Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов - Александр Петрушкин

Чпок

…чтобы покоились с миром палочки Коха

Светлана Чернышова

о господи мы выпав из тебялетим как мошка из глубин сибирскихс урановой рудой в одной рукес уродом восковым на колпакес трудом большим припоминая близких

мы край тебе свинцовая водавина виной но мне не удержатьсяи главная задача у з/котсюда прыгнувдо тебя добраться

о господи храни свою рудушугая вертухая и собакуураново здесь нам по глубинетвоей и прочее почти ужене жалко

о господи в крапленом колпакехитином тельника зажаты в кулакеурана Мельпомены пилорамыо господи прощай как я прощузаконника что приведёт к врачу

но больше вероятиечто в яму(2011)

Эфедрин

о бармаглотище немого языкаподохшая как яблоня ослицане вывезти ей по отстрел меняи отчего как эфедрин мне снитсясолёная под пятницу москвапохожая на воробья из детстваи лобзик вжик и вжик насквозь маняа кажется что в кадре этом

местность

как бармаглотище ты мой немой языкслепое яблоко – больнее мандаринаи как мне до тебя суметь дожитьпоскольку жизнь всё ж оказалась длиннойпоскольку наблюдая местность наспасёт и эфедрина не хватаети на глоток чужого языкакоторого никто ещё не

знает(2011)

«Не страшась приключиться вторично…»

Не страшась приключиться вторично,мы покажемся в этом лесухромосомном, от нас не отличном —с чёрной дырочкой в каждом глазу.

Кто щебечет про нас, кроме этих —неудобных на двух языках?Чьи пернатые руки в умершихищут слово для нас, кукушат?

С лошадиного света наскокомкто бежит здесь по нам босиком,раздавая, как милость, по крохамвслед за ним прилетающий дом?

Из-под клюва сирени мальками —он идёт и четыре гвоздято ли крыльями, то ли рукамиоткрывают у страха глаза.(2011)

Жажда

Как будто расступается вода —напоминая нам о тёмной жажде,надёжнейши упрятанной сюда,в её нутро, которое бумажно

распахано и вычерпнуто в дым,чтоб некий мальчик подымал завесу,держа в руке надёжный свой сим-сим —Да что вода? – он отступает к лесу,

как будто отступается река —Бог отодвинет небо перед нами,и будет наблюдать издалека,как бабочка играет с синяками

в сомнение о том, что он сюдасклоняется, на корточки садится,живёт как мы, что жажда так сильна,что водопой приходит [с] рук напиться.(2011)

Идиот

вот брошен я в свою странунаброшены собаки – стайспастись удастся никомув солёной горсти в горекрайвот сброшенный смотрю на светкуда которым я лечуи чунями по мне воследидёт которому врачуон синеглазый идиотидёт и видит полный врагсобачий тает лай в ответи заполняет свет оврагза эту дряхлую странуответь мой местный идиотискусственно дыханье здесьи снег летит поручно в ротзакладывай мои словасердечным средством под языкя здесь по левому неправстрана фартовая Кирдыкполуслепой февральских смехпереходящий по рукамподмышкам пёстам я привыкк молениям – я по словамзамыслил от тебя побегмой чёрно-светлый идиот =свинцовый воздух изнутридыхания меня сотрёти будет утро день второйили четверг повздошный чассобака дышит в вену мнеприпоминая детский страхсобака дышит за щенятвот спрошен я в свою странуи чунями скрипит их вгляди идиота не помнутщенята слизывают кровьсвою с чужих по край ногтейи снег летит на ЖБИсо всех ночных как март аптеки замерзает мой языки пожирает идиотмой парашют и чёрный клыкон ложит снегом в нежный рот(2011)

2012 год

Свердловская элегия

Даниле Давыдову

Ты помнишь/не помнишь помятыйдавыдовский прочный сюртук,коньяк без лимона под горло —как шарф шерстяной или стук.всё ссут здесь поганые сукипо улице Сони Кривой,и делает боженька снимки,а может быть кто-то другой.

Ты помнишь давыдовский точныйглоссарий – пойдём за водой,где к потерялась за выдох,и топчет сугробы ногой[у К появляются губыи рыло с химмаша братка,ещё червоточные зубы,и даже желанье глотка].

Ты помнишь/припомнишь, как смертистихами закроенный полв коньяк заливался Сысертью,и пился за каждым углом,как ссали под окнами сукисливая челябу в ебург,и глобус крутил эти звуки,как будто бы ехал в Москву.

Ты помнишь, что вспомнится дата,когда разломали ребро[в закуске закрытые рядом]две суки и стало светлопод скрипом солёного снега,закрытого в каждом узле —лимон, в коньяке закипал иагукал Кальпидию в Че.

Ты помнишь, как небо, чирикнувв две спички, зажглось и спаслось,как двум, пережившим верлибры,по бабам мужицким спалось,Свердловск начинался сюртучный,все суки махали воследлимонного цвета платками,линяя в коньячный ответ.(15/12/12)

«Он перелистывал морщины…»

Он перелистывал морщинына 5/7 [пока] знакомойхалявной женщины [мужчиныих обступали беспокойно]…

Облизывая тощий палец,грач на плече пережимался,пережимали перья горло,и календарный свет кончался,

качались дети и деревья[и в них беззубые старухикачались в чаще равномернейи переламывали звуки

и перемалывали дёсныили кораблики из ивы]и перемаливали время,и отползали некрасивы

пернатые [почти] мужчины,зализывая тощий палецу скрипки под крылом грачиным.Царапнутый [в кровь] одеяльцем,

он перелистывал морщинына 6/7 [ещё] знакомойи дальней женщины [мужчиныжгли спички с краю перегона

и разгрызали тару молча,у чаши днище выгрызая],и [в свет укатанное] телогорело изнутри сарая

[молчали дети и деревья]одни морщины подавалиненужный вовсе этот голосиз веток в ветки. На вокзале

он перелистывал морщины[на 7/7 и незнакомой,и уходящей вдаль] причиныпосмертной близости бездомной

вот с этой проводницей, с этой[с другого рая подожженной?]везущей с краешку у скрипки,покусанной тоской недолгой.(14/12/12)

«Хрипящий волку под кустом…»

Хрипящий волку под кустом,уснувший в воздухе [в ракушку]грач, отсвиставший ярытам,хранит, как снедь, свою избушку.

[Поющий] как бы в небо [сам]он утрамбовывал отчаянье[до галечки на берегу]речь стоит своего молчанья.

И, поворачивая ключв костлявом горле древесины,идёт по-своему к врачу[как отражение из льдины]

заснувший в воздухе грачом.Чтоб одолелось расстоянье —ещё один метельный жнец,обеспокойный оченькрайне,

он держит под крылом билет,с ответом стырив водку с перцем,клюёт и пробивает дым,своё спелёнутое тельце,

он засвиставший ярытамгорит почти как стыд – так долго,что умирает [как бы сам]грач, просыпающийся волком.(12/12)

«Пока я умолкал, летела стружка…»

Пока я умолкал, летела стружка,летели в стружке мужики, передавалапо-бабски слухи, треснутая кружка,касаясь ртом отверстого овала.

В своих кульбитах сны пережигаядо копоти и дёгтя, в серых мордах,как жжёный сахар смерть пережидая,горела скрипка, становясь нетвёрдой.

Пока я умолкал с недетской оспойкрапленой речью щебет начиналамужицкая невыспанная свора,сидящая грачиной у вокзала.

Как цирковая публика и гоготбакланов, уходящий в три пятнадцать —вагон, гудел, переходя в семь сороки с дождевой водою обжимался.

Пока я умолкал, слепая кружка,наполненная светом вполовину,как [с венами проколотыми] чушкауспела выпить ангелов до льдины.

В толпы граненом животе, походныйобоз летал, как стрекоза над жиромземным, и плыл – как смерть и свет – безроднымнад тем и этим половинным миром.(10/11/12)

«Вот, и придурошная скрипка…»

Вот, и придурошная скрипка,в своём гранённом животевспенившись, булькает и гибкоплывёт по жестяной воде.

За ней из тьмы, крысиным хороми брассом, брешут мертвяки,бредут [незрячие по пояс]по горлу каменной реки,

как Ленин с лампочкою ватной,зажатой в восковой руке —с блатной походкой и [булатнойпочти-что] финкой в рюкзаке.

Идут и бабы, и мужчины,с дитями, вшитыми им в грудь,с сосками рыжими земными,что отдышаться не дают.

Своею собственной кончиной,где растворяется воде,ребёнком радуется скрипкас дарёным лаком в рукаве,

с дарёной стаей за спиною,похожей на густой плавник,с тобой, читатель, и со мною,младенцем [в бабе среди их],

в поход великий и богатый,плывущих между берегов,трещит придурошная скрипка,по шагу сбрасывая кровь.(9/12/12)

«Я сочинил (поскольку я подонок)…»