Крах атамана - Олег Петров

Второй штришок – не менее настораживающий. От квартиры путевого обходчика незнакомцы подались к соседу – Кондратию Жулевичу. А немного погодя Жулевич постучал к Лосицким. Так и так, мол, сосед, требуют тебя в качестве понятого ко мне, будут обыск делать.

«Что-то новенькое, – подумалось Бойцову, – подозреваемый сам для себя понятых собирает…»

Настораживали и впечатления, которыми по возвращении от Жулевичей поделился с женой Василий Лосицкий.

Обыск-де не обыск, а одна проформа. Показали эти типы какую-то бумажку, мол, ордер. Порыскали для отвода глаз по углам, а потом… сели чай пить с хозяином! На чай и четвертый с улицы ввалился. И все с Жулевичем – запросто. Никакой протокол не писали, сказали Лосицкому, что его подпись не требуется. С тем и отпустили.

– А сами, Вася подметил, на власть-то и не похожи, – передала впечатления мужа Сабина Ильинична. – Говорил, грязные, мол, прямо задрипанные какие-то, нечесанные… О-о-ох… говорила я Васе – больно подозрительно все это! И с Жулевичами почему-то обошлись благосклонно, хотя он – проныра еще тот…

Лосицкая рассказала Бойцову, что между ними и соседями давно пробежала черная кошка. Кондратий Жулевич отличался вороватостью, стремился завсегда прибрать чужое, постоянно выглядывал, что где плохо лежит. А однажды увел с пастбища чью-то корову. Ребятишки же Лосицких видели это да и растрезвонили на всю округу. С тех пор вражда межсоседская Жулевичами и закручена.

Рассказ хозяйки о причине их неуживчивости с соседями высветил для Бойцова еще одну нестыковочку. Как же так, не здоровались, не разговаривали, а вчера, со слов Лосицкой, соседка Евдокия Жулевич – Лосицкая показала ее в окне – здоровенная бабища лет сорока пяти, с бегающими лисьими глазками, прошмыгнула мимо крыльца, кося взгляд на милицейских лошадей, – так вот, она, Евдоха, вчера сама вызвалась заявление в милицию написать. Откуда такое участие?

Еще больше вопросов вызывали непосредственные обстоятельства налета, грабежа и убийства путевого обходчика.

…В ДВЕРЬ забухали неожиданно и требовательно. Как раз, когда хозяйка на кухне с ужином возилась. Кинулась, испуганная, в комнату:

– Вася, стучат там! Не дай бог, вчерашние!.. – руки, как в молитве, к груди прижала.

Встревоженный Лосицкий шагнул через кухню в сени.

– Кто там?

– Открывайте, гражданин Лосицкий! – голос молодой, нахальный.

– Кто вы? – повторил упрямо хозяин.

– Контора «Господи, помилуй», вот кто! Открывай, мать твою! Шевелись! – заорал голос погрубее, прокуренный.

– Гражданин Лосицкий! Не чините препятствия властям! – снова послышался насмешливый молодой голос.

– Васенька… не надо! Боюсь я! Не открывай!.. – тихо прошептала Лосицкая, еще крепче прижимаясь к мужу, заплакала.

– Да погоди ты, чего реветь начала! Иди к детям, иди…

С улицы снова заорали, бухнув в дверь:

– Открывай, едрена вошь! Проверяем насчет оружия… Как давече соседа твово. Сам же там был, чего раскочевряжился! Али прячешь ствол? – ехидно осведомились через дверь.

– Нету у меня никаких стволов, – твердо ответил Лосицкий.

– А раз нету, так и тем более открывай. Чего ж тады, мужик, таисся? Чево скрывашь? Не-ет, проверка не помешает! – нетерпеливо, уже явно злясь, выкрикнул молодой.

– Не открывай, Васенька! – в слезах прошептала Сабина Ильинична.

– Ну что ты, Сабиночка, – с деланой бодростью шепнул в ответ муж. – Нам бояться нечего.

Он с шумом выдохнул воздух, решительно шагнул вперед и откинул кованый крюк дверного запора. Снаружи энергично поджали, и в сени ввалилась вчерашняя троица, гонявшая чаи у соседа Жулевича.

– Предъявите документы! – загородил дорогу Лосицкий.

– Вот те мой мандат! – ткнул револьверный ствол обходчику в лицо скуластый невысокий крепыш в долгополой солдатской шинели и ботинках с обмотками, но, ухмыльнувшись, вытащил из кармана сложенный вчетверо помятый лист.

– На, читай! Вишь – Госполитохрана, мандат на обыск! Понял ты?

– Долгарь! – обернулся второй к последнему из троицы. – А ну-ка, волоки сюда того толстопузого.

Названный «Долгарем» исчез за дверью.

– Так-с, граждане… Значитца, хозяин, оружия у тебя нема? – гоголем прошелся по кухне перед Лосицкими один из двоих оставшихся – щурящийся молодой парень, ростом заметно выше маленького «солдатика». Одет был «гоголь» в засаленный френч английского сукна на овчинной подстежке и черные плисовые брюки, заправленные в стоптанные ичиги. Не говорил – цедил, поводя из стороны в сторону вороненым «браунингом».

Заглянул, отведя стволом занавеску, в комнатку, где притихла кучкой на родительской кровати перепуганная ребятня путевого обходчика.

– Чего вы хотите? – подал голос Лосицкий. – Я же вам сказал…

– Молчать! Заткни едало! – заорал «солдатик».

По ступенькам, а потом в сенях затопали шаги, и в двери ввалился названный Долгарем. Он и еще один такой же «госполитохрановец» заволокли в дом осанистого степенного мужчину лет сорока.

– Осип Мартынович! Боже мой! Вас-то каким ветром?! – невольно воскликнул Лосицкий, увидев своего давнего знакомого Брозовского.

Тот нередко останавливался у них на ночлег, торгуя галантереей и бакалеей на станциях и полустанках. За постой всегда расплачивался – своим товаром, даже кое-какие вещи, чаще из собственного гардероба, хранил у Лосицких до следующего своего приезда.

– Да вот, дернул черт! – в сердцах отозвался Брозовский. – Поехали посмотреть лавку, подремонтировать, а тут эти…

– Молчать! – снова заорал низкорослый в шинели и скомандовал «гоголю» в засаленном френче. – Яха, ставь этого борова к стенке, лично в его буржуйские кишки пулю залеплю, страсть как охота!

– Ни к чаму мокруху разводить! – отрезал «Яха» и перевел глаза на Брозовского. – Ну, где твое добро?

– Тут, в сундуке. Открой им, Василий, чего уж…

– Хе-е… Ну и пожива! – разочарованно заглянул в сундук Долгарь. – Разве что, Миха, лапсердак на тебя впору, – повернулся он к четвертому налетчику, который, как увидела Лосицкая, заметно косил на правый глаз.

– Тащите торговца к Жулевичам! – скомандовал парень в английском френче. – И с ём тех двух, с которыми он сюды приехал! Всех в подполье!

Лосицкий переглянулся с женой, прижавшейся к стене. Сомнений уже не оставалось – в доме хозяйничали бандиты.

Когда Брозовского увели, вооруженный «браунингом» налетчик процедил:

– Добрые люди сказывают, что восемь сотен золотых ховаете… Добровольно выдадите или?..

Ствол пистолета нацелился в Лосицкого.

– Господи! Да откуда!.. – охнула хозяйка.

– Ишь ты, – хмыкнул «гоголь», подошел к Сабине Ильиничне, гаденько улыбаясь, навалился на нее боком, похлопал грязной пятерней по щеке.

Женщина отшатнулась, а бандит захохотал, удерживая на прицеле рванувшегося было к жене обходчика:

– Стой, дядя, где стоишь, не балуй! Дернешься – дырок в тебе с Бориской навертим – чисто в решето превратим! У-у, буржуи недобитые! Тряси мошной, падла!

– Отпусти жену, скотина! – с ненавистью выдохнул Лосицкий.

– Щас, тока пощупаю курочку! – продолжал скалиться бандит. – Где, Маруся, яички золотые? Чо обомлела-то?

– У нас нет таких денег, – сказал Лосицкий, четко разделяя слова.

– Ой ли, дядя! – ухмыльнулся низкорослый «солдатик», покачивая стволом револьвера перед лицом обходчика. – Давай, гони ржавье! Самолично и добровольно выдашь – разойдемся по любви. Хы-хы-хы! А то еще больше нашарим и уж тады разозлимся!

– Иди, шарь! – выкрикнул Лосицкий. – Буржуя нашел! Ты на руки мои погляди мазутные!

– Никшни, тварь паровозная! – гаркнул высокий. – Бориска, а ну-ка, давай их в подполье вместе с пацанвой!

«Солдатик» отшвырнул носком ботинка домотканый половик, нагнувшись, дернул железное кольцо, открывая черный квадрат подполья, откуда пахнуло замшелым и сырым.

– Ныряйте, по очереди!

Он рванул занавеску на дверях в комнатку.

– Геть сюда, сопливые! Кому сказал!

Дети подняли рев. Оттолкнув налетчика, Сабина Ильинична кинулась к ним.

– Стой, лярва! – оба налетчика устремились за ней.

Тут Лосицкий бросился на низкорослого, но высокий опередил, ударил обходчика ногой под колено, сбивая с ног. Со злобным остервенением – раз и еще, еще – пнул упавшего в бок.

Женщина страшно заголосила, ей вторили дети, которых тащил к черной дыре подполья, вырывая из материнских рук, матерясь и тыкая револьвером, низкорослый в шинели.

Вбежали, размахивая обрезом и короткой кавалерийской винтовкой, еще двое грабителей. Те, которых окликали Михой и Долгарем. Втроём столкнули женщину с ребятишками в подполье, следом швырнули хозяина, гулко захлопнули крышку.

Лосицкие слышали, как бандиты топали по квартире, переворачивали немудреную мебель. С грохотом летела посуда, трещала материя.

Внезапно крышка поднялась.

– Слышь, ты, сверчок запечный, вылазь! – приказал Лосицкому вспотевший в своем овчинном френче бандит.