Падение Келвина Уокера - Аласдэр Грэй

— Воля к победе.

Джек и Джил переглянулись. Келвин улыбнулся и сказал:

— Вы считаете меня ненормальным?

— Или дико наивным, — сказал Джек.

Джил сказала:

— Нельзя за здорово живешь получить ответственное место. Нужно начать с нижней ступеньки — и подниматься выше по лестнице.

— Это неверно! — жарко вскричал Келвин. — Сегодня эти лестницы такие высокие, что не успеешь добраться до середины, как пора на пенсию. Те, кто наверху, обычно начинали на ступеньку-другую ниже. Больше того, чем ближе к вершине, тем меньше значения имеет специальность. Прошло то время, когда управляющие химических корпораций должно были хорошо знать химию. Министр путей сообщения понятия не имеет о расписании поездов. Для командной должности потребны такие качества: полнейшая уверенность в себе и умение проследить, чтобы подчиненные занимались своим делом, а это обычно написано у них на лице.

Джек сказал:

— Пусть так, Келвин, но для начала надо пройти собеседование. Для этого вы пишете ходатайство, ссылаясь на квалификацию и опыт. Без нужной квалификации вас не допустят к собеседованию; без собеседования не дадут работы.

Помолчав немного, Келвин сказал:

— Вам доводилось слышать о Гекторе Маккелларе?

— Нет. Да. Минутку… Есть такие имена — они на слуху, но не припомнишь, в связи с чем. Он был журналистом. Сейчас он вроде на Би-би-си?

— Он еще секретарь Общества герцога Эдинбургского по сохранению местной культуры. Он тоже из Глейка, только он уехал, когда я еще на свет не родился. Так вот, я собираюсь позаимствовать его имя.

— В каком смысле?

Келвин забрал газету и сунул ее в карман:

— Когда я буду завтра обзванивать эти конторы, я назовусь Гектором Маккелларом и застолблю побольше собеседований.

— А когда вас пригласят?

— Признаюсь в обмане и объясню причины.

— Так вас выставят.

— Скорее всего. И я с радостью уйду, потому что не вижу толку от неумного работодателя без крупицы воображения. Но рано или поздно я набреду на человека или организацию, которые мною заинтересуются, и тогда моей задачей будет убедить их в том, что мой обман только подтверждает мои умственные и деловые способности; и дураки они будут, если не используют их в своих интересах.

Поворошив одеяло, Джил нашла щетку и стала расчесывать волосы. Джек поскреб щеку и сказал:

— Может, вы вовсе не наивный. Может, вы дьявольски хитрый.

Оба смотрели на Джил. Русалочкой на скале подобрав ноги, отсутствующая, с блуждающей улыбкой на склоненном лице, она убаюкивала себя мерным расчесыванием.

— Джил не упустит покрасоваться, — скороговоркой произнес Джек.

Джил задержала улыбку в уголках губ и не сразу отозвалась:

— Что?

— Я говорю, если будешь отвлекаться, стяну штанишки и отшлепаю.

Келвин поднял с пола шляпу и чемодан и сказал:

— Вы предложили мне пристанище. Где я могу лечь?

Джек спустился на пол, потянув за собой красное одеяло, в которое и завернулся, как в тогу. Он вытащил из кучи спальный мешок и бархатную подушечку, сунул их под мышку и строго наказал Джил:

— Не вздумай опять улизнуть.

Она показала ему язык и продолжала расчесываться. Джек протиснулся между мольбертом и пианино, Келвин шел следом. Потом Джек отдернул колоссального размера выцветшую портьеру, за ней обнаружился шезлонг в эркере. С улицы сюда тускло светил фонарь. Джек опустил на шезлонг ношу и сказал:

— Располагайтесь.

— Спасибо.

Келвин положил на стул чемодан, открыл его и извлек плечики, обернутые в газету щетки — одежную и обувную, пижаму и хороший костюм темного сукна. Скрестив на груди руки, Джек с интересом наблюдал, как Келвин аккуратно вешает костюм на плечики, цепляет крючок за фрамугу.

— Когда вам завтра вставать? — спросил Джек.

— В пять тридцать.

— Боюсь, у нас нет будильника.

— Ничего. Я всегда просыпаюсь в пять тридцать.

— А зачем мучиться? Завтра же вам не работать в лавке.

Келвин закрыл чемодан и сунул его под шезлонг, потом снял пиджак и жилетку и также повесил их на плечики, бубня при этом без всякого выражения:

— Когда я встану, я отыщу на карте места предполагаемых собеседований и запишу в книжку кратчайшие маршруты. Это займет около двух часов. Потом надо найти ломбард — заложить пару ценных вещиц, которые очень кстати оказались при мне. Потом уже будет время звонить и договариваться о собеседованиях на этой неделе. Чтобы со всем этим управиться до обеда, надо встать в пять тридцать.

Он смолк, глядя на Джека, как на пустое место. Тот смешался и сказал:

— Британия от души желает вам успеха. Если мы не встанем, когда вы будете уходить, возьмите запасной ключ. Он на камине. Потому что нас может не быть, когда вы вернетесь, нас звали в гости.

Келвин сказал:

— Спасибо. Спокойной ночи.

Холодное безразличие, каким от него повеяло, впору было принять за враждебность. Джек только теперь осознал комизм ситуации. Улыбнувшись, он ободряюще потрепал Келвина по плечу и сказал:

— Спи крепче, Келвин.

— Я так и сделаю. Спокойной ночи.

Когда Джек ушел, Келвин еще постоял полураздетый, вглядываясь в мебель, которой он был отгорожен от остальной комнаты. Он слышал, как там пошептались, посмеялись и погасили свет. Он задернул портьеру, замкнувшись в тесном эркере, и, покусывая губы, явил вид сиротливый и несчастный. Однако жалеть его не приходится: его обуревали такие чувства, каких он прежде в себе не подозревал.

Восхождение начинается

Он проснулся в 5.30, устроился на диване, накинув на плечи жилет и укутав ноги спальным мешком, и при свете моросящего серого утра разложил перед собой карту, транспортную схему и свой блокнот. Спустя час пятьдесят минут — уже в темном костюме, со свежим воротничком, в туфлях, начищенных до блеска, в шляпе и пальто без единой пылинки — он прокрался через комнату и беззвучно спустился по лестнице. В тесном подъезде висел телефон-автомат. По торговому справочнику он подобрал себе ломбард в центральном Лондоне, потом открыл парадное и помешкал на пороге. Дождь кончился, с тротуаров тянуло сыростью. Ломбард откроется только через два часа, и он пошел пешком, ориентируясь по далеко видной башне Управления почт и телеграфа. Кварталы на его пути роскошью не блистали, и он равнодушно миновал эти приземистые ряды домов с торговыми центрами, заводиками и спортплощадками, пока не стали попадаться улицы, которыми он шел вчера, и они так хорошо отложились в его памяти, что сейчас казались родными и близкими.

В ломбарде он выложил на стойку бумажный сверток, для верности перехваченный тесьмой. Из свертка он извлек стертое обручальное кольцо, старомодные золотые дамские часики (на цепочке, не на ремешке) и медальон (тоже на серебряной цепочке), внутри которого отрезанная по плечи миловидная девушка в фате застенчиво улыбалась грубоватому двойнику Келвина с розой в петлице.

Оценщик сказал:

— Десять фунтов за все.

— За двенадцать не возьмете?

— Нет, к сожалению. Десять фунтов.

Полтора часа спустя Келвин вошел в маленькую частную гостиницу и спросил на час-другой комнату с телефоном: он-де проездом в Лондоне и должен сделать несколько городских звонков. Его провели в уютную гостиную с телефоном на журнальном столике и мягким креслом. Расстегнув пальто, он вынул записную книжку, раскрыл ее, сел и начал крутить диск.

Он взял имя Гектора Маккеллара просто потому, что тот был его земляком, однако и специально не подберешь другую знаменитость даже шотландских кровей, которая лучше подошла бы для его планов. Отнюдь не блестящие способности и не потрясающие успехи возвысили Маккеллара. Начав в Лондоне журналистом, он потом поднимался все выше, умудрившись уберечься от критики и от похвал. Надежный человек, звезд с неба не хватал, впрочем, был себе на уме, а это если не самый быстрый, то самый верный путь к успеху. Назначение режиссером самой скучной телевизионной программы в Британии не помешало его имени оставаться на слуху, как сказал Джек, хотя и неясно, в какой связи; нет, в определенных сферах его имя имело вес. Услышав его от Келвина, секретарши либо сразу соединяли его со своим патроном, либо встревоженно объясняли, что мистер Компсон в Нью-Йорке, — может, они сейчас же свяжутся с ним? Сами же патроны были приветливы и шли навстречу. Трое пригласили его обсудить дела за ленчем где-нибудь в ресторане или клубе. Он отвечал, что в настоящую минуту может обсудить дела лишь в строго конфиденциальной обстановке. Другие вежливо удивлялись, что его интересует работа, никак не связанная с его традиционными занятиями, а то и просто недостойная его. На это он отвечал:

— Я надеюсь при встрече прояснить этот момент.