что ему нужна только она: самая лучшая, самая красивая, милая и да, конечно же, любимая. Размеренно двигаясь и упорно ведя ее к вершине блаженства, он соглашался и на это — любимая. Настя его любимая девочка. Поверив, она расслаблялась и, вскрикивая, уносилась в нирвану.

На следующий день на всякий случай она еще немного дула свои и так пухлые губы:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты меня точно любишь? — строго спрашивала она.

— Конечно, — машинально поддакивал ей Сергей.

— Что, конечно? — подозрительно переспрашивала, ей казалось, что он ее не слушает.

— Конечно люблю, кого мне еще любить? У меня больше никого нет, — убедительно заявлял он, целовал надутые губки, немного тискал шикарную грудь и, шепнув, — до вечера, — убегал.

Зря он говорил, что ему любить больше некого. Именно после одного из таких примирений через некоторое время, в октябре, стало известно, что их уже трое. Настя, визжа от счастья, висела на Сергее и тыкала ему в лицо лакмусовой бумажкой с двумя полосками. Счастье от увиденного отразилось мрачным видом на лице будущего папаши. Не то, чтобы он до сих пор так категорично собирался разбежаться при достижении совершеннолетия навязанной ему жены. Однако так прочно и безоговорочно вляпываться он все же не рассчитывал. Наличие свободных путей отступления обнадеживали и успокаивали душу. Теперь же, глядя на полосатый нежданный привет, он понимал, что судьба в виде инфантильной капризной Анастасии — это навсегда.

— Ты не рад? — рыжие глаза расширились, коричневые точки на радужке начали преломляться в выступивших на глазах слезах. Плечи осунулись. Она нерешительно отошла. Стояла жалким брошенным растерянным ребенком.

— Насть, — позвал он ее, не зная, что дальше сказать.

Слезы стояли в ее глазах, но говорила она четко, ровно, без дребезжания в голосе.

— Сережка, ты мне врал. Ты меня ни фига не любишь, — заявила она.

Потом, поджав губы, не спеша одевалась, попутно заказывая такси.

— Куда собралась? — преградил он ей выход.

— К родителям, куда же еще, — хмыкнула.

— А ребенок что? — в его голове наивно мелькала еще надежда, что существует какой-то волшебный выход из создавшейся ситуации. Ну, то, что он не совсем волшебный — это да. Проходил ведь он через такой выход однажды, тогда с Олеськой. Может и сейчас?

Настя внимательно осмотрела его, как идиота, и безапелляционно заявила:

— Я постараюсь сделать все, чтобы ты его не увидел, — оттолкнув Сергея в сторону, скрылась за дверью.

Он был почти уверен, что не пройдет и пары часов, как тесть его вызовет, будет ругаться, капать на мозги, потом Сергей заберет Настю и дальше они уже разберутся сами.

«Тоже мне, святая невинность, характер показывает. Типа забыла, как поженились. Любит — не любит, ходит, гадает на ромашке. У самой детство в одном месте, еще игрушку в виде ребенка захотела. Обрадовалась дура!», — так он размышлял, нервно меряя шагами комнаты.

Но никто ему не позвонил ни в этот, ни на следующий день. К вечеру следующего дня выругавшись, набрал Настин номер, но она трубку не взяла.

— Ну и пошла на хер, — зло выругался Сергей и пошел куролесить.

Еще на следующий день, получается уже на третий, Юрий все же заявился. Корректно поинтересовался, что произошло. Не получив вразумительного ответа, а один лишь невнятный лепет, что ничего серьезного и особенного — сами разберутся, заявил:

— Настя требует развода.

— Луну с неба она не требует? — буркнул в ответ Серега.

— Нет, луну не требует, — спокойно заявил отец девушки. — Сергей, я просил присмотреть за ней, а не измываться.

— Просил? — Серега аж захлебнулся от недоумения и возмущения. — Ты вынудил нас. Обоих. Прекрасно зная, что мы глотки друг другу готовы перегрызть.

— Хорошо вы глотки грызли, аж дитя заделали, — со злобным сарказмом рявкнул мужчина. Сергей лишь удрученно развел руками. Тесть тяжело вздохнул:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ладно, очень надеюсь, что помиритесь. И Сергей, прекращай бегать по бабам, я же все равно все знаю. Ты меня наивным считаешь? Мне позора и так достаточно, вышвырну взашей такого зятька.

Сергей встретил Настю у школы.

— Привет, — ответила она ему отстраненно. — Что, папа приходил? — усмехнулась.

— Ага, — согласился Серега, шагая медленно рядом.