Работа по распределению - Зинаида Шедогуб

– Всё, – думаю я при каждом торможении на повороте, – сейчас изнасилуют и выбросят меня в пропасть… И почему именно со мной происходят подобные истории?

А горы всё круче и круче. То над нами нависают лысые скалы, то с пологих склонов сползают леса. Дорога бежит у самой пропасти, и, кажется, ещё мгновение – и мы полетим в бездну…

Но вот машина преодолела перевал и легко покатилась вниз.

Водитель изо всех сил пытается сдержать этот бег.

Дружелюбно гляжу на него: он мой спаситель. Рыжеволосый.

Светлоглазый. Хорошо говорит по-русски… Что было бы, если бы на его месте оказался кто-то другой…

А за окном мелькают леса. Прохладно. Сказочно. Сквозь зеленые, жёлтые, пурпурные кроны едва пробиваются лучи солнца. К небу тянутся дубы, грабы, ясени, кое-где плющ и дикий виноград удавом сжал их стволы, пытаясь сбросить с древесины изумрудные моховые шубки. В раскрытое окно ветки протягивают мне жёсткие ладони блестящих листьев.

Внизу появляются следы пребывания человека: заброшенные сады, полуразрушенные овчарни, сваи – остатки от моста на перегородившей дорогу горной речке.

– Тут мелко. Мой вездеход пройдет, – утверждает шофёр, направляя машину через поток.

Скорая легко преодолевает препятствие, но на середине реки фыркает, чихает и захлебывается. Парни дружно прыгают в воду и, ругаясь, уходят, чтобы найти какой-нибудь транспорт и вытащить из воды машину.

Сижу в кабине и смотрю на стрелки часов. Всё… Можно уже не спешить: опоздала… Да… Судьба вертит мной, как хочет. Значит, не суждено мне быть с Аликом: жизнь приготовила мне другой сюрприз…

А внизу бурлит и злится вода, бьётся о колёса машины, тщетно пытаясь вытолкнуть её из потока. Смотрю на этот водоворот, вспоминаю другую речку и думаю уже в который раз:

– Зачем я здесь?

Вынимаю из сумки блокнот и ручку и пишу отцу:

"Здравствуйте, дорогой мой папочка Федечка! Я жива, здорова и очень скучаю… Наверное, зря не послушала Вас и не осталась дома…

Теперь так часто вспоминаю Краснодар, и Чёрный Ерик, и нашу славную

Кубань и понимаю: нет её краше на всей Земле. Как хочется пронестись в лодке по каналу, поехать на рыбалку на лиманы или Азовское море!

Сейчас мечтаю лишь о том, чтоб быстрее прошло время и я возвратилась домой…"

Гортанные крики кавказцев отвлекают меня от письма. Горцы, стегая волов кнутами, пытаются загнать скотину в речку, чтобы вытянуть из воды машину. Быки, упрямо расставив ноги, ревут, изо всех сил упираются, словно их гонят на убой… Мои спутники тоже что-то кричат и бьют животных. Мокрые, забрызганные водой и грязью, они выглядят измученными.

– Им уже не до любви, – с ехидством думаю я. – Теперь бы только добраться до любого населённого пункта – и в обратный путь…

Побывала в Орджоникидзе… Что буду завтра врать на работе?..

Мне повезло: ребята, выбравшись на шоссе, остановили автобус, и к вечеру я была уже в ауле.

Меня удивил свет в окнах и чей-то гомон.

Захожу: в комнате на табуретке сидит Марина и о чём-то говорит с

Пятимат. Она, как мусульманка, закуталась в платок, и только карие очи печально глядят на меня. Ни о чём её не расспрашиваю: и так всё ясно: муженёк украсил лицо фонарями…

– Ты только погляди… – приоткрывает она край платка, после того как нас покидает Пятимат. – Только не испугайся…

Распухший нос. Синие вздутые губы. Царапина на правой щеке…

– Да, поработал на совесть, – шепчу я. – А как же ты пойдешь в школу?

– Что-нибудь придумаем… Ты всем расскажешь, что у меня страшная зубная боль, а пока будем лечить зубы, синяки сойдут…

В понедельник я не стала героиней дня: все только и говорят о

Марине, расспрашивают о здоровье её матери, да и о ней самой.

Неумело вру о бессонной ночи, о страшной зубной боли, и все верят… И только Рамзан с улыбкой на устах слушает наши страшные истории и с сарказмом в голосе спрашивает:

– А что ж ты, Верочка, не в платке? Всё прошло нормально?

Ох, как злит меня его вечная ирония и его всезнайство. Иногда кажется, что он следит за мной. А это так раздражает…

После занятий иду в общежитие к Наташе: надо ей помочь. Она так беспомощна с ребёнком: ни приготовить, ни постирать… Её одно спасает: в груди есть молоко, так что малыш выживет… Наташа спит на кровати, рядом с ней, у груди, лежит Русланчик, держит во рту сосок и лениво сосет. Подруга так худа, так бледна, что на неё больно смотреть…

Присматриваю и себе уголок… Здесь поставлю раскладушку и буду помогать Наташе. Так не хочется жить на старой квартире: Хусейн каждый день мечется по двору: начал строить новый дом для молодой жены. Ему помогают мужчины всего аула. Везде строительный материал, чужие люди, грустная Пятимат – дом-корабль уже не привлекает.

А если к Наташе приедет Сулейман? Тогда на ночёвку придётся возвращаться на старую квартиру, к Марине.

Последний день занятий в первой четверти совпадает с днем моего рождения. Рамзан, широко улыбаясь, зазывает меня кабинет, вручает мне духи "Красная Москва" и взволнованно говорит:

– Поздравляю, поздравляю, Верочка, с Днем твоего рождения…

Счастлив работать с тобой…

Надо бы поблагодарить его за внимание и заботу, но я почему-то всегда боюсь оставаться с ним наедине и открываю дверь в коридор.

Рамзан замечает мой страх и тут же переводит разговор:

– Пойдем, Вера, в пятый "А": тебя ждёт сюрприз…

Входим в классную комнату: Микаил играет на гармошке "Лезгинку", а Ваха, стройный, красивый мальчик, не танцует, а словно плывет в танце, гордо расправив плечи, вскидывая руки, как крылья, то влево, то вправо, то надвигаясь на Милану, то вновь уходя от неё…

Мы садимся за стол и аплодируем детям. Танцы сменяются песнями, и я удивляюсь, как живо здесь народное искусство. Если бы сейчас ребята попросили меня исполнить народный танец, то я бы опозорилась…

После уроков приглашаю детей в лес: дома ведь у меня нет… Вот там раздам им конфеты, побегаем, поиграем, чтобы не замерзнуть…

Пообщаемся часа два и разойдемся. По дороге к нам присоединяется Али.

– Я сам люблю бродить по лесу, когда всё надоест, но сегодня,

Верочка, ничего у тебя не получится: вон гляди: лес оцепили военные, милиция… Кого-то ищут…

– А, может, пропустят?

Подхожу к офицеру со своей просьбой…

– Ты что с ума сошла? – грубо отвечает он. – Из тюрьмы бежал убийца… Где-то тут прячется в лесах… А ты со своими детьми…

Марш отсюда по домам… Всё вас, русских, на приключения тянет…

Мне неловко перед ребятами: они ведь всё понимают…

Извиняясь, раздаю ребятам конфеты, и они неохотно расходятся по домам.

В центре аула многолюдно. У сельсовета на корточках сидят в белых одеждах древние старики, которых раньше я никогда не видела. На площади стоят чёрные "Волги", рядом с ними – высшее начальство