Автографы на картах - Сергей Попов

«Кольская экспедиция, — пишет много занимавшийся ее историей В. М. Пасецкий, — произвела детальную опись Кольского залива, о. Кильдина и Мурманского берега вплоть до границ с Норвегией. Работы опирались на 13 астрономических пунктов… Одновременно с картами была составлена лоция. Кольская экспедиция была важной вехой в гидрографическом обследовании северных берегов России»[49].

В марте 1827 года Рейнеке возглавляет Беломорскую экспедицию. Ей предстояло уточнить и дополнить только что напечатанный и уже устаревший «Атлас Белого моря с прилегающими заливами Онежским и Кандалакским…» Голенищева-Кутузова. Кандидатуру Рейнеке предложил «первый плаватель круг света» И. Ф. Крузенштерн. Большое участие в снаряжении экспедиции и успешном ее завершении приняли генерал-гидрограф Г. А. Сарычев и его помощник Ф. Ф. Шуберт.

В. М. Пасецкий в историческом очерке «Три Крузенштерна» много говорит о несправедливых гонениях на Крузенштерна со стороны Г. А. Сарычева, который якобы «довольно изобретательно устранял со своего пути восходящие звезды русской морской науки»[50]. Оставим на совести историка намек на то, что Ю. Ф. Лисянский и В. М. Головнин были отстранены от флотских дел «благодаря» Сарычеву. Вряд ли это так. Но неприязнь между Крузенштерном и Сарычевым действительно существовала. И кто в этом больше повинен, даже трудно сказать. Ну не любили люди друг друга. Однако, как свидетельствуют архивные документы, по основным вопросам морских исследований, в том числе и на Севере, сотрудничали тесно.

Тем более спорен вывод о том, что упраздненный в 1827 году Адмиралтейский департамент был «заменен более громоздким и обширным бюрократическим аппаратом, который похоронил многие важные проекты полярных исследований»[51]. Именно в результате образования в составе Главного морского штаба Управления генерал-гидрографа, то есть официального создания русской гидрографической службы, стали возможны многие гидрографические экспедиции. Последовавший же в середине XIX века спад интереса к освоению Северного морского пути вызван был более глубокими причинами, и в первую очередь серьезным кризисом производительных сил и производственных отношений в дореформенной, крепостнической России.

Однако вернемся к Беломорской экспедиции. Пять лет бриг «Лапоминка» грузоподъемностью 200 тонн и шхуны № 1 и № 2 по 45 тонн бороздили беломорские просторы, исследуя их как «береговою мерою», так и судовыми и шлюпочными промерами. Комплектование нижних чинов производилось по большей части из архангельских ластовых экипажей, где служили не годные к строевой службе больные и старые матросы, ко всему нередко до этого не видавшие моря. Офицерского состава постоянно не хватало. К тому же его текучесть была высокой — за время экспедиции в ней поработали 27 офицеров на тринадцати штатных должностях. Помимо Рейнеке лишь Иосиф Петрович Милюков да штурманы Иван Елисеевич Вепрев и Александр Петрович Селиверстов участвовали во всех плаваниях. Командиры шхун лейтенанты Николай Федорович Ломен и Андрей Логгинович Юнкер, которыми Рейнеке остался очень доволен в первую навигацию, на следующий год были отозваны в действующую Средиземноморскую эскадру. Их место заняли лейтенанты Василий Степанович Нелидов и Василий Андреевич Кротов.

Экспедиционные трудности подрывали здоровье моряков. Вернувшись больным из первого плавания, умер в 1829 году лейтенант Александр Григорьевич Котельников. Умер по возвращении из плавания осенью 1833 года лейтенант Иосиф Петрович Милюков. Недолгим был век участников экспедиции мичманов Иустина Игнатьевича Рубанова и Алексея Алексеевича Тверетинова.

Много раз экспедиционные суда были на краю гибели, и лишь находчивость командиров и самоотверженные действия экипажей предотвращали ее. Не менее сложными бывали высадки на берег. Так, вечером 25 июня 1827 года мичман А. М. Иванчин-Писарев и кондуктор корпуса флотских штурманов П. К. Пахтусов на двух шлюпках с шестнадцатью матросами отправились на остров Моржовец для строительства там знака и описи берега. Едва шлюпки отвалили от борта стоявшего на якоре брига, как неожиданно сорвался свирепый шторм с дождем. «Лапоминка» успела укрыться за подветренным берегом острова, а береговая партия, достигнув берега, не смогла поднять шлюпки на крутой склон, и их разбило. Двое суток люди провели на острове под проливным дождем и пронзающим ветром без огня, но задание выполнили.

Помощник Рейнеке Алексей Михайлович Иванчин-Писарев за участие в декабрьском восстании был сослан в Архангельск «для исправления образа мыслей под бдительный надзор начальства». Михаил Францевич был не только доволен деловыми качествами своего подчиненного, но и, судя по всему, во многом разделял его образ мыслей. По представлению Рейнеке Иванчина-Писарева вскоре произвели в лейтенанты, а в 1830 году назначили командиром «Лапоминки».

Результаты экспедиции Рейнеке оказались внушительными. За три лета было закончено обследование Северных кошек, выявлен подводный рельеф Мезенского, Онежского, Кандалакшского, Двинского заливов и устьев впадающих в них основных рек. Уточнено положение многих островов и приметных мест на берегах Терском, Канинском, Зимнем, Поморском, Карельском, для чего определен 31 астрономический пункт. Впервые в открытом море с помощью изобретенных Рейнеке приборов были поставлены исследования колебаний уровня моря и прозрачности воды. Особое внимание уделялось метеорологическим и магнитным наблюдениям, а также исследованию течений.

На основании данных Беломорской экспедиции в 1833 году были изданы «Атлас Белого моря», а потом и «Гидрографическое описание северного берега России» (сначала в 1843 году вышла II часть — Лапландский берег, затем в 1850-м I часть — Белое море), в предисловии к которому Рейнеке писал: «Это был первый опыт соединить описание гидрографических подробностей со сведениями о прочих свойствах описываемого края» (Ч. 1, с. VI). Петербургская Академия наук присудила Рейнеке за эти труды свою высшую награду — Демидовскую премию. А через пять лет его избрали членом-корреспондентом академии. К этому времени он был произведен в вице-адмиралы и назначен директором Гидрографического департамента и председателем Ученого комитета Морского ведомства.

Рейнеке до конца своих дней не забывал Север. По его проекту были открыты мореходные школы в Архангельске и Кеми. Он принимал активное участие в снаряжении, а потом опубликовал в основанных им «Записках Гидрографического департамента» отчеты новоземельских экспедиций П. К. Пахтусова, К. М. Бэра, А. К. Цивольки, С. А. Моисеева. Там, на Новой Земле, увековечены имена М. Ф. Рейнеке и почти всех его соратников по Беломорской экспедиции. Желающих с ними познакомиться поближе мы отсылаем к нашей книге «Архангельский полярный мемориал».

В результате описных работ новоземельских экспедиций было составлено более 30 карт и планов. Люди впервые увидели изображение восточных берегов Новой Земли. Еще перед Великой Отечественной войной на навигационных картах этих мест помечалось, что они составлены по работам Пахтусова, Цивольки, Моисеева. Приведем лишь некоторые статистические данные по этим экспедициям. Они порой выразительнее слов.

Только в трех зимовочных экспедициях гидрографы провели 1399 дней в Арктике, пройдя на судах, в шлюпках и пешком со съемками более полутора тысяч километров. Из 56 человек, участвовавших в них, 14 не вернулись в Архангельск, в том числе и прапорщик корпуса флотских штурманов Август Карлович Циволька. Погибли экспедиционные суда карбас «Казаков» и шхуна «Новая Земля». Это помимо отправившихся одновременно с Пахтусовым в 1832 году на шхуне «Енисей» на одноименную реку активных участников Беломорской экспедиции лейтенанта Василия Андреевича Кротова и подпоручика корпуса флотских штурманов Ивана Филипповича Казакова, погибших с экипажем из восьми поморов и судном. А кто считал тех, кто, подобно Пахтусову, погиб «от понесенных в походах трудов» уже возвратившись? Дорого давались новые карты гидрографам.

МАЯКИ ОТКРЫВАЮТ ОСВЕЩЕНИЕ

Кресты, гурии, глядни. Первые маяки Арктики. Свет в Белом море. Кладбища у маяков. Маячные династии. Одиссея маячников Жужмуйского. Две жизни Ивана Хромцова. Культурные форпосты. Новоземельский приют. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Суровая необходимость.

Самыми старыми в стране являются балтийские маяки, построенные еще ганзейскими купцами. Первым русским маяком считают деревянный знак, на вершине которого ночью разжигали костер, установленный по указанию Петра I в устье Дона в 1702 году. Не уверен, что именно этому маяку следует отдать пальму первенства. Многочисленные кресты и гурии на берегах Белого и Баренцева морей издавна служили мореходам-поморам опознавательными знаками, маяками. Большую часть лета, в круглосуточный полярный день, освещать их не было необходимости. В темное время года, если поблизости жили люди, у знака вполне могли разжигаться костры. По-видимому, от этой традиции возник пункт петровского указа 1705 года, требовавший на берегу северодвинского фарватера устанавливать «баки огневые», которые представляли собой обычные смоляные бочки, зажигавшиеся прямо на земле.