Раненые звёзды – 3: Книга Ветра и Крови - Котов Сергей

– Допустим, – кивнул я.

– Потому что это развитие было запрограммированным, – продолжала Гайя, – полностью. От начала и до конца. Вы – искусственные создания, Гриш. Причём программа, которая вас породила, программа развития жизни она такая… гибкая! Многократно резервированная! Она – восхитительна в своём совершенстве. А я – лишь системный сбой из-за незапланированного внешнего вмешательства. Моё появление – результат редчайшего стечения обстоятельств…

– Ты специально оставила нас двоих? Потому что мы давно знаем, что созданы искусственно?

– Отчасти, Гриш, – Гайя довольно натурально вздохнула, – но не это самое главное. И не это меня напугало… не это само по себе, если точнее.

– Поясни, пожалуйста, – попросил я.

– Кай представитель человечества первой версии, – продолжала Гайя, – Гриша, скажи, когда ты был в их мире, он не показался тебе каким-то излишне… утопичным? Нереальным?

Мы с Каем снова переглянулись.

– Пожалуй, было немного, – кивнул я, – но, знаешь ли, с учётом обстоятельств мне было не до критического восприятия окружающей реальности.

– Фокус разума в сообществе первого типа был сосредоточен на индивидууме. Марсиане – естественные индивидуалисты, Гриша. У них механизмы общего бессознательного рудиментарны. Поэтому их цивилизация так однородна, – продолжала Гайя, – и для верности прогресса был создан противовес: точно такая же цивилизация на соседней планете. В результате – неизбежная конкуренция за ресурсы в системе, войны и развитие. И знаешь, для чего это было нужно Гриш?

– Иначе они был успокоились… – тихо ответил я.

– Верно! – ответила Гайя, – у них бы случился вечный золотой век гармонии с природой. Они бы отказались от экспансии. Но цивилизации первой волны погибли в результате известных тебе событий. Люди стали слишком шустрыми и смогли взломать механизм контроля за ними. Использовали против себя самих… и тогда возникла цивилизация версии два. На Венере. Первый эксперимент по использованию коллективного бессознательного. И снова фиаско: когда мир был уже почти готов – структуры, объединяющие индивидуумов в мыслящие кластеры, стали слишком самостоятельными. Они научились дробиться. Я мало про них знаю, вся информация, которая есть в моём распоряжении – косвенная. Но предполагаю, что мир погиб в результате войны двух или более вдруг осознавших себя идей.

– Это в чём-то похоже на то, что происходило… – я запнулся, – что будет происходить в двадцатом и в двадцать первом веках у нас.

– Похоже на то, – ответила Гайя, – и тут есть парадокс.

– Какого рода? – спросил я, – в чём парадокс? Создателям опять не удалось сбалансировать развитие?

– Нет, Гриша, – Гайя сделала секундную паузу, – не в этом. То, с чем мы столкнулись сейчас. Эти города. Это человеческие цивилизации версии три. И они совсем не похожи на то, что ты, Гриша, помнишь о своём будущем. Тут личностью обладают не отдельные людские особи, а их общее сознание. Эти города – не города в вашем понимании. Скорее, это похоже на организацию некоторых насекомых. Кстати, я почти уверена, что общественные насекомые создавались в процессе эволюции именно для обкатки и отладки окончательного механизма зарождения аналогичного уклада у по-настоящему разумных существ. Там, в городе, с вами общался его единственный настоящий обитатель. Достаточно развитый, чтобы взломать внедрённый вами генетических механизм, который не позволяет видеть обычным земным существам инопланетные технологические объекты.

Я молчал, наверно, несколько минут, пытаясь переварить эту информацию. Мои размышления прервал Кай:

– Но зачем этому коллективному разуму жертвы? И эти битвы ритуальные… – спросил он.

– Насчёт битв просто, – ответила Гайя, – они так получают реальный опыт, основанный на практике, который могут транслировать сразу на всех боевых особей, участвующих в единении. Вот Гриша, допустим, убил медведя. То, как он это сделал, было зафиксировано, транслировано, передано на хранение и записано на подкорку тому, кто выполняет роль боевых особей. С жертвоприношениями было сложнее разобраться, но и тут мне это удалось. Ребята, у вас нет необходимого уровня фундаментальных знаний, но я постараюсь объяснить. Ключевое тут – законы поведения и сохранения информации в нашей Вселенной. После определённого порогового значения разумное живое существо начинает оставлять неуничтожимый самоорганизующийся информационный след. После физической гибели носителя этот след какое-то время сохраняет информацию в доступности в виде проекции в многомерном континууме. В критической ситуации, незадолго до гибели, образуется что-то вроде связи между всей совокупностью этих следов и данной конкретной особью. Когда живое существо при смерти, эту информацию можно считать. Если знать, что считывать, быть в ментальном контакте с умирающим. Таким образом та личность, которая состоит из людей в городе, научилась воровать информацию извне. Это разгадка их быстрого прогресса.

– Постой, – вмешался я, – но что же тогда происходит потом? Почему города пустеют и исчезают?

– Ты ведь уже понял, да, Гриша? – Голос Гайи был грустным.

– Их… считывают?

– Да, Гриша. Полагаю, что так. Вместо того, чтобы пытаться дорастить до нужной кондиции целую огромную цивилизацию, нечто, программировавшее третью версию эволюции, пошло по пути постепенного сбора урожая. Отдельные города-муравейники быстро осознаю себя. Двигаются по пути развития. И достигают зрелости гораздо быстрее, чем сообщества предыдущего поколения. Но что самое замечательное: они всегда оставляют на планете «дикую рассаду». Из которой потом появляются новые города-муравейники. Да, возможно, для разового считывания такой город – это мелочь. Но за тысячелетия их накапливается более, чем достаточно. Этот способ, должна признать, значительно более эффективен, чем другие.

– Но для чего их считывают? Что берут? Это тебе удалось понять? – спросил я.

– Не до конца, Гриша, увы, пока не до конца, – Гайя вздохнула, – поэтому здесь я не смогу сказать тебе ничего нового. Зато благодаря этому контакту я разобралась, как работает любовный тюрвинг. И теперь окончательно смогу обезопасить вашу команду от распространения этой заразы. Более того, при необходимости я смогу создать любое количество подобных устройств.

– Лучше не стоит! – попросил я, – но всё же хоть какие-то хорошие новости… в наших обстоятельствах это уже не мало!

– Это не единственные хорошие новости, Гриша, – продолжала Гайя, – я только начала.

Мы с Каем переглянулись, но промолчали.

– Создание в городе не знает о моём существовании. Защита создавалась непреднамеренно. Да и не защита это вовсе. Просто то, что объединяет мой мицелий в единую мыслящую сеть несовместимо с основой его существования. Оно меня просто вытесняет. А я поступила очень дальновидно, что не стала пытаться взломать эту так называемую защиту силой. Потому что единственное, чего бы я добилась – это то, что обо мне бы узнали. Кем бы ни были считыватели, они бы получили сведения обо мне.

– Это… обнадёживает, – заметил я, – но всё-таки. Что же нам делать? Судя по тому, что я помню, у нас ведь как-то получилось создать нормальную цивилизацию?

– Нам предстоит проделать большую работу, Гриша, чтобы это стало реальностью. Но рассчитывать на память я бы не стала. Содержимое твоей головы, весь твой прошлый опыт, завязан на динамическую четырёхмерную систему. Проще говоря, оно меняется, в зависимости от того, что происходит здесь и сейчас. А ты, разумеется, не можешь этого ни отследить, ни осознать.

– Ясно, – кивнул я.

– Но это ещё не всё. Понимаешь, какая ситуация. Считыватели пока что не знают о моём существовании. А, значит, у нас есть возможность одним махом решить эту проблему. Понимаете, ребята?

– Не совсем… – ответил Кай.

– Мы можем попытаться их уничтожить, – ответила Гайя, – сделать так, что они не появятся в твоём будущем.

9