Стальная дуга - Александр Авраменко

— Майор Столяров?

— Так точно.

— Вам пакет. Получите и распишитесь…

Александр пробежал приказ взглядом и решительно поднявшись, подошёл к шипящему музыкальному агрегату, затем снял иглу с толстой щеллачной пластинки. Раздался недовольный гул, но он рявкнул:

— Батальон! Тревога! Приготовиться к маршу. Выход из расположения через двадцать минут! Вещи — с собой. Уходим, орлы!..

И опять ночь. Крутящиеся в свете фар снежинки. Искры из выхлопных труб. Пробитые сугробы и вытаскивание застрявших машин… Утром Столяров уже докладывался командиру первой гвардейской бригады о прибытии. Полковник, командир части, был озабочен и зол. Он подвёл Александра к карте, разостланной на столе, и показал нанесённую на неё обстановку.

— Смекаешь, майор?

Тот окинул взглядом многочисленные синие и красные стрелки, охватившие Харьков со всех сторон и кивнул головой.

— Вот. А мне приказывают уже завтра овладеть Синельниково. А туда — только через Перещепино…

— Ясно, товарищ полковник.

— Ничего тебе неясно, майор! Мне обещали танковый полк поддержки! Там эсэсовцы стоят, твою мать!

Неожиданно вскипел командир.

— А прислали пять ленд-лизовских уродов! Всего! В общем так, комбат. Бери своих и вперёд. Перещепино взять и доложить. Теперь ясно?

— Так точно. Ясно.

— Идите…

Александр оставил танки в небольшом овраге, а сам в сопровождении пехотных командиров отправился в спешно отрытые окопы для рекогносцировки.[16] Стёкла бинокля внимательно следили за развалинами станции, в которых засели немцы. Майор слушал пояснения пехотинцев, а сам отмечал про себя ориентиры для поддерживающей будущую атаку артиллерии и прикидывал маршрут атаки… Всё поле перед городком было изрыто воронками, исполосовано многочисленными следами гусениц и бойцов. Лежали застывшие в последнем движении трупы людей. Наконец он решился…

Пушки вели частый огонь из всех имеющихся стволов. Разрывы снарядов сплошной стеной закрыли Синельников, и казалось, что ничто живое там уцелеть просто не могло. Но Столяров ошибался — едва загремело могучее «Ура!» и в атаку двинулись цепи пехоты с редкими, медленно ползущими по глубокому снегу танками, как в ответ ударили хлёсткие выстрелы длинноствольных 75-мм орудий немецких самоходок. А потом, Александр просто не поверил своим глазам — из развалин навстречу выдвинулись «Т-34» и «КВ» с крестами на броне[17] и открыли огонь по наступающим…

— Трофейные, мать твою!

Выругался Дмитрий, прильнувший к своему смотровому прибору.

— Бронебойный!

— Готово!

— Огонь!

Бабахнуло пушка, но снаряд с воем отскочил от массивной башни «Ворошилова» и зарылся в снегу. Столяров закусил губу.

— Бей! Не переставать! Олег! Вперёд!

«Лейланд» взревел, и массивный «Черчилль» медленно двинулся вперёд. Танковое орудие беспрерывно стреляло, но результаты огня были удручающе ничтожны. Болванки рикошетили от брони танков врага. Ответный удар противника был гораздо эффективнее — уже не один советский танк пылал в смрадном пламени соляра. Выскочившие из пламени погибающих машин немногие уцелевшие танкисты катались по снегу в попытках сбить пламя с промасленных комбинезонов, не обращая ни на что внимания, и замирали после пуль, выпущенных в них пошедшими в контратаку врагами…

— Товарищ майор! Шестой не отвечает!

Позвенел в наушниках голос Татьяны. Александр крутанул перископ — «МК- IV» с бортовым номером «6» застыл, завалившись на бок в огромную воронку. Тут же открылся башенный люк, но из него вырвался не кто-то из танкистов, как ожидал майор, а огромный столб пламени, ударивший в небо.

— Держись!

Вопль механика перекрыл даже грохот дизеля — в тот же момент хлёсткий удар потряс всех, находящихся в танке. Послышался крик Ивана, которому досталось больше всех — снаряд из «оффенрора» [18] ударил точно в борт именно в том месте, где находился наводчик. Мгновенно отсек экипажа наполнился едким дымом. Двигатель смолк.

— Все целы?!

— Ваня… Ранен…

— Что с машиной?!

— Попробую, товарищ командир…

Послышался свист стартёра, заглохший было «Лейланд» вновь ожил.

— Давай назад, потихоньку, Олег!..

На мгновение пахнуло морозным воздухом. Столяров удивился — откуда? Оплавленная дырка в борту подсказала ответ. И в этот момент вновь ударил гром… Майор пришёл в себя от острой боли и открыл глаза — его обнажённую кисть лизали языки огня. О, чёрт! Зашипев, словно рассерженный кот он выдернул из креплений огнетушитель и ударил торчащей из него головкой по стене. Ярко-красный цилиндр заурчал, и из его сопла вырвалась мутная струя пены, быстро сбившая пламя, вырывавшееся из стенки моторного отсека. Внутри сразу наступила темнота. Остро пахло горелым и ещё чем-то, мучительно знакомым. Кое-как Александр нащупал защёлку люка и с усилием отвалил тяжеленную створку — сразу стало светлее. Он перегнулся через затвор и дотронулся до виска неподвижно лежащего Дмитрия — жилка билась, но очень медленно, с перерывами. Жив… Ивана зацепило ещё раньше… Послышался еле слышный стон спереди. Кусая губы, чтобы не закричать от боли в обожжённой руке Столяров полез вперёд. Это был Олег. Он прижимал к животу окровавленные руки. Луч света падал на него из вырванной смотровой щели. «Чем же это нас так?» Вновь слабо удивился Столяров. Уцелевшей рукой полез в нагрудный карман, вытащил индивидуальный пакет и, разорвав упаковку зубами, приготовился наложить повязку, но едва оторвал руки водителя от раны, понял — парню досталось серьёзно… Осколки брони просто пришили крупное тело Сабича к металлу сиденья… «Татьяна!» Обожгла мысль. Он рванулся к ней — девушка неподвижно привалилась к разбитой рации. На толчок слабо шевельнулась и застонала.

— Жива!..

Снаружи послышался голос:

— Эй! Танкёры! Есть кто живой?

— Есть! Но все ранены! Принимай, сейчас люк открою…

Он полз по снегу, прикрываясь дымом от горящего «Черчилля», таща за собой на снятой с убитого шинели Татьяну, раненную в обе ноги. Следом пыхтели пехотинцы, подоспевшие на выручку. Радистка вновь потеряла сознание, едва Столярову удалось вытащить радистку через второй люк, обращённый к нашим. Уже снаружи майор кое-как забинтовал прямо поверх брюк её раны, перекатил на прочную ткань и пополз к своим, здоровой рукой подтягивая шинель с драгоценным грузом за собой. В висках стучало от напряжения, пот заливал глаза, мешая разглядеть то, что творилось вокруг, и когда его подхватили крепкие дружеские руки Александр схватился за кобуру, но услышав знакомую речь успокоился. И только тогда позволил себе потерять сознание. Про осколок, сидящей в его правом плече он даже и не знал…

Глава 10

Проснулся Столяров от того, что на него кто-то смотрел. Рефлекторно он сунул руку под подушку, где лежал его «ТТ», нащупал рукоятку, и только тогда открыл глаза — на гнутом венском стуле сидел дед. Даже не дед. Так и завертелось на языке словечко — «дедок». Маленький, щупленький, в украшенном вышивкой коротком полушубке и валяных домашнего изготовления, бурках. Хитро прищурившись, дедок посмотрел на лётчика, затем полез в карман и извлёк кисет. Молча, но внушительно, извлёк из кармана «носогрейку», набил табаком, зажёг скверную, вонючую спичку, затем пыхнул пару раз, раскуривая трубку, выдохнул облачко на удивление ароматного дыма, почему то пахнущего вишней, и только потом, после трёх невообразимо вкусных затяжек, заговорил неожиданно густым, на грани восприятия, басом:

— Ну, летун. Рассказывай.

— Чего рассказывать, дедуля?

Нахмурился Владимир.

— Где болит, что болит…Дырки в организме от огнестрела имеются?

— А… Понятно. Ранений нет. Похоже, ногу я вывихнул.

— Сейчас поглядим. Но кажется, что действительно нет…

Дед отложил в сторону свою трубку, затем закрыл глаза и повёл руками в воздухе, что-то пришепётывая про себя, затем вдруг выпалил:

— А ведь ты, сынок, не русский! Не пойму, каких кровей? На русского — не похож. На украинца, белоруса, вообще на славянина — не похож. Но и немчурой в тебе не пахнет. Непонятный ты, какой-то…

— А что, важно так? Не всё ли равно, кто за Родину бьётся? Главное — на правой стороне.

— У немцев Германия тоже права… По ихнему! А по нашему — вороги лютые, нежить нечистая! Но ты наш… Советский. Каких кровей будешь?

— Мать у меня норвежка… Отец — русский.

— Ясно…Редкость в наших краях невиданная…Трудно тебя лечит будет…

— Да что тут трудного, дедуля? Ногу вправить, и всё.

— Всё? Шустрый ты, молодец! Нога у тебя четверть беды!

— С чего бы это, дедушка?

— С чего…

Передразнил тот Владимира, затем сказал: