Год лягушки - Светлана Сухомизская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Синие глаза прищурились:
– Что-нибудь, наверное, будет. Но не этот зуб. Нерва нет – болеть нечему.
– А… э-э… мышьяк? Вы положили туда мышьяк?
По лицу блондина было видно, что разговор со мной доставляет ему живейшее наслаждение:
– Куда «туда»?
– Э-э… – членораздельная речь давалась мне с большим трудом, и я искренне надеялась, что это из-за заморозки, а не из-за цвета его глаз. – Ну… В зуб!
– Нет. Хотел сначала, но потом раздумал.
– А вот скажите, – оживилась я и поспешно слезла с кресла, – а вот может такое быть: врач решил убить пациента, положил под пломбу мышьяк, пломба растворилась в слюне, а мышьяк попал в желудок и пациент помер?
– Что-то я не понял, объяснитесь. Вы хотите, чтобы я кого-нибудь отравил? Или боитесь, что я собираюсь отравить вас?
Господи, вот дура! Опозорилась, опозорилась на всю оставшуюся жизнь!
– Э… Нет…
– Слава Богу! Конечно, ради ваших прекрасных глаз я готов на многое, но убийство…
Мне и так было жарко от стыда, а от такой галантности я и подавно вся вспотела.
– Кхм… Вы не поняли – я… пишу детективы…
– А, ну это же совсем меняет дело! Обещаю вам сегодня же подумать над составом убийственной пломбы. И с ядом что-нибудь придумаем. Ну, мышьяк, правда, сейчас уже не применяют, но мы, медики, знаете ли, такие злодеи, такие отравители, всегда найдем, как отправить больного на тот свет. Но с вас причитается!
Спохватившись, я кинулась к своей сумочке, расстегнула молнию и, прежде чем приняться за поиски кошелька, который почему-то в ответственные моменты всегда ухитрялся забиться куда-то на самое дно, спросила:
– Э… Ы… Сколько я вам должна?
Блондин, не отвечая, улыбнулся, неторопливо подошел ко мне, вынул у меня из рук сумку и поставил ее обратно на стул.
– Я злодея погубил, я тебя освободил, и теперь, душа девица, на тебе хочу жениться.
Видимо, в моих глазах явственно отразилась готовность немедленно ответить согласием, потому что, не успела я и рта раскрыть, как он со смешком добавил:
– В свободное от писания детективов время, вы, наверное, подрабатываете на стройке.
– Почему вы так решили? – пролепетала я.
– Иначе не понятно, зачем вы таскаете в сумке кирпичи.
– Это книги, – объяснила я пристыженно, словно призналась в чем-то предосудительном.
– Ваши детективы?
Я покачала головой.
– Жаль, а то я хотел попросить у вас экземплярчик…
– Если хотите, – поспешно сказала я, – я принесу…
– Не хочу… Требую! Я же сказал – с вас причитается! Будем считать это первой частью моего… гонорара.
– Ну, конечно… А вторая часть? – опасливо спросила я.
Вместо того, чтобы ответить сразу, он пристально посмотрел на мои губы. Поцелуй казался совершенно неизбежным…
– Номер вашего телефона. Кстати, меня зовут Богдан. А вас?
– Ва… варя… – прошелестела я.
И вдруг надпись крупными буквами встала у меня перед глазами.
НИКОГДА! НЕ ЖДАТЬ! ТЕЛЕФОННЫХ! ЗВОНКОВ!
– Знаете что, – мой голос неожиданно окреп: – Лучше вы дайте мне свой номер. Я позвоню вам сама.
Вот и посмотрим. Спорим на шоколадку, что сейчас он спросит что-нибудь про ревнивого мужа, потом начнет уговаривать меня продиктовать ему мой номер, а когда я не соглашусь, прикинется, что никакого разговора о телефонных номерах вообще не было.
Но он не стал ни спрашивать, ни уговаривать, ни прикидываться. Повернулся к столу, взял из деревянной подставки для ручек и бумаг визитную карточку и протянул мне.
– Только учтите, я нетерпелив, ждать звонка больше суток абсолютно не способен. Так что не вздумайте меня обмануть, тем более, что я знаю, где вы работаете в свободное от писания детективов время.
– Разумеется, – со смешком ответила я. – На стройке.
– Ну, насчет стройки я уже не так уверен, скорее это какая-то секретная служба, но главное, что располагается она как раз по соседству, в редакции журнала… как его там… «Событие!», да?
Я наградила его обворожительной улыбкой и, произнеся какие-то прощально-обещающие слова, направилась к выходу.
Когда я взялась за ручку двери, он окликнул меня:
– Ты забыла дубленку.
Я обернулась. Он приблизился, накинул дубленку мне на плечи, притянул меня за полы дубленки к себе…
И застегнул верхнюю пуговицу.
На подгибающихся ногах я вышла из кабинета, изо всех сил пытаясь прогнать с лица идиотскую кривую улыбку – заморозка еще не прошла, и правый угол рта не двигался.
Может, он не поцеловал меня из гигиенических соображений?
5
Чувства кипели, бурлили и переливались через край. Поэтому, вместо того, чтобы отправиться прямиком в редакцию, я выскочила на улицу, отбежала подальше от входной двери, набрала Катькин номер и, едва услышав ее голос, взвизгнула:
– Сработало! Сработало!!!
– Что сработало? – не сразу поняла Катька.
– Фэн-шуй! Он подействовал!
– Ты с кем-то познакомилась? – Катьке явно хотелось взвизгнуть погромче моего, но приходилось сдерживаться.
– Да! Он врач! Стоматолог! Его зовут Богдан! Богдан… – я поднесла к глазам визитную карточку. – Ой, у него такая фамилия! Смешная!
– Богдан Пекло? – спросила Катька странным голосом.
– Да, – растерянно ответила я. – А что, ты его знаешь?
– Не по телефону! Надо срочно увидеться.
– Но ты ведь не расскажешь мне о нем ничего плохого? – встревожилась я.
– Ну, я расскажу, а плохое или хорошее – это ты сама решишь, – уклончиво ответила Катька.
Нельзя сказать, что тревога моя от этих слов стала меньше. Я попыталась вытащить из Катьки хоть что-то успокаивающее, но толку не добилась.
– Через час приеду! – пообещала я. Любопытство разрывало меня на части.
Зубная боль, конечно, прошла, но повод не ходить на Гангренину пирушку остался – и самый законный. И потом, все равно – дожидаться вечера, чтобы узнать Катькину секретную информацию о моем докторе было выше человеческих сил.
– Как твой зуб? – прокричала сердобольная Манечка Сергевна, когда я проносилась мимо ее комнатки по коридору.
– Все в порядке, залечили, – отозвалась я, не замедляя шага. – Спасибо!
Не успела я войти в наш кабинет, как Аглая, торопливо выключив радио, певшее голосом Паваротти, возбужденно воскликнула:
– Ничего себе! Он за нас заплатил, ты представляешь?
– Ну, тогда мне с ним вовек не расплатиться.
– Что? – Аглаиному потрясению (и, кажется, возмущению) не было предела. – Он что, ничего не взял с тебя за лечение?!
Я медленно кивнула, прикрыв для большей выразительности глаза, села в свое кресло, не снимая дубленки, и принялась левой рукой шарить по сумке в поисках губной помады. Правой рукой я в то же время заносила в память мобильника телефон Богдана, сверяясь с визитной карточкой, которую положила перед собой на стол.
Заново нарисовав губы (господи, сколько ж раз на дню надо проводить эту процедуру? это же никакой помады не хватит!), я сказала Аглае:
– Скажи Гангрене, что я перенесла невыносимые страдания, и после перенесенного наркоза у меня наступила слабость, дурнота, рвота, понос, головокружение, метеоризм и предсмертная икота. Так что я уползла домой, чтобы умереть вдали от нескромных взоров.
– Он что, назначил тебе свидание? – в глазах Аглаи горело жадное любопытство.
– Пока нет, – ответила новая, неотразимая и таинственная я. Прощально взмахнула крылом и упорхнула, оставив после себя легкое облачко специфической зубоврачебной вони…
Снег не прекращался, только хлопья стали меньше и полетели совсем уж параллельно тротуару.
Я сидела в «Кофейном Экспрессе» у самого окна, пила второй капуччино с черничным маффином, курила пятую сигарету и смотрела на улицу. Тверская, как и Садовое, стояла в обе стороны.
Можно было бы немного почитать учебник по криминалистике, книжку о ядах и противоядиях или недавно переведенный роман Элизабет Джордж (вот вам неполный список кирпичей, лежащих в моей сумке). Но читать не хотелось. Вместо этого я глазела в окно, и, кутаясь в шарф, размышляла об убийстве в пробке. Скажем, машины начинают движение, но одна из них – пусть, в насмешку над моей дурацкой мечтой, это будет красный «Мерседес» – почему-то не двигается с места. Ему сигналят, тщетно пытаются объехать, возникает новый затор. Особо нервные участники автомобильного движения выпрыгивают из своих машин и несутся к «Мерседесу», чтобы вправить мозги его водителю.
Но вправить ему мозги уже невозможно, потому что большая их часть разбрызгана по роскошному салону, отделанному черной кожей.
Я поморщилась. Ну, нет, это не годится. Читать про разбрызганные мозги я еще могу, но писать про это совершенно не желаю. Мой принцип – как можно меньше натуралистических подробностей. Я для этого придумала даже специальный прием – главная героиня моих романов падает в обморок, как только видит очередной труп, не успев его даже толком рассмотреть, и поскольку рассказ ведется от первого лица, описание трупа я могу с чистой совестью опустить. Конечно, героиня при этом выглядит полной дурой, зато мои детективы могут читать даже дети младшего школьного возраста и беременные женщины.
