Чужак с острова Барра - Фред Бодсворт

Перед самым закатом туман рассеялся. На миг ослепительно блеснуло солнце. Когда оно село, красные отблески зари прочертили небо, окрасив в розовый цвет белые головки и брюшки летящих птиц.

Рори услышал, как рядом с ним тихонько вздохнула мать.

— Чудные, великолепные птицы, — сказала она, — только в моей книжке нет ни слова о том, откуда они берутся и куда улетают. Надеюсь: там, далеко-далеко, все-таки есть Атлантида, и она принадлежит им одним.

На протяжении всего его детства белощекие казарки казались Рори птицами, исполненными величия, романтики и тайны. Каждую осень они, словно чудо, появлялись из-за моря и каждую весну вновь исчезали. Ни к каким другим птицам не питал он такого благоговейного почтения, как к ним.

Что до Мэри Макдональд,  то возвращение гусей нарушало унылое однообразие ее жизни проблеском красоты и радости. А Рори они приносили видения далеких, романтических стран, где он когда-нибудь непременно будет жить и трудиться.

Когда скитания по песчаным дорогам махэйра открыли ему доступ в чужие дома, Рори вскоре заметил, что отношения взрослых у них в доме совсем не такие,  как у  остальных.  Его родители редко когда и словом-то перемолвятся: каждый словно занят только своим делом и живет сам по себе, едва замечая присутствие другого. Сколько Рори помнил себя, дом всегда был разделен на три части: у печки — нечто среднее между кухней и гостиной, посредине — комната отца, по другую от нее сторону — комната матери. Комнаты были разделены занавесками, единственная же дверь приходилась на комнату отца и вела на улицу, так что средняя комната служила к тому же еще и прихожей. В комнате матери стояла сооруженная ею кровать, книжные полки и ткацкий станок, Рори спал на кухне, в углу, на раскладушке.

Станок был ответом Мэри на малоуспешные и малодоходные попытки Сэмми заняться сельским хозяйством Она  быстро  освоила технику выделки харрисовского твида — им издавна славились Гебриды. Шерсть давали овцы, которых разводил Сэмми. Мэри окрашивала ее естественными красителями, приготовляя их из растений, которые собирала по острову. Она вязала из нее одежду для всей семьи, но в основном шерсть шла на изготовление твида. Конечная стадия его производства страшно не нравилась Мэри: для повышения прочности нити и окраски ткани твид необходимо выдерживать в моче. Удобства ради многие ткачи держали бочку под рукой, прямо у дома. Мэри настояла на том, чтобы поставить бочку чуть поодаль, в маленьком сарайчике. Наезжавшие время от времени скупщики забирали штуки готового товара. Мэри быстро прославилась высоким качеством твида, и вскоре он стал главным источником существования семьи.

Порой Сэмми ненадолго нанимался на траулеры, выходившие на лов сельди из Каслбэя, и всякий раз тщательно отбирал себе одежду, выбрасывая все коричневые шерстяные вещи, которые были крашены при помощи лишайников с прибрежных скал. Два или три раза Мэри безмолвно наблюдала этот странный ритуал, потом спросила, почему он так делает.

— Что с камня берется, то к камню и вернется, — торжественно произнес Сэмми. — Смоет волной человека — ан вот она и причина. Трава, что на скалах росла, всегда домой возвернется.

Маленькая школа находилась почти в трех милях от фермы, и Мэри пять лет ежедневно занималась с Рори.

Когда ему шел десятый год, она решила, что пора послать его в школу, и договорилась с Пегги Макнил, что та зайдет за Рори в первый его школьный день. Старшая в семье Макнилов, тонкая, как спичка, с черными лохматыми волосами и очень настырная, Пегги была на два года старше Рори. Он терпеть не мог никаких девчонок, а особенно Пегги, и на следующий день отправился на полчаса раньше, чтобы Пегги его не застала.

Однако познания Рори, унаследовавшего от отца приятную наружность и крепкое телосложение, а от матери острый, проницательный ум, были к тому времени уже довольно обширны. Мэри была хорошей наставницей, и Рори быстро продвигался вперед, усваивая не только то, что преподносилось на уроках, но и то, что подсказывала ему мать. Много времени проводила она за чтением, и — вначале просто из подражания — Рори рано открыл для себя волшебный мир книг. У Мэри сохранилась привезенная ею на Барру небольшая библиотека, а когда случалось выручить за твид порядочную сумму, она, как правило, заказывала в Глазго одну-две новые книги. Ее тамошние друзья регулярно присылали ей кипы "Спектэйтора" и лондонской "Таймс" месячной давности, которые, однако ж, держали ее в курсе того, что творится на свете за пределами Барры.

Поступив в  десять лет  в  школу,  Рори уже прочел несколько "веверлейских" романов Вальтера Скотта и  с помощью матери начал одолевать Дарвиново "Происхождение видов". От матери перенял он и интерес к окружающей природе и естествознанию. Они частенько бродили по махэйру  и  окрестным холмам,  терпеливо пытаясь  по  примитивным справочникам — лучшим из того, что Мэри могла себе позволить, — определить названия цветов и птиц. Но в мире природы Рори, как и прежде, больше всего привлекали большие романтические птицы — белощекие казарки. Как таинственно они появлялись и исчезали. И как они всегда осторожны — никого к себе не подпускают. А ему так хотелось рассмотреть их поближе. Как-то в октябре, еще в школе, ему пришла в голову прекрасная идея.

После уроков Рори помчался домой, свернул старое одеяло, захватил молока и овсяных лепешек и отправился к проливу у Гусиного острова. Он торопился: ему хотелось быть там до возвращения гусей. Когда он пришел туда, солнце еще не село, и гусей не было видно. Походил по махэйру, высмотрел на берегу птичий помет — здесь наверняка кормились гуси. Выбрав густо поросшее лютиками и клевером местечко, где, судя по широким следам перепончатых лап на песке, они кормились совсем недавно, Рори расстелил одеяло, придавив его края камнями. Нарвал несколько охапок клевера и рассыпал их по одеялу, пока оно вовсе не скрылось под ними. Потом расположился поудобнее, съел овсяную лепешку и стал дожидаться прилета гусей.

Долго ждать ему не пришлось. Издалека, со стороны моря, донесся тихий мелодичный гогот, раздававшийся то звонче, то глуше, — там просыпались незримые стаи гусей. Через несколько минут он смог различить тонкие серые цепочки, колыхавшиеся на алеющем небе. Они становились четче, резче, гогот — все громче, и сердечко Рори сильно забилось. Ну, теперь пора! У гусей отличное зрение, и, если еще помедлить, они его увидят. Он быстро юркнул под одеяло, подпер палочкой один его край. Получилась небольшая щель, открывшая ему вид на пролив и на море. Его охватила дрожь, и он был уверен, что клевер и само одеяло, под которым он сидит, трясутся так сильно, что птицы непременно обнаружат его.

Широко распластав неподвижные крылья, стаи опускались на мелководье проливчика в четверти мили от того места, где прятался Рори, сразу же принимались щипать под водой траву, но все время среди них было несколько птиц, которые продолжали держать голову над водой, — они отдыхали, наполняя воздухом легкие и высматривая опасность. Каждую вновь прибывшую стаю сидевшие на воде гуси приветствовали громким гоготом. Непрерывным и шумным потоком летели они со стороны моря, и вот уж в проливе собрались сотни, а потом, думал Рори, и целые тысячи гусей.

Рори быстро совладал с дрожью, но, пролежав четверть часа на сырой земле, начал мерзнуть, тело свела судорога.

Солнце село; стало прохладней. У него онемели ноги, потом руки. Кормившиеся в проливе гуси понемногу подвигались к берегу, и Рори затаился, стараясь не шевелиться. Странное, неодолимое желание увидеть их поближе, разглядеть как следует охватило его.

Розовый отсвет заката медленно погружался в море, покуда не вытянулся вдоль горизонта узенькой яркой полоской. Внизу, на песке, в сотне ярдов от Рори, на берег вышло несколько гусей, но ни один, как видно, не собирался подходить ближе. Рори был уверен, что выбрал место, где они паслись в последнее время, — наверное, они заметили укрытие и теперь сторонились его. Рори впал в уныние.

Узенькая розовая полоска на горизонте погасла, стояли серые сумерки. Внезапно над ним, совсем близко, раздался громкий шум, словно накатилась крутая волна прибоя, готовая поглотить его. И почти в тот же миг до него дошло, что этот звук вызван мощными ударами множества громадных крыльев, рассекающих воздух, когда стая перед тем, как опуститься на землю, тормозя, замедляет полет. Он выглянул из-под одеяла. Огромные птицы проносились всего в десяти футах над ним, с силой хлопая исполинскими крыльями и вытянув лапы. Они тяжело опускались на землю футах в двадцати от него. Не веря своим глазам, Рори уставился на них, вмиг позабыв про холод и судороги, сковавшие тело.

Их было десятка два Несколько секунд они стояли неподвижно и прямо, лишь вертя головами, высматривая, не грозит ли опасность. Рори ждал. Его тело затекло от неподвижности. Наверняка их спугнет это грубое укрытие. Но длинные черные шеи одна за другой изящно склонились к траве, и гуси принялись быстро щипать острыми клювами клевер и стебли крестовника. Издалека был виден только общий рисунок, теперь Рори мог вблизи разглядеть их окраску в мельчайших подробностях. Спинки у них были не мрачного серого цвета, как ему раньше казалось, а серебристо-серые, с яркой бело-черной каймой, и у многих белые пятна на голове не отливали белизной, а переходили в густой кремовый тон. Красивые птицы. Рори глядел как зачарованный.