Стихотворения. Книга стихов - Ирина Ратушинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«О, вы знаете слово?..»
О, вы знаете слово?Да вы не поляк ли, мой милый?Королеве положено длинное платье,Да старушечий глаз —Присмотреть, чтоб достойно грешила,Чьи-то перья в пыли — да любовь —Да на чётках распятье.А у нас холода да беда —Не сезон для элегий.И на наш эшафотне прольётся холопская жалость.Королевское «нет» нам осталось —Из всех привилегий.О, не спорьте, мой милый.Уж вам ли не знать, что осталось.
1982 Киев«Где я видела мокрую ветку на стёртых камнях...»
Где я видела мокрую ветку на стёртых камнях,И торговку черешнями в шляпке немыслимых роз,И кофейню с железным ангелом на дверях —Где я видела?Безнадёжный вопрос.Я не помню даты, врезанной во фронтон,Я не слышу города, что грустит по моим шагам.Мне пора идти,Оставляя всё на потом —На бессонницу через сотню лет —Плач по тем берегам,Что когда-то стыли вечером; сохла соль,А волна целовала руку и умерла.Все дорожки к месяцу отливали в смоль,А одна уводила вверх, и была бела.А вослед звенели окнами допоздна,Но уже голоса кузнечиков и детейСтановились меньше,И капала тишина.Только плакал старый трамвайчик между путей.
1982 Киев«Мы словесно непереводимы...»
Мы словесно непереводимы.Что стихи? Это запах дыма —Не тому, кто курит, а рядом.Аромат, переставший быть ядом,Синь-трава, невесомое дело!А когда потянет горелым —Так положено. Все это знают.Неизодранное знамяСуществует до первого боя.Выше!Вот уже — в клочья!С тобою —Бог,А кто за тобой — невредимы,Только волосы пахнут дымом.А другой судьбы просто нету.На роду российским поэтам —Быть простреленными, как знамёнам.А потом уже — поимённо.
1982 Киев«В идиотской курточке...»
В идиотской курточке —Бывшем детском пальто,С головою, полной рифмованной ерунды,Я была в Одессе счастлива, как никто —Без полцарства, лошади и узды!Я была в Одессе — кузнечиком на руке:Ни присяг, ни слёз, и не мерять пудами соль!Улетай, возвращайся —Снимут любую больПыльный донник, синь да мидии в котелке.Мои улицы мною стёрты до дыр,Мои лестницы слизаны бегом во весь опор,Мои скалы блещут спинами из водыИ снесёт с Соборной площади мой собор.А когда я устану,Но встанет собор, как был —Я возьму билет обратно в один конец:В переулки, в тёплый вечер, в память и пыль!И моя цыганка мне продаст леденец.
1982 Киев«Не лгут зеркала...»
Не лгут зеркала,Да пока им и незачем врать.И самый внимательный глаз не заметит старенья.Ну что же — печаль...Но какая осанка и стать!Ну что ж — одиночество...Да, но ещё не смиренье!Мудрее замужних —В дождях и бездонном труде,В речах и одежде —Изящней бессмысленно-юных,Но так бесконечно добры в настоящей беде,Но так напряжённо — до боли —натянуты струныСветлейшей души —Ну, возможно ли не полюбить!Вам, ясновельможная, сердце моё — без остатка!Смущённая нежность,Последней гордыни остатки,И страх вечерами: а ну как решит, что не быть?
1982 Киев«А вот и я: над газовой плитой...»
А вот и я: над газовой плитой,В безукоризненном двадцатом векеВся, до оборочки! Подделки никакой.Четвёртый час. Отяжелели веки,Но теплится беседа, как свеча,И не успеет догореть — как утро!Мне возражают. Ласково и мудро.А я упрямствую. Движением плеча,И шёпотом, и вот почти слезами —Упрямствую!Мне так немного лет,Что я сужу, не пользуясь весами,Но зная окончательный ответ.И где уж мне за кофе уследить!Вот он сбегает на плиту победно,Безумствует, и пляшет, и чадит,И дышит пеной из кастрюльки медной.А я кидаюсь, обрывая спор,Спасать! И мы запутались руками...Кофейный бунт подавлен.Тихнет пламя.И я опять несу упрямый вздор.Мне возражают, ласково... Нет силы!Я вверх гляжу, дыханье задержав.А впрочем, я давно уже забылаИ сущность спора,И того, кто прав.
1982 Киев«А тебе показалось, что ночь...»
А тебе показалось, что ночь —и прожектор в окно!Ты вскочил, просыпаясь.Но это был просто рассвет.До будильника час —на последние сны, мой родной!Постарайся уснуть.А что птицы — ещё не в листве —В набухающих ветках,по первому пуху — орут —Это значит: сегодня взорвутся зелёным леса!Трудный день впереди.Отпусти на привычный маршрут —Паруса и полёт —Сколько там остаётся минут...Не достанут,Никто не достанет твои паруса.
1982 Киев«Раз пора облака загонять и доить...»
Раз пора облака загонять и доить,В кабаках откупоривать вина,Пани — утренний грим на вечерний сменить —Наступает szara godzina.[2]Но трёхцветные кошки, как флаги, царят,Но парят витражи леденцами,Но неоновых трубок цыганский парадВ ритме пульса мерцает.О, я вижу тебя — как глаза ни закрой —Ты стоишь, негасима...Над отчизной моей —Первой или второй? —Наступает szara godzina.Но пройду я по улицам сквозь патрули,Ветром Гданьська ночного.Как израненный пёс,Сердце молча болит:Знать бы нужное слово!Знать бы польское слово — не может не быть —Что дарует свободу!На остатке дыханья — все песни забыть —За высокую оду!Чтобы всё — в твой костёр,В твой костёл, в твой прибойЦвета пепла и мела...Кровь на стыках, как поезд, грохочет тобой:Nie zqinela![3]
1982 КиевПеред этапом
«Из незнакомого окна...»
Из незнакомого окнаСкупой огонь дрожит и льётсяДа отражённая лунаПлывёт, как яблоко в колодце.И всё.Ни пса и ни звезды.Минуты капают, но мимо...Как сердце, падают плоды,Но дрожь земли неощутима.Кем нам назначен этот час —Души немое предстоянье?Себе ли ищем оправданья?Виним ли время, горячась?Без слов тоскуем ли по дальним?И ловим зов, хоть не слышныНи голоса, ни звук кандальный.Но посредине тишиныВозможно ль этот зов опальныйЗа отпущение виныПринять?
1982 ночью перед арестом, село Лышня«Молоко на строке не обсохло...»
Молоко на строке не обсохло,А отчизна уже поняла,И по нас уже плакали ВОХРы,И бумаги вшивали в дела.Мы дышали стихами свободы,Мы друзьям оставались верны,Нас крестили холодные водыОтвергающей Бога страны.А суды громыхали сроками,А холопы вершили приказ —Поскорее прикрыть медякамиПреступление поднятых глаз.Убиенны ли, проданы ль братьями —Покидаем свои города —Кто в безвестность,а кто в хрестоматию —Так ли важно, который куда?Сколько выдержат смертные узы,На какой перетрутся строке?Оборванка российская муза,Не умеет гадать по руке.Лишь печалится: ай, молодые!Неужели и этих в расход?Погрустит и пойдёт по России.Озари ей дорогу, Господь!
1982 тюрьма КГБ, Киев«Моя тоска — домашняя зверюшка...»
