Эпоха Павла I - Вольдемар Балязин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корректива к похвале
Однажды пламенный обожатель Суворова Федор Васильевич Ростопчин написал секретарю Суворова Егору Борисовичу Фуксу: «Участь ваша завидна: вы служите при великом человеке. Румянцев был герой своего века, Суворов – герой всех веков».
Фукс прочел эти слова из письма Ростопчина Суворову, и тот ответил: «Нет! Суворов – ученик Румянцева!»
Девизы Суворова
В практике русской геральдики известны случаи, когда дворянин, получая титул, менял девиз, стараясь сохранить основной смысл его прежнего родового девиза. Наиболее ярко видно это на примере великого Суворова.
Девиз дворян Суворовых гласил: «Вера, наука, честь». Когда же за победу над турками, произошедшую на реке Рымник 11 сентября 1789 года, Суворов был пожалован «графским Российской империи достоинством» с добавлением к фамилии Суворова приставки «Рымникский», то ему повелено было иметь девиз «За веру и верность». Однако впереди его ждал новый титул князя Суворова-Италийского, преподнесенный старому воину в конце его жизни, 8 августа 1799 года, за совершение беспримерного в истории похода в Италию и Швейцарию. И тогда Суворов, уже как князь Италийский, снова переменил девиз, который теперь звучал так: «За веру и ревность».
Хвостов и Суворов
Сестра Суворова, Анна Васильевна, была замужем за князем Иваном Романовичем Горчаковым, а ее дочь, княжна Горчакова, была замужем за немолодым уже Дмитрием Ивановичем Хвостовым, о котором уже говорилось. Более всего известен был Хвостов тем, что писал плохие стихи. О нем говорили, что он поставил перед собой задачу смешить своими стихами несколько поколений русских читателей. Следует добавить, что у княгини Анны Васильевны Горчаковой были три дочери, и ни одна из них не блистала ни умом, ни красотой.
Что же касается жены Хвостова, Аграфены Ивановны, то современники утверждали, что она едва ли не столько же славилась глупостью, как родной ее дядя Суворов победами.
Когда Хвостов породнился благодаря своей женитьбе с великим полководцем, то неудобно было не сделать Хвостова придворным, да и Суворов как-то намекнул Екатерине II, что его новый родственник не прочь получить какой-нибудь придворный чин.
Екатерина сделала это в угоду Суворову и велела Хвостову быть камер-юнкером.
Чин камер-юнкера давали юношам из знатных фамилий, а для пожилого графа это было почти нелепицей. И когда близкие Екатерине люди заметили ей, что случай с Хвостовым по меньшей мере странен, она ответила:
– Что мне делать? Я ни в чем не могу отказать Суворову: я бы сделала Хвостова фрейлиной, если бы Суворов этого потребовал.
Завещание Суворова Хвостову
Суворов очень не одобрял страсти Хвостова к стихотворчеству и не раз просил его жену, а свою племянницу Аграфену Ивановну, которую в семье звали Татьяной, силой любви убедить мужа отказаться от его несносного увлечения, из-за которого в Петербурге многие уже звали графа Митюхой Стихоплетовым. А между тем Суворов любил Хвостова и, чувствуя приближение смерти, велел отвезти себя в его дом.
Умирая, Суворов сказал Хвостову:
– Любезный Митя, ты добрый и честный человек! Заклинаю тебя всем, что для тебя есть святого, брось твое виршеслагательство, пиши, если уже не можешь превозмочь этой глупой страстишки, стишонки для себя и для своих близких; а только отнюдь не печатайся, не печатайся. Помилуй Бог! Это к добру не поведет: ты сделаешься посмешищем всех порядочных людей.
Хвостов, распрощавшись с умирающим, возле которого остались его камердинер Прохор и врачи, вышел к родственникам, сидевшим в соседней зале, и те спросили, каков Суворов.
– Увы, – отвечал Хвостов, утирая платком слезы, – хотя еще и говорит, но без сознания, бредит.
Полный титул нашего героя
Титул Александра Васильевича Суворова в конце его жизни был короче титула Потемкина, но едва был ли менее значительным. Вот он: «Граф Суворов-Рымникский, князь Италийский, граф Священной Римской империи, фельдмаршал русской и австрийской армий, генералиссимус русских сухопутных и морских сил, великий маршал пьемонтских войск, наследственный принц Сардинского королевского дома, кузен короля, гранд королевства, кавалер всех русских и многих иностранных орденов».
Избранные мысли и афоризмы Суворова
• Без добродетели нет ни славы, ни чести.
• Будь чистосердечен с друзьями твоими, умерен в своих нуждах и бескорыстен в своих поступках.
• В бою смены нет, есть только поддержка. Одолеешь врага, тогда и служба кончится.
• Всякий воин должен понимать свой маневр.
• Где пройдет олень, там пройдет и солдат.
• Гляжу на предметы только в целом.
• Горжусь, что я – россиянин.
• Грех – напрасно убить.
• Дисциплина – мать победы.
• За ученого трех неученых дают.
• И в нижнем звании бывают герои.
• Искренность отношений, правда в общении – вот дружба.
• Как бы плохо ни приходилось, никогда не отчаивайся, держись, пока силы есть.
• Кто напуган – наполовину побит.
• Легко в учении – тяжело в походе, тяжело в учении – легко в походе.
• Мы – русские, и потому победим.
• Не бойся смерти, тогда наверное побьешь. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
• Негоден тот солдат, что отвечает: «Не могу знать».
• Непреодолимого на свете нет ничего.
• Пока идет бой – выручай здоровых, а раненых без тебя подберут. Побьешь врага – всем сразу легче станет: и раненым, и здоровым.
• Праздность – корень всему злу, особливо военному человеку.
• Расположение к человеку – желать ему счастья.
• Сам погибай – товарища выручай.
• Скорость нужна, а поспешность вредна.
• Служба и дружба – две параллельные линии: не сходятся.
• С юных лет приучайся прощать проступки ближнего и никогда не прощай своих собственных.
• Только не отнимайте у меня при конце дней пещись (заботиться. – В. Б.) о пользе Отечества.
• Трудолюбивая душа должна всегда быть занята своим ремеслом, и частые упражнения для нее столь же живительны, как обычные упражнения для тела.
• Я люблю правду без украшений.
КОМПЛОТ ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫХ КРАМОЛЬНИКОВ
Заговорщики
Пока Павел торжествовал победу над Суворовым, изгонял и возвращал в полки и канцелярии сотни чиновников и офицеров, преподавал солдатам фрунт и экзерцицию, тратил время на множество мелочей, от дворцового этикета до составления программ и сценариев свадеб и приема послов, – окружавшие его придворные ловили себя на мысли, что так долго продолжаться не может. Многие вельможи и сановники, испытывавшие чувство ответственности за судьбу России, задавались вопросом: «Доколе коронованный безумец будет безнаказанно играть судьбами многомиллионного народа? И что же следует предпринять, чтобы сей губительный порядок вещей переиначить и спасти Россию от тирана?»
Вывод был один: дворцовый переворот и насильственное устранение императора от власти.
Во главе заговора оказался вице-канцлер Российской империи, генерал-майор и камергер граф Никита Петрович Панин, племянник графа Никиты Ивановича Панина – ближайшего сподвижника Екатерины II и главного воспитателя Павла Петровича в бытность его цесаревичем.
Никита Петрович в юности был другом цесаревича Павла и его камер-юнкером. Однако их отношения расстроились из-за неодобрительного отношения Панина к роману Павла с Нелидовой. Он защищал интересы Марии Федоровны, с которой его тоже связывали добрые отношения. В конфликт вмешалась Екатерина, взяв Панина под свое покровительство, назначив камергером своего двора и присвоив звание генерал-майора.
Как только Екатерина II умерла, Павел уволил Панина из армии, отправив послом в Берлин.
В 1799 году его вернули в Петербург и назначили вице-канцлером Коллегии иностранных дел. Панин был убежденным сторонником ограниченной монархии, которая опиралась бы не на народное представительство, а на просвещенную родовую аристократию. Наблюдая развитие событий, Панин опасался как за судьбу династии, так и за судьбу дворянства, которое для него ассоциировалось с судьбой России. Панин считал, что если Павел останется у власти, то можно ожидать революции или народного бунта, подобного пугачевскому, и тогда погибнет не только правящая династия, но и все российское дворянство.
Итак, перед холодным, рассудочным вице-канцлером встал вопрос: можно ли, рискуя судьбой Отечества, терпеть на троне «умалишенного» или же следует отстранить его от власти? Но он не мог исповедовать другой религии, кроме легитимности и верности монархии.
Панин был против Павла, но не был против династии. Более того, переворот для него был крайней мерой именно для спасения династии, ибо законных путей выхода из кризиса он не видел. Поэтому вице-канцлер сразу же решил вовлечь в заговор Александра, чье согласие на отстранение Павла могло развязать руки заговорщикам. Зная мягкий характер наследника и его нелюбовь к крайним мерам, Панин отбросил возможность убийства Павла, а решил, что достаточно будет объявить императора умалишенным, требующим опеки, и назначить над ним регента – Александра. Однако на это потребовалось бы согласие Сената, получить которое было нереально.
