Спасатель (сборник) - Светлана Алешина

Я опробовала свой метод на первом же охраннике, который преградил мне путь в лифт, работающий только на три последних этажа. Четко, как того и требует устав, я отбарабанила ему:

– Секретарь-референт генерала Кольцова капитан МЧС Николаева. Отдел экстремальной психологии. Секция оперативных экспертиз.

И сунула ему в лицо свое развернутое удостоверение. Поближе к глазам, чтобы не смог внимательно прочитать. В удостоверении было подтверждение двум фактам, которые я только что о себе сообщила: там было указано, что я действительно капитан МЧС и в самом деле – экстремальный психолог второй категории. А доставать список генеральской свиты и искать в нем, внесена ли фамилия Николаевой в число лиц, которым разрешен беспрепятственный допуск на три верхних этажа, охранник то ли постеснялся, то ли счел излишней формальностью. На что, собственно, я его и подбивала. Или – «что и требовалось подсказать», как любит выражаться наш Игорек.

Я так и не поняла, какая структура выставила свою охрану на этаже, но это не имело существенной разницы – фамилия генерала Кольцова звучала магически и для МЧС, и для ФСБ. Может быть, дело в том, что на его уровне эти две силовые структуры взаимодействовали очень тесно? Во всяком случае охрана пропускала психолога-референта генерала Кольцова практически беспрепятственно.

Споткнулась я только у самых дверей комнаты, где находился капитан Самойлов. Вычислить ее оказалось не так уж и сложно. Очередной охранник, проверив мое удостоверение, на мой полувопрос-полуутверждение: «Капитан Самойлов?», произнесенное очень неопределенным тоном, машинально указал на необходимую мне дверь.

Около нее стоял не один, не два, как обычно, а шестеро охранников… Я сразу поняла, что что-то здесь не так… Не могут несчастного капитана охранять шесть человек. Они же толпятся у двери и только мешают друг другу. И тем не менее – толпились и мешали.

Все они были в защитной, камуфляжной форме. Один преградил мне дорогу. Посмотрев мое удостоверение, он несколько растерялся и оглянулся на других. Подошел еще один, с совершенно бандитской внешностью, и, даже не глядя на мой документ, заявил категорически:

– Нельзя!

– Почему? – спокойно поинтересовалась я и добавила на всякий случай: – Экспертная психологическая служба генерала Кольцова…

Охранник посмотрел на меня насмешливо и нагло. Давно заметила, что чем сильнее и примитивнее по психической организации мужчина, тем с большим удовольствием он хамит женщинам. Не такой уж это и банальный факт, между прочим. Дело в том, что примитивная психика такого мужчины бессознательно воспринимает сложную женскую психическую организацию как опасность для себя. И сразу же кидается в драку. Защититься хочет от непонятной и своей непонятностью еще более пугающей опасности…

– Слушай, телка! – глазами он меня уже раздел, оценил, как я поняла, достаточно высоко и сейчас сожалел только о том, что нельзя тоже самое сделать руками. – Ты в сортир хоть раз ломилась, когда там на толчке уже кто-нибудь сидит? Тебе что тогда отвечали? «Занято»? Так вот, сообщаю, – занято!

Я уже поняла, что четверо из шестерых наверняка не принадлежат ни силам МЧС, ни ФСБ… Слишком на бандитов похожи – тем, как держатся, как сутулятся и смотрят – нагло и вызывающе…

– И кто же там… – я кивнула в сторону двери. – …на толчке?

«Бандит»-охранник хохотнул. Он уже хотел развить свой, как ему показалось, успех, но тут вмешался один из «наших» охранников. Он неприязненно покосился на того, кто мне хамил, и сказал спокойно:

– Губернатор здешний… Вот кто псих-то… Слышишь, как орет?

Я и без того уже напряженно прислушивалась к крикам, доносящимся из-за двери, озабоченная только одним, чтобы никто не понял, что эти-то самые крики меня и интересуют чрезвычайно…

Кричал он, к сожалению, не слишком громко, как-то сдавленно, и слов было не разобрать, только интонацию – возмущенно-обвиняющую, презрительную… Но много ли информации в интонации?

Увлеченная подслушиванием и одновременно маскировкой этого, я не заметила, как один из охранников отлучился и вернулся уже не один, а с молодым и развязным хлыщом, который сразу же направился ко мне и потребовал документы. Я напряглась. Если меня разоблачат – выйдет большой скандал. Ведь именно сейчас я и занимаюсь тем, за что получил нагоняй наш командир. Но к кавалерийским наездам я всегда заранее готова. Что-то не похож он на того, кто старше меня по званию… Тогда у меня есть возможность не показывать ему свои документы…

– А вы-то, собственно, кто такой? – спросила я и чуть не рассмеялась, сообразив, что мы с ним сейчас похожи на Шуру Балаганова с Паниковским… – Мужчины, обычно, представляются первыми…

– Ну хорошо… – буркнул он и с откровенным высокомерием и чувством превосходства сунул мне под нос удостоверение.

«Морозов Эдуард… – цепляла я глазами обрывки слов, зная, что больше секунды он мне свой документ демонстрировать не будет. – Федеральная… безопасности. Лаборатория психопатологии».

У меня отлегло от сердца. У него даже звание не указано. Значит, гражданский. Такой же эксперт, каким и я себя выставляю, только из другой структуры. Значит, скушает мою легенду, тут сейчас такая неразбериха… А может быть, даже и поможет к капитану проникнуть. Коллега все-таки, хоть и из параллельной структуры…

Но я ошиблась в своих предположениях. Этот самый Морозов воспылал ко мне неприкрытой неприязнью. Едва он услышал от меня, что я тоже психолог и мне необходимо увидеть капитана Самойлова, чтобы сделать заключение для своей службы (я специально не уточняла – какое заключение, для какой службы – это он и сам додумает, главное, чтобы правдоподобно и уверенно прозвучало), как его словно подменили. Из настороженного и подозрительно высокомерного он сразу же превратился в насмешливого и снисходительного мэтра, объясняющегося с молодой глупой дурочкой. И начал просто кривляться.

– Заключе-е-ение! – протянул он издевательски. – Это ты, девочка, опоздала. Заключения теперь я буду давать. Для того и вызвали из Москвы. Так и передай своему начальству. Заключение – это к Морозову. И по поводу Самойлова, и по поводу Васильева. Все – к Морозову. Он, мол, очень большой специалист по заключениям… А тебе, крошка, делать тут нечего. Ты теперь – без работы… Раньше надо было, пока меня здесь не было…

Он откровенно издевался и ерничал. Охрана помалкивала, только тот, что меня отшил своими «туалетными» шуточками, смотрел на меня откровенным взглядом голодного самца. А Морозов, кажется, получал наслаждение от собственного, как он полагал, остроумия…

– Ты что, глупышка, и в самом деле, хотела к Самойлову на прием попасть? Он же знаменитым стал. И его помощник – тоже. Эти люди слишком популярные, чтобы с каждой смазливой девчонкой общаться. С ними теперь только министры разговаривают… Сам губернатор еле прорвался, как видишь… Слышишь, кстати, как орет? Серьезный человек, судя по голосу…

Слышала ли я! Да я только из-за этих криков, которые вдруг резко усилились (может быть, дверь слегка приоткрылась, или губернатор контроль над собой потерял?), и терпела болтовню наглого москвича. Он думал, что я его слушаю. А я слушала, как кричит на капитана Самойлова булгаковский губернатор…

– Но почему это случилось в тот момент, когда по мосту шел поезд? Как ты посмел! Ты! Идиот!.. Самоубийца!.. Ты сам все решил…

Эта тирада донеслась до меня слишком отчетливо, чтобы можно было сомневаться в услышанном. Хотя истинный смысл этих фраз от меня и ускользал, слова надежно запечатлелись в памяти…

Дверь неожиданно резко распахнулась и из комнаты хозяйской походкой вышел высокий и плотный человек с кудрявой густой шевелюрой на голове, разгневанным взглядом зацепил меня с болтуном-москвичом и, проигнорировав нас, словно каких-то букашек под ногами, как танк, двинулся к выходу с этажа. Четыре охранника, будто свора дворняжек, засеменили за ним по коридору…

Я уже было хотела повторить свою попытку проникнуть к Самойлову, но в конце коридора показался полковник Краевский. Встреча с ним никак не входила в мои планы. Я быстренько повернулась лицом к Морозову и кокетливо ему улыбнулась…

– Ни разу не встречалась ни с одним из московских психологов…

В слово «встречалась» я намеренно вложила интонационную двусмысленность. Он даже глаза на меня вытаращил. А я, напирая на него грудью, словно мадам Грицацуева на Бендера, затолкала его в соседнюю комнату, из которой он недавно вышел, и сказала очередную двусмысленность грудным, волнующим мужчин голосом:

– Надеюсь, у вас не много работы с этими вашими популярными подопечными. Вы найдете сегодня вечером пару часов, чтобы поделиться со мной опытом – как делать заключения?

Самый умный мужчина часто становится полным дураком, когда женщина сама идет ему в руки… А Морозов к тому же оказался не очень умен… Он смотрел теперь на меня, как кот на жирную мышь.