Крах атамана - Олег Петров

– Чо насупленный такой? – спросил Верхоленцев, протягивая руку.

– Дело не выгорело… Хорошо, хоть не спалились.

«Мда-с, – уныло подумалось Верхоленцеву, – теперя ещё и я со своим…»

Вслух же сказал:

– Х…я, тезка! Мы еще свое, братуха, возьмем!

– Ага… Вы с Тимохой взяли! Особенно он. Досыта!..

– А чо-чо? – забеспокоился Верхоленцев.

Оправдывались самые худшие его опасения.

– Хрен тебе через плечо! Кокнули твоего напарника! Че, не знашь?

– От оно как… – протянул Яха. – Думал я, все-таки он навинтил…

– Но… растащило… «Наган» милицейский его навинтил! Чо головой качашь? Сведения самые верные! На вас по всему городу приметы милиции давно разданы! Аль не знал? Иди в избу, поведашь Косте подробности…

Безо всякого желания поплелся Верхоленцев в дом.

С порога встретил громкий и взвинченный разговор. Пока Яшка снимал свой черный тулуп и снова жадно пил из ковша воду, из услышанного усёк: атаман чехвостит Шурку Милославского. Тот дал наводку на квартиру богатых коммерсантов по Сретенской улице, рядом с гастрономическим магазином Попандопуло. Коммерсанты эти в основном пушнину скупали, так что на богатое дело пошли Ленков, Самойлов, Некрасов и Гаврилов. Милославский в это время был на службе. Налет не удался. Почему, Яшка не понял, но маты Кости неслись вперемежку с угрозами в адрес наводчика – Шурки.

Дольше оставаться под дверями было уже не с руки, Яшка робко шагнул в ярко освещенную горницу.

– Здратуйте всем!

– А, явился, – буркнул Ленков. – Ну, рассказывай, парень, как свою голову спас, а дружка выручить не сумел?

– Такое вот дело, Костя… Защучили посредь улицы… Мы и деру врассып… Яшка-милиционер сказывает, что Трошку того? Че, в натуре?

– Так и есть… Эх-ма, ловкий хлопец был… Чего-то стали мы потери нести, а, братцы?

– Вот и я говорю – неспроста! – подхватил Верхоленцев, понимая, что сейчас на его месте только и остается, что поддакивать. – Уж не ссучился ли кто?..

– Фарта нет… – процедил Ленков. – А может, и сука завелась…

– Понапрасну ты, Костя, – возразил сидевший за столом Мишка Самойлов. – На трактах добычу заимели неплохую, опять же лошадьми хорошо разжились…

– Говно вся эта добыча! Барахло! – презрительно бросил атаман. – Ишь, набрали кучу рваных тулупов и подобного шмутья, а где золото, серебро? Больше шуму да понтов – от это мы умеем! И куда этот шум выходит, а? В то и выходит, што угрозыск нам на пятки наседает! Выпасли тебя, Яха, али сами на фараонов напоролись?

– По всему выходит, что выпасли…

– По всему выходит… – Ленков стукнул кулаком по столу. – Самое поганое, что выпасли вас с Трошкой – царствие ему небесное! – в два счета! Об чём это говорит? А об том, Яха, что помимо сбора примет у милиции теперь хватает и глаз и ушей. На улицах и где угодно! И еще. Тимоха, милицейский начальник, который нам служит, – Ленков презрительно скривился, – на днях мне сообщил, што завели фараоны на нас подробные списки и описания примет, постоянно пополняемые. А кто через тюрьму или уголовку прошел – так ишшо и с фотопонтретом. Во как! Картотекой это называется. А еще пальцы у арестантов черной краской мажут и на бумагу оттискивают. Оказыватца, у кажного – свой на пальцах узор! Сколь на земле людей – столь и узоров. Вот…

Верхоленцев поднес к глазам кончики пальцев, потом, подсев к столу, потянул за ладонь Алеху Сарсатского, сличая свои и его пальцы.

– Да и не така уж большая разница!

– Разницу тебе сыскари покажут! – зло бросил Ленков. – Кады она тебе уже и не потребуется.

– А где, Костя, эта самая картотека сохраняется, Лукьян не сказывал? – спросил Сарсатский. – По участкам ее точно нет, какая-то, видимо, центральная. На область кажную или всю Дэвээрию?

– Наверное, как ранешне, при самодержце – повсеместно. У каторжных и политических фараоны и в те времена приметы описывали и пальцы оттискивали, а еще с табличкой на груди изображенье делали фотографическим аппаратом, – уверенно сказал Ленков: Бизин и Филя-Кабан его об этом просвещали как-то по случаю.

– Умыть бы ищеек! – мстительно оскалился Верхоленцев. – Налететь коршунами! Разнести уголовку, централ и прочие мильтонские бастионы, спалить все их чертовы бумаги!

– Мне Тимоха намекал, что в облмилиции денежная касса богатая, особливо перед выдачей жалованья, покуда денежку по области не растолкали, – добавил Алеха Сарсатский, шумно прихлебывая чай с блюдца.

– Хорош чаи швыркать! – оборвал его атаман. – Пойди лучше Яшку во дворе смени, озяб небось сторожок.

Алеха молча отставил блюдце, закинул в рот кусочек сахару, поднялся и вышел из светелки. Вскоре ухнула входная дверь.

– Посмотрим… – неопределенно сказал Ленков. Помолчав, снова бухнул кулаком по столешнице. – Посчитаться надо бы! За Кольку, за Трошку!

– Это, Костя, мы сделаем! – засверкал глазами скуластый Багров.

– Знаю, знаю, Бориска, ты у нас – парень решительный! – похвалил пацана Ленков. – Вот, Яха, кстати, – новый тебе напарник, заместо Трошки.

– Да в ём не столь решимости, сколь хвастовства! Язык длинный, трескучий! – скривился недовольно Верхоленцев. После зверского мучения и убийства корейцев-огородников, после двух побегов из-под стражи, он, и без сегодняшнего везения, считал себя в шайке самым ловким, бесстрашным и хладнокровным.

– Шибко нос не задирай, Яша, – с ласковой угрозой в голосе сказал Ленков. – Бориска мне заместо младшего брата. А насчет твоего умения ножи совать…Так и он не промах, режет – што мясник. Вот и делайте зарубки, у кого больше наберется! Ха-ха-ха!

Ленков намекнул Верхоленцеву о недавней выходке Багрова. В последнее время Багров окопался на Сеннухе – Сенной площади, которая на Большом Острове являлась сосредоточием не только торговых лавок, но и притонов, где курили опиум, кололись морфием, баловались с девками.

С группой ленковцев, а иногда и в одиночку, Бориска действовал лихо и жестоко. Скуластый и широкоплечий низкорослый «солдатик» стал фигурировать в показаниях потерпевших и свидетелей грабежей как самый отъявленный и жестокий бандит, для которого выпустить пулю в человека проще простого. И ножом орудовал хладнокровно.

Не так давно Багров попросился переночевать в одну семью на Большом Острове. После того как сбегал к шинкарке, был принят хозяевами радушно, с угощением. Ночью Бориска встал, подошел на цыпочках к спящей семейной паре и зарезал их, как свиней. Потом расправился с тремя малолетними детьми. «Обшарил всю избу и ничего путного не нашел», – посетовал он в кругу собутыльников-ленковцев. О том, что и это злодейство учинил опять-таки тот молодой «солдатик», поведала уголовному розыску соседка зарезанных. Вечером она видела, как Багров бегал к шинкарке за водкой, потом – как угощался с хозяевами, маяча в окне…

Именно то обстоятельство, что излюбленным районом для Бориски Багрова стал Большой Остров, куда любил к приятелям захаживать его сверстник Федор Кислов, да еще, вдобавок, их разительное внешнее сходство – все это и сыграло трагическую шутку с Федькой. Вновь и вновь свидетели признавали в нем того самого «солдатика». У следователей и тени сомнения не было: перед ними один из самых активных ленковцев, несмотря на молодость. А как изворачивается, а как все отрицает!.. Забегая вперед, скажем: дело по обвинению Федора Кислова в попытке ограбления крестьян и покушении на убийство будет включено одним из эпизодов в длинный перечень преступлений шайки Ленкова. В одном списке с самыми ярыми ленковцами – головкой шайки – Кислов предстанет перед Высшим Кассационным судом ДВР.

– Ну, что ж… Коли ищейки так нам на хвост в Чите сели, – продолжил Ленков, – перейдем-ка мы пока на округу. Не ахти, конешно, навар изо всего этого выходит, однако курочка по зернышку клюет. Так, братва? Ну-ка, скажите мне, почему меховщиков сегодня мы не растрясли, а? А потому! Буржуи замки да запоры ставят умело, укрепляются, опять же охраной обзаводятся. Пущай успокоются на время, отвыкнут трястись! А нам теперь и впрямь по уезду пройтись не помешает: погода фартит, морозы спали, так что погужеваним на трактах да по станционным поселкам на «чугунке» вдарим!

Из протокола угрозыска Читинской уездной милиции:

«1922 г. марта 1-го дня. Ко мне, мл. агенту угол. розыска Чит. уездной милиции Платову, обратился гр. Читинского уезда Беклемишевской волости деревни Преображенской Дидин Эраст Николаевич и заявил следующее: 1922 г. 24 февраля, возвращаясь из города Читы по Московскому тракту, куда ездил по разовым делам, домой, т. е. в деревню Преображенскую, и не доезжая ключа Колышного – за шахтами верстах в 4-х, было уже под вечер, меня встретили двое прохожих и приказали остановиться. Когда я остановился, то они спросили, есть ли у меня деньги, на что я ответил утвердительно и вытащил свои деньги 50 рублей золотом, отдал им. Доверяясь мне, они обыскивать меня не стали, хотя первоначально хотели было снять с меня унты, но по совету одного из них оставили их на мне. Взяв деньги, они хотели меня убить, но по моей просьбе не сделали этого, а только забрав моего коня с подводой, в которой был товар, они меня отпустили и приказали идти мне пешком домой, а сами направились в сторону города. Отпуская меня, они приказали об этом не заявлять и в случае моей заявки обещались убить меня, хотя я буду дома.