Республика ШКИД (большой сборник) - Алексей Пантелеев

...Однажды он зашел в "темненькую", в комнату, где жила Стеша, уже второй год служившая у Александры Сергеевны "за горничную и кухарку".

Стеша сидела на кровати и штопала чулок.

— Стеша, скажите, пожалуйста, — сказал Ленька, — вы в Учгедительное собгание голосовать будете?

— А что ж... Почему? И буду, — засмеялась Стеша. — Все будут, и я буду.

— А вы за кого будете голосовать?

— А это, Лешенька, мое дело. Об этом не спрашивают. Это называется тайна избирателя.

— Хотите, я скажу, за кого вам голосовать? — сказал Ленька. И, оглянувшись, шепотом договорил: — Вы за девятнадцатый номер, за партию казаков голосуйте.

— Вот еще! — усмехнулась Стеша. И, так же оглянувшись, таким же таинственным шепотом сказала: — А если я, представьте, за четвертый хочу?

— Какой это четвертый?

— Не знаете? Это партия большевиков называется.

— Как?.. Большевиков? Каких большевиков?

— А вот таких. Не слыхали? Это наша партия. Рабочая.

И, выдвинув из-под кровати свой маленький деревенский сундучок, где хранилось все ее небогатое имущество — ситцевые платья, платки, башмаки, банки с помадой, пустые коробки из-под конфет, пастилы и мармелада, — Стеша порылась в нем и достала сложенный вчетверо плакат, на котором был изображен усатый широкоплечий человек в черной кепке, державший в поднятой мускулистой руке белый конверт с надписью "№ 4".

"Эх, жалко я не нарисовал ничего на своих плакатах", — подумал Ленька. Он представил, какого замечательного, усатого и чубатого казака с пикой наперевес можно было бы изобразить на плакате. Но теперь было поздно этим заниматься.

Укладывая на место вещи, Стеша уронила на пол какую-то фотографию. Ленька поднял ее. На толстой пожелтевшей, с обломанными углами карточке довольно большого, "кабинетного" размера был изображен высокий усатый человек в черной, похожей на круглый пирог барашковой шапке и в длинном, наглухо застегнутом зимнем пальто с таким же барашковым воротником.

— Кто это? — спросил Ленька.

— Да это ж мой брат, Лешенька, — с улыбкой ответила Стеша.

— У вас разве есть бгат? — удивился Ленька.

— Есть, детка.

— А где же он?

Стеша вздохнула.

— Далеко, Лешенька. Он до войны шесть лет в Сормове жил, на паровозном заводе работал. А сейчас — на войне, на фронте.

Человек на фотографии был чем-то похож на рабочего с плаката: такие же усы, такие же сильные широкие плечи.

— Он тоже большевик? — спросил Ленька.

Стеша не ответила.

Ленька еще раз посмотрел на карточку, посмотрел на Стешу.

— Вы не похожи, — сказал он.

— Ну вот, — обиделась девушка, отнимая у Леньки фотографию. — Очень даже похожи. Только что разве усов у меня нету...

Предвыборная борьба, в которую так неожиданно включился Ленька, отвлекла его от занятий, более подобающих его возрасту и положению. Осенью он должен был держать вступительные экзамены в реальное училище. Готовился он кое-как, наспех, в середине лета захворал коклюшем и месяц с лишним провалялся в постели. Неудивительно, что, когда пришла пора идти на Восьмую роту в мрачное казенное здание 2-го Петроградского реального училища, Ленька чувствовал себя не очень уверенно. Русский язык и закон божий он знал лучше, волновался главным образом за арифметику. Но именно здесь, на этом нелюбимом предмете ожидал его триумф, к которому он никак не был подготовлен.

Маленький, похожий на чижика человек (впоследствии оказалось, что фамилия его Чижов, а прозвище Чиж), подергал козлиную бородку, ехидно посмотрел на мальчика из-под золотых очков и сказал:

— А нуте-с, молодой человек. Подойдите ближе. Руки из карманов выньте. Так. Скажите: что будет тяжелее — пуд сена или пуд железа?

На Ленькино счастье, он слыхал когда-то эту шуточную задачу. Но как она решается, он забыл.

"Железо, конечно, тяжелее, — подумал он. — Но тут какой-то подвох, тут что-то наоборот..."

И, собираясь перехитрить экзаменатора, он уже хотел сказать: "Конечно, пуд сена тяжелее". Но взглянул на Чижика, который смотрел на него посмеиваясь и накручивая жидкую бороденку на блестящую пуговицу вицмундира, вовремя спохватился и хриплым голосом, громко, по-солдатски ответил:

— Пуд пудом и будет.

— Молодец. Соображаешь, — осклабился Чиж, показывая прокуренные зубы. Можешь идти. Выдержал.

На следующее утро, явившись с матерью к подъезду реального училища. Ленька увидел свою фамилию второй в списке выдержавших приемные испытания в первый класс. Впоследствии он узнал, что эту задачу про сено и железо Чиж задает на экзаменах почти всем поступающим. И даже самые способные и сообразительные редко отвечали правильно. Где же тут, в самом деле, сообразить, что сено и железо весят одинаково, если в эту минуту у тебя все поджилки трясутся, если перед носом твоим страшно блестят очки экзаменатора, сверкают пуговицы и ордена на его парадном мундире, если ты чувствуешь себя таким маленьким и потерянным в этой огромной зале, с высокими казенными окнами и с пустой золоченой рамой на стене, в которой еще совсем недавно стоял во весь свой невысокий рост самодержец всероссийский, государь император Николай II.

Первого сентября, облачившись в новенькую черную шинель и в черную с оранжевыми кантами фуражку, затянувшись кожаным поясом, на мельхиоровой пряжке которого были вытиснены буквы "2 ПРУ", Ленька отправился на молебен и на первый урок в училище.

Он плохо запомнил, как и чему учили его в реальном училище. Запомнился ему небольшой полутемный класс, высокая желтая учительская кафедра, сосед его по парте — сын книготорговца Тузова, которого учителя почему-то называли Тузов-второй; моложавый красивый священник-законоучитель, на каждом шагу говоривший "конечно" и "так сказать"; учитель словесности Бодров, которого почтительно именовали писателем, потому что у Бодрова была своя книга собрание пословиц и поговорок; инспектор Чиж и директор Дуб... Но вспомнить себя сидящим в классе, отвечающим урок или стоящим у доски или у карты Ленька не может. Гораздо лучше помнятся ему перемены. Перемен было даже как будто больше, чем уроков. Запомнились ему длинные училищные коридоры, по которым с криками "ура" носятся ученики младших классов; запомнилась большая уборная, где в клубах табачного дыма с утра до окончания уроков шумят реалисты-старшеклассники.

Спорят, ругаются, чуть не дерутся. Только и слышно:

— Большевики... Меньшевики... Эсеры... Мир без аннексий и контрибуций... Предатели... Оборонцы... Вешать вас надо!..

Ленька ничего не понимает, но стоит, слушает, хотя от папиросного дыма его давно тошнит и голова кружится.