Рассвет 2050 года. Брат теней - Андрэ Нортон

Форс рывком поднялся на ноги. Лук и меч были под рукой. Ночь, которая никогда не была такой темной, как для остальных, была мирной и пустой — если не считать этого далекого сигнала. Но тут он прекратился, внезапно, почти на полуноте, похоже, окончательно. Форс догадался, что больше не услышит его снова. Что же этот сигнал означал?

Звук отлично разносился по этой местности — даже если у слушателей не было такой остроты слуха, как у него. Сообщение, посланное при помощи таких барабанов, вполне может быть услышано за много миль.

Ногти Форса впились в ладони. Откуда–то с далекого юга донесся едва заметный звук… настолько слабый, что, возможно, это было лишь порождением его воображения.

Но он не верил в это. Барабанщик получил ответ. Форс про себя отсчитывал секунды… пять, десять, пятнадцать… а затем снова наступила тишина. Он попытался разобраться в своих впечатлениях об этом рыбаке — и снова пришел к тому же выводу — рыбак не был уроженцем этих низин, что означало, вероятнее всего, он — разведчик, исследователь с юга. Кто или что двигается сейчас в эти земли?

Глава 4. ЧЕТЫРЕ НОГИ ЛУЧШЕ ДВУХ

Еще до рассвета пошел дождь, мелкий и нудный, который мог продлиться несколько часов. Рана Форса затянулась, и он постарался переползти в угол хижины, под защиту оставшейся части крыши. Лура, свернувшись клубком, прижалась к нему, и тепло ее мохнатого тела служило единственным утешением. Но Форсу не удалось провалиться в тот беспокойный, с обрывочными грезами сон, в котором он провел большую часть ночи.

Он все думал о предстоящем дне путешествия. Долгая ходьба пешком откроет рану, и, кажется, он уже начинал ощущать признаки лихорадки. И все же он должен поискать пищу и лучшее укрытие. Да еще этот барабанный стук… Будучи безоружным, ему хотелось поскорее убраться подальше от источника этих звуков.

Едва лишь посветлело, так, что можно было различить черную линию на белой бумаге, он достал обрывок карты и попытался определить свое нынешнее местонахождение — если на этом обрывке оно вообще значилось. Между большими точками были проставлены крошечные красные цифры — расстояния в милях Древних, если придерживаться дорог. По его расчетам он, наверное, в трех днях пути от города — если, конечно, сейчас он находится там, где думал. Три дня путешествия для сильного и не уставшего путника, но не для хромого калеки. Если бы у него сейчас была лошадь.

Но воспоминание о Ярле и табунщиках выбросило эту мысль из головы. Если он заявится в лагерь степняков и попытается выторговать себе лошадь, то Звездный Капитан прознает об этом. А неопытному новичку украсть лошадь из отлично охраняемого табуна — вещь почти невозможная, даже если бы он был полностью здоров. Но он не мог избавиться от своего желания, даже повторяя этот аргумент, полный здравого смысла.

Лура отправилась на охоту. Она вернется с каким–нибудь трофеем. Форс подтянулся, стиснув зубы от боли, пронзившей весь его левый бок. Ему придется сделать себе какой–нибудь костыль или трость, если он хочет двинуться дальше в путь. Среди дров, до которых он мог дотянуться, была часть ствола молодого деревца, почти прямой, и Форс отсек сучья и ветки и обтесал его. С помощью этого импровизированного костыля он смог передвигаться, и чем больше он двигался, тем больше пропадала одеревенелость. Когда Лура вернулась, притащив в зубах жирного индюка с розовыми перьями, он был в более приподнятом настроении и уже готов был позавтракать.

Но когда они двинулись в путь, скорость их передвижения явно не была быстрой. Когда Форс чересчур сильно опирался на левую ногу, ее пронзала такая сильная боль, что сквозь стиснутые зубы у него вырвалось шипение. Он инстинктивно свернул на бывшую когда–то дорогу, ведущую к ферме, и начал пробиваться сквозь заросли кустарников, тяжело опираясь на свою палку.

После дождя каждая пядь открытой земли превратилась в хлипкую грязь, и Форс боялся, что поскользнется и упадет. Лура все время тихо и заунывно рычала, жалуясь на непогоду и слишком медленный темп хода. Но она не оставляла его, как могла бы сделать, и Форс постоянно разговаривал с ней.

Наконец они добрались до автострады, и Форс свернул на нее: она тянулась в нужном ему направлении. Дождевые потоки нанесли на асфальт землю, образовавшую слой почвы, на котором пустили корни колючие растения; но даже такие условия были предпочтительнее для передвижения, чем влажная земля. Лура носилась впереди, производя разведку среди кустов и высокой травы, которыми поросли края дороги, нюхая ветер в поисках незнакомых запахов, время от времени тряся головой или энергично махая лапами, чтобы стряхнуть капли дождя.

Внезапно она выскочила из–за кустов к Форсу и принялась толкать его всем телом, мягко принуждая отступить его к тянувшемуся неподалеку кювету. Форс уловил ее настоятельное предупреждение и пополз в укрытие со всей возможной для него скоростью. Прижавшись к липкой красной стенке глинистого обрывчика, упершись в дно руками, он ощутил содрогание земли задолго до того, как услышал стук копыт, вызвавших его. Затем в поле зрения оказался табун лошадей, рысью бежавших по древней дороге. Пару секунд Форс искал взглядом табунщиков, а затем понял, что ни на одной из этих лошадей нет ярких расцветок, которые обозначали принадлежность их степнякам. Наверное, это были дикие животные: несколько кобыл с жеребятами, храпящий жеребец со шрамами схваток на плечах и еще несколько свободно бегающих молодых.

Впрочем, здесь была одна гнедая кобыла без жеребенка, с грубой, неухоженной шкурой и усаженным репейником хвостом и гривой черного цвета. Она постоянно отставала, останавливаясь, чтобы пощипать травы, за что в конце концов заработала болезненный укус от жеребца. Она пронзительно заржала, проворно лягнув копытами, после чего стремительно умчалась вперед, оставив всех остальных лошадей позади. Форс с сожалением наблюдал за ее бегом.

Если бы у него сейчас были здоровы обе ноги, то он мог бы попытаться поймать ее. Но бессмысленно было думать об этом.

Табун свернул за поворот и скрылся из виду. Форс на мгновение перевел дух, а потом снова выбрался на дорогу. Там уже была Лура, вытирая передние лапы о травяной ковер, уставившись вслед исчезнувшим лошадям. Для нее не было разницы между этими жеребятами и теленком, которого она задрала — просто мясо, которое годилось в пищу. И сейчас она думала о том, чтобы отправиться вслед за таким обилием пищи. Форс не стал спорить с ней, он все еще думал о кобыле, которая бегала так свободно, повинуясь лишь собственным желаниям.

Не прошло и часу, как они догнали табун. Дорога неожиданно ныряла в долину почти чашееобразной формы. На дне ее росла густая и высокая трава, которую пощипывал табун, и на полпути вверх по склону на страже стоял жеребец.