Орел в песках - Саймон Скэрроу

— Катон! — позвал голос рядом, и появилась темная фигура. Зрение чуть-чуть прояснилось, и Катон узнал Макрона. — Что с тобой?

— По голове получил, — невнятно проговорил Катон, пытаясь удержаться в седле. — Сейчас очухаюсь.

— Нет времени. Дай мне поводья.

Катон, не успев ответить, почувствовал, как поводья забирают у него из левой руки. Он вцепился в луку седла, и Макрон двинулся вперед, ведя лошадь Катона за собой. Они удалялись от врага. Зрение Катона постепенно прояснялось, но голова все еще кружилась, невыносимо тошнило. Большинство солдат вырвались из схватки и галопом мчались по гребню, прочь от бандитов. За их спинами борьба продолжалась вокруг тех, кто еще не вырвался из западни. Несколько вражеских мечников показывали в сторону спасающихся римлян и кричали, привлекая внимание конных товарищей. Баннус попытался быстро построить людей, но римляне уже получили фору в полмили. Бандиты бросились в погоню: их лошади были легче, на всадниках почти не было доспехов, так что они неслись стремительно и вскоре начали настигать римлян. Однако кони имперского гарнизона были лучше — они отбирались по всей провинции. Вскоре необычайная выносливость армейских скакунов начала сказываться, и строй бандитов растянулся — только половина их лошадей могла потягаться с армейскими.

— Держитесь дороги! — крикнул Симеон. — Прямо по ней — до самого форта!

Приступы головокружения накатывали на Катона все чаще, и он боялся потерять сознание. Макрон озабоченно оглядывался назад; стало ясно, что рана приятеля гораздо серьезнее, чем казалось. Катон потерял сознание и начал валиться с седла. Макрон вовремя заметил это и, натянув поводья, подхватил друга, когда его лошадь оказалась рядом. Макрон отчаянно огляделся, но большинство солдат уже ускакали вперед.

— На помощь! — проорал центурион.

Последний всадник оглянулся, встретился на миг взглядом с глазами центуриона и погнал лошадь дальше. Симеон тоже слышал крик; он тут же развернул коня и подлетел к Макрону.

— Что с ним?

— Удар по голове. Отключился. Сколько до Бушира?

Симеон бросил взгляд на дорогу.

— Два, может, три часа хорошей скачки.

— Проклятье! Нас схватят гораздо раньше.

Симеон промолчал, понимая, что это правда. Макрону приходилось поддерживать Катона, так что преследователи их вскоре нагонят.

— Что будешь делать, центурион?

Макрон посмотрел на далекие фигуры вражеских всадников, на миг нахмурился и кивнул сам себе.

— Ладно. Забери его. Я постараюсь задержать этих тварей подольше.

Симеон внимательно посмотрел на Макрона:

— Оставь его.

— Что?

— Я сказал — оставь его. Ты не задержишь их надолго — мы вдвоем не успеем далеко убраться. Или он один умрет, или мы все трое.

— Не могу, — беспомощно сказал Макрон, глядя на бледное лицо Катона, склонившего голову на плечо приятеля. — Он мой друг. Больше чем друг — он мне как сын. Я не оставлю его умирать.

Симеон снова взглянул на погоню и с мрачным лицом повернулся к Макрону:

— Ладно, вези его. Держись дороги. Я поеду рядом и буду их сдерживать.

— Чем?

— Вот этим… — Симеон поднял лук. — Через несколько миль от дороги будет ответвление к деревне. Там сделаешь все точно, как я скажу. Ясно?

Макрон помолчал, обуреваемый сомнениями, потом кивнул:

— Хорошо! Вперед!

Они поехали, поддерживая Катона с двух сторон, чтобы он оставался в седле, однако их скорость резко снизилась; каждый раз, как Макрон оглядывался, он видел, что самые быстрые из преследователей приближаются. Впереди последний солдат постепенно удалялся — мутная тень в туче пыли, поднятой его товарищами. Макрон начал проклинать их, но сообразил, что из-за пыли декурион и его люди не видят, что происходит.

Позади четверо бандитов стремительно догоняли, оторвавшись от слабых лошадей своих товарищей. Они знали, что скоро римляне окажутся в их власти, и бешено подстегивали скакунов, предвкушая добычу.

Промчавшись мимо холмов, беглецы оказались на холмистой равнине: простор каменистой земли с расчищенной полоской — дорогой. Симеон отстал от лошади Катона и крикнул Макрону:

— Вперед! Я буду чуть сзади.

Макрон кивнул, крепче взял Катона за плечо и понесся дальше. Позади Симеон откинул крышку колчана, достал стрелу и аккуратно приладил выемку к тетиве; лошадь уверенно продолжала путь легким галопом, управляемая нажатием коленей Симеона. Проводник дал преследователям подобраться ближе, пока те не оказались всего в тридцати шагах позади. Только тогда Симеон повернулся в седле, поднял лук, целясь в ближайшего бандита. Тот в испуге пригнулся, но проводник целился не в человека. Он спустил тетиву, и стрела ударила в грудь надвигающейся лошади. Пронзительно заржав от боли и ужаса, лошадь споткнулась и покатилась на землю, придавив седока. Симеон уже изготовил новую стрелу и прицелился во вторую лошадь. Бандиты чуть отстали, объезжая упавшую лошадь, корчащуюся на спине и молотящую ногами по воздуху, пытаясь избавиться от зазубренного древка, торчащего у нее из груди. Затем они снова приблизились; проводник различал их злобные, решительные лица.

Одну за другой он свалил их лошадей в пыль. Затем, удовлетворенно кивнув, захлопнул колчан, повесил лук на место и поскакал догонять Макрона.

Вскоре они достигли места, о котором говорил Симеон, — дорога разветвлялась, узкая тропинка ныряла в неглубокую долину и извивалась по широкому вади. Декурион и его люди ждали у развилки, не зная, какой путь выбрать. Бока взмыленных лошадей вздымались и опадали, как кузнечные мехи. Декурион обрадовался, увидев их, но заметил, что Катон без сознания.

— Он ранен?

— Нет, — холодно ответил Макрон. — Просто прикорнул. Ну конечно, он ранен!

Декурион мгновенно оценил положение.

— Он замедлит нас.

Симеон указал на главную дорогу.

— Езжайте здесь. По ней доберетесь до форта. Центурион, отправляйся с ними.

— Что? — опешил Макрон. — Ни за что! Я останусь с Катоном.

— Если возьмете его с собой, вас все равно догонят — вы не доберетесь до форта.

— Я уже говорил — не оставлю его Баннусу.

— Баннус его не получит. Я спрячу его в надежном месте.

Макрон засмеялся.

— Надежное место? Здесь?

Симеон показал на боковую дорогу.

— В миле отсюда есть деревня. Жителей я знаю и доверяю им. Они укроют нас. Когда доберетесь до форта, возвращайтесь с подкреплением. Я буду ждать.

— Безумие, — возразил Макрон. — С чего мне доверять этим селянам? С чего мне доверять тебе?

Симеон пристально посмотрел на центуриона:

— Я клянусь жизнью моего сына, что со мной твой друг будет в безопасности. Теперь давай поводья.

На секунду Макрон застыл, взвешивая положение. Оставлять Катона не хотелось, но попытка довезти его до форта почти наверняка сулила гибель обоим приятелям.

— Командир! — солдат показал на дорогу. — Я их вижу!

Макрон отпустил поводья и прикрыл глаза от солнца. Симеон подхватил поводья, пока центурион не передумал. Одной рукой поддерживая Катона, проводник направил лошадей на боковую дорогу.

— Подождите, пока я не скроюсь из виду! — крикнул он через плечо. — Потом двигайтесь. Они поскачут за вами.

Как только Симеон и Катон оказались ниже уровня главной дороги, декурион развернул коня.

— Вперед!

Солдаты последовали за ним, пришпоривая лошадей и подгоняя их криками. Макрон разрывался между желанием остаться с другом и стремлением как можно быстрее добраться до форта, чтобы выслать спасательный отряд, но медлить было некогда. Центурион схватил поводья, вонзил пятки в бока скакуна и помчался за солдатами. Бросив последний взгляд в сторону низины, где скрылись две фигуры, Макрон поклялся себе, что если хоть что-то случится с Катоном, он не успокоится, пока Симеон не заплатит жизнью.

Проводник направил лошадей к высохшему речному руслу и доехал до излучины. Там он остановился и стал ждать. Измученные кони хрипели и тяжело дышали, грузно переступая копытами.

— Ш-ш-ш, — тихо прошипел Симеон, ласково потрепав свою лошадь по шее. — Мы же не хотим выдать себя, а?

Невдалеке послышался приближающийся конский топот. Симеон взмолился про себя, чтобы преследователи слишком увлеклись погоней за Макроном и остальными и оставили тихую дорожку в покое. Шум погони приближался. Катон неожиданно выпрямился в седле, распахнул глаза и изумленно начал оглядываться, не понимая, где находится.

— Что… Где я?

— Тихо, парень! — Симеон крепко ухватил центуриона за предплечье. — Умоляю.

Катон уставился на него, потом вдруг зажмурил глаза: накатила новая волна головокружения. Он мучительно содрогнулся, и его вырвало — на кольчугу и на лоснящийся бок лошади. Катон с трудом сплюнул, прочищая рот, потом снова повалился вперед и шепнул в полузабытьи: