Падение Келвина Уокера - Аласдэр Грэй

Келвин потерянно направился за секретаршей к выходу.

— Имейте в виду, — сказал Браун, — я всегда смогу устроить вас торговым представителем.

Келвин обернулся и твердо сказал:

— Не берите греха на душу.

Браун пожал плечами и склонился над бумагами.

Келвин опустился на заднее сиденье «мерседеса», закрыл глаза и постарался прогнать все мысли. Он чувствовал разбитость во всем теле. Машина стала, и шофер сказал:

— Транспорт-хаус, сэр.

Не открывая глаз, он ответил:

— Отвезите меня на Барселона-Террас, девятнадцать.

Убито поднимаясь по узкой лестнице, он услышал сверху громкий раздраженный голос и решил, что Джил и Джек опять цапаются, но у распахнутой двери убедился, что голос принадлежит крупной женщине, чей туалет смотрелся бы лучше на ком-нибудь помоложе и постройнее. Она обращала свою речь к Джеку, со скрещенными на груди руками откинувшемуся к каминной доске и время от времени серьезно кивавшему головой, словно постигая важную новость. На диване подавленно сгорбилась Джил.

— Три фунта дела не решают! — кричала великанша. — Не решают, мистер Уиттингтон. Я терпела и еще потерплю, но дурой я не была и не буду. А это еще кто?

Она уставилась на Келвина. Тот хмуро ответил:

— Друг.

— Это наш друг, — сказал Джек. Позвольте, миссис Хендон, представить вам мистера Уокера, великого покровителя искусств. Позвольте, мистер Уокер, представить вам миссис Хендон, нашу уважаемую квартирную хозяйку. Боюсь, я ее сильно подвел, старина. Я задолжал ей за квартиру шесть фунтов. Может, придумаете, как нас всех выручить? Я в том смысле, что вы вроде собирались купить у меня картину… Мистер Уокер скупает картины для Шотландской национальной галереи, миссис Хендон.

Помедлив, Келвин вынул бумажник, отсчитал шесть банкнот, передал хозяйке, и среди молчания, нарушаемого яростно-шепотными проклятьями Джил, та их тоже пересчитала. Убедившись в правильности суммы, хозяйка сказала Келвину:

— Благодарю вас, сэр. — Она была не прочь что-то добавить, но черные шляпа и пальто Келвина вкупе с весомой молчаливостью спугнули ее, и она обратилась снова к Джеку, причем без прежней горячности. Она сказала: — Сейчас разобрались, только впредь это не должно повторяться. И другое нарушение не должно повторяться. Я имею в виду шум.

— Шум, миссис Хендон? — удивился Джек.

— Иногда это гости, а чаще драка.

— Драка, миссис Хендон?

— Мои жильцы, мистер Уиттингтон, — люди выдержанные. Они и вас любят, и вашу… эту девушку. Но я вас предупреждаю в последний раз. Еще такой случай — и вам придется съехать.

Келвин прошел к дивану и опустился на него со словами:

— Миссис Хендон, все ваши неприятности с этими молодыми людьми происходят из-за одной вещи, а именно: материальная необеспеченность. Когда люди материально не обеспечены, они легко срываются — это же ясно. Вы, я уверен, сами убедитесь, что врученная вам сумма не только оплачивает их кров, но и проливает целительный бальзам на их сердца.

Смежив веки и полуоткрыв рот, он отвалился на спинку дивана. Миссис Хендон сказала:

— Дай-то бог, сэр, всем будет только лучше.

Она вышла, громко хлопнув дверью.

Джек залился смехом, хлопнул себя по ляжкам и сказал:

— Ты просто артист! Потрясающе показал сибарита в отключке!

Джил сердито выкрикнула:

— И сколько же у вас теперь осталось?

Келвин открыл глаза:

— Десять шиллингов. Десять шиллингов с чем-то.

— Как, интересно, вы думаете на них прожить?

— Не вяжись к нему, Джил, — сказал Джек. — Дай человеку прийти в себя. Сама небось тоже ему благодарна.

— Совсем нет. Ни капли. Мне подумать тошно, что он прохлопает удачу, потакая нашему безделью.

Келвин тускло сказал:

— Ничего я не прохлопаю. Завтра, во всяком случае, у меня будет работа.

— Откуда вы знаете?

— Пойду кондуктором автобуса. В больших городах их всегда не хватает, — сказал Келвин, растравляя себя. Джек и Джил глядели на него изумленно. Он опустил локти на колени и уставился в пол, потом пожал плечами и сказал: — У меня выбили почву из-под ног. Некто Браун выбил у меня почву из-под ног. Меня не волнует, что он пугал меня полицией и… даже то, что без имени Гектора Маккеллара мне нечего делать. Но он решил, что я аферист, и теперь я все думаю — вдруг он прав? Мне в голову такое не приходило! В голову не приходило!

Он закрыл лицо руками и тихо заплакал. Джил положила руку ему на плечо. Джек зашагал по комнате. Он сказал:

— Неужели ты еще не понял, Келвин? Ничего не уяснил? Эти председатели, директора, члены правления, политики — вот кто аферисты. Надо быть дураком, чтобы признать их достойнее нас всех, и ты сам говоришь, что они даже дела толком не знают. Почему же, спрашивается, они всплывают? А потому, что в массе люди так боятся жить самостоятельно, что места себе не находят, если некому их пугнуть. Так получаются погонялы и надувалы, которые помыкают нами и огребают за это большие деньги. Почему им такая везуха? Потому что они уверены в себе. А где они набираются этой уверенности? Дома, в школе, в университете. Я знаю, что говорю. У меня богатые родители. Я учился в закрытой школе. Я с рождения принадлежу к правящему классу, но, слава богу, я выродок. Мне просто скучно давить на людей, разве вот Джил иногда пугну под горячую руку. А ты — другой, Келвин. В тебя уверенность не вколачивали. Бог ведает, где ты ее набрался. И если тебе удастся вскочить на самую верхушку лестницы, ты покажешь всем, какая она свихнувшаяся самодурка, наша система. Поэтому я тебе дружески аплодирую. Кондуктор автобуса — это не для тебя, приятель. Это будет неправильно.

Унимая дрожь в руках, Келвин зажал их коленями и повернулся к Джил с таким белым всполошенным лицом, что она тревожно подалась к нему. Пронзительной фистулой он выкрикнул:

— Я утратил веру, Джил!

Джек отозвался:

— Ты же не веришь в бога!

Джил сказала:

— В себя утратил веру?

— Мне некуда податься, Джил, — выдохнул он каким-то надрывным шепотом. Он пал лицом ей на грудь, она крепко обняла его и поверх его плеча строго взглянула на Джека, тупо смотревшего в ответ. Она пальцем показала ему на дверь. Джек озадаченно ткнул себя рукой, другую вытянув к двери. Его лицо вопрошало: Мне? Уходить? Сейчас? Она яростно кивнула. Угрюмо свирепея, он на цыпочках прошел к шезлонгу, сгреб под мышку спальный мешок и так же на цыпочках вернулся через всю комнату. На пороге он оборотился и послал ей долгий тяжелый взгляд. Обнимая дрожмя дрожавшего Келвина, она что-то нашептывала ему. Джек вздохнул, сумрачно покачал головой и вышел, очень осторожно прикрыв за собой дверь.

День отдыха

Утром по его лбу порхнул поцелуй, на столик у изголовья опустилась чашка с чаем — и Келвин проснулся. Он лежал на матраце под ворохом одежды, едва способный связать эту минуту пробуждения со всем, что ей предшествовало. Он помнил разговор с Брауном, помнил нарастающий панический страх, помнил сумятицу чувств, обернувшуюся неведомой разрядкой. В этой разрядке были мгновения восторга, припоминаемые смутно, потому что он не доверял восторгу, однако в важности самой разрядки сомневаться не приходилось. Крепче, чем после нее, он ещё никогда не спал. Он просто-таки млел душевно и телесно. Он поднялся на локоть и сказал:

— Сколько же мы… Сколько же я спал?

— Около четырнадцати часов, — сказала она, присев на край стола. Она была уже одета.

— Удивительно.

— Ничего удивительного. Ты с самого приезда крутился по делам как заведенный. Вдобавок у тебя было что-то вроде нервного срыва. И еще кое-что, по-моему, ты испытал впервые.

Он неуверенно взглянул на нее:

— Да, в первый раз.

— Ты не попробуешь мой чай?

— Обязательно. Спасибо.

Он отхлебнул, поглядывая на нее из-за чашки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Вполне хорошо. Очень хорошо.

— Что будешь делать сегодня?

Собравшись с мыслями, он сказал:

— Сегодня мне назначены шесть встреч. Угрозы Брауна меня не волнуют. Пойду на все шесть.

Она улыбнулась и сказала:

— Я очень рада.

Он с радостной улыбкой сел.

— Все-таки странно, — сказал он, — чтобы такая физическая штука, как любовь, могла изменить наше восприятие жизни. Я думал, только идеи способны это сделать. Только полковник Ингерсол и Фридрих Ницше сделали для меня столько же, сколько ты, Джил. А где Джек?

— Он, наверно, ночевал у Майка. Скоро явится, я думаю.

— Как мы ему объясним?

— А что ему объяснять?

— Что ситуация изменилась.

— Разве она изменилась?

— Разве она не должна измениться?

— Келвин, я люблю Джека.

— Как это возможно?