АМЕРИКАНСКИЕ МЕМУАРЫ - Ой-Ёй

   В пятницу я начинал работать в полдень и заканчивал далеко заполночь. Голодные зомби загнивающего империализма, сотрясая пол, штурмовали наш ресторан, начиная часов с шести вечера до самого закрытия в два ночи. За много-много часов не то, чтобы присесть, остановиться невозможно. Туда-сюда, на кухню с заказом, плюнул в стакан, налил в него содовой, включил улыбку, в зал, к посетителям. Я научился носить по шесть-семь кружек с горячим кофе за один раз. Я умудрялся, убирая столы, носить на кухню по тридцать стаканов из-под содовой, всунутых один в другой, прижатых локтем к туловищу (всего в рамках одного локтя входил ряд из трех пирамид стаканов),оставшейся пятерней я брал шесть-семь пустых кофейных чашек, а другой рукой прижимал к бедру стопку из 10-12 тарелок, в которых еще валялись грязные соусницы, ложки-поварешки и прочий мелкий кал. Громыхая таким образом на кухню, я вызывал неподдельное восхищение как америкак (картина в сознании: жирная особь женского пола, довольно молодая, но это не столь важно для ее состояния, с открытым ртом, из которого стекает тонкая струйка кетчупа “Heinz”, провожает меня взглядом, и куски недоеденного бургера падают из ее жирных пальцев – такой вот мизантропический сюрреализм), так и своих коллег по цеху. Никто не мог брать столько, сколько я. Я всегда был рад помочь своим КАЛлегам-официантам, повторюсь, за это меня дико котировали. В таком угаре мы носились до самой полночи. Ноги начинали гудеть, каждый час я отмечал сигаретой, выкуренной в туалете.

     Я был страшно благодарен посетителям, которые уходили, оставляя за собой только грязную посуду. Я ненавидел огромные компании (когда приходилось сдвигать вместе несколько столов), особенно с детьми, после которых оставались лопнувшие шарики, много килограммов просыпанной на пол еды, часто блевотина (дети бурно реагировали на пищу, которую мы подавали). Чтобы все сдвинуть, потом убрать, раздвинуть – уходила уйма времени. Это не окупалось чаевыми. Гораздо выгоднее обслужить несколько отдельных столиков, чем одну большую компанию. Тем более все эти многочисленные ниггеры подолгу засиживались. Всякие высохшие ниггерские бабушки, ковыляющие ниггерские дедушки, жирные тетки, нагловатые юнцы и абсолютно невменяемые дети. Хотелось схватить раскаленную сковородку с кухни, выбежать с криком «ПОГНАЛИ!» и расхерачить всю эту честную компанию до мозговых крошек.

    Говорят, общение с людьми – самая тяжелая РАБота. А что скажете про РАБоту, где ежедневно приходится общаться с ниггерами??? Это уже не расизм, это уже не человеконенавистничество, не кабинетная мизантропия, не вселенская ненависть, взращенная за книжками. Это уже просто тупое желание мочить, грызть оставшимися зубами, разрывать на части, топтать ногами, впечатывать с хрустом головы в стены. Да. А приходилось улыбаться. Зато, как вы можете представить, я смотрел «Бойцовский Клуб».

    Не составляло никакого труда (и, поверьте, никаких угрызений совести я не испытывал) немного сластить себе пилюлю, поплевывая периодически в стаканы с газировкой, под шницели и в бургеры (между булочкой и котлетой). А что еще прикажете делать бедному бесправному белому человеку, к тому же отягощенному расистскими взглядами? Вот, немного компенсировал или, правильнее сказать, сублимировал ненависть.

   Не дай вам Боги нагло и развязно было со мной себя вести! Часто всякий скам, которого весь день дрюкали на РАБоте приходил в ресторан и пытался отыгрываться на нас, официантах, мол, вы мне 40 секунд мясо недожарили или, например, не предупредили, что в этом бургере вместо салата – огурцы. Уносите все обратно и зовите менеджера. Ох, бедные кичливые ублюдки! Вы даже не можете представить, ЧТО я (да и другие) устраивали вам на кухне, как мы сервировали вам блюда, что вы жрали и пили. Однажды мы валяли по грязному полу котлету всем составом, потом положили ее между булочками, и я с улыбкой и извинениями принес это грязное говно на съедение моим мучителям. Справедливости ради стоит признать, что таких ослов находилось немного, и в большинстве своем люди все-таки вежливые. Тут можно все уместить в нескольких словах: если приходят белые, особенно пожилые, то все будет у тебя отлично. Если приходят белые люди в костюмах, ты свои 18% чаевых получишь в 100% случаев. Если приходят латины, частенько с маленькими детьми, то грубого слова ты не услышишь, никто тебе не будет ебать мозг тем, что пепси-кола не пепсикольная, но и с чаевыми может выйти облом, потому что работяги-латины деньги считать умеют, и при любой возможности стараются не платить лишнего. А вот если приходят ниггеры, то тут готовься: могут и нагрубить, могут и без чаевых оставить, насрав так на пол и стол, разлив все возможные напитки, измазав все кетчупом, что слово «дикарь» становится просто олицетворением происходящего. Это, наверное, от врожденного комплекса неполноценности и полной безнаказанности, некая инфантильная попытка тебя все время унизить (получалось с трудом, потому как я на все реагировал адекватно). Я никогда не стеснялся об этом открыто говорить, и очень громко комментировал процесс уборки после таких вот компаний, ругаясь на смеси русского и английского. Соответственно, развязные черномазые и становились главной жертвой наших кухонных манипуляций, получая вместо еды и напитков кучу кала и грязи. Говорю я все это к тому, что не надо никогда злить официантов, он вам принесет такое, что сами не возрадуетесь.

   Черт, опять как-то не грустно получается. Не получается оправдать название главы, потому, наверное, что давно все это было, и запомнилось только хорошее. Мне хочется показать вам, друзья мои, что, бегая по 12-14 часов, ты о таком количестве вещей можешь передумать, ты так погружаешься в собственные проблемы. А, главное, знаешь, что и завтра, и через неделю, и через месяц все будет так же, как и сегодня. Грязные рожи и грязная посуда. Беготня и кухонные запахи, которые не отмоешь даже мылом, похмелье по утрам и невыносимая усталость ночью. И одиночество.

    Никому ты тут не нужен. Никто никогда не посмотрит в твою сторону. Никогда не поинтересуется твоими проблемами, даже если ляжешь посреди дороги или бросишься на рельсы. Жизнь такая. Перманентное зарабатывание денег. Что еще интересует тамошних жителей, я так до конца за год и не уяснил. У нас здесь тоже, конечно, не рай бессребренический, но здесь моя земля и мои люди. Там же все чужое. 

   Суббота была очень похожа на пятницу, с тем только отличием, что вал голодающих начинался часов с 12 дня. И продолжался до самого до закрытия. Моя смена была очень мощной. Я начинал в полдень, к шести начинался самый ад, продолжавшийся до полночи где-то. После полночи мои ноги можно было колоть иголками, резать ножиками или грызть кариесными зубами, я действительно переставал чувствовать под собой ноги. Было и второе дыхание, открывалось и третье, и четвертое, и все равно, к ночи я был просто выжат.

    Когда я выходил на свежий воздух ночью, открывал дверь машины, то приходилось несколько минут сидеть в полном оцепенении. Есть такое понятие – полностью освободиться, очистить голову и мозг, ни о чем не думать, превратиться в овоща, полностью расслабить все мышцы. Я торчал именно в таком состоянии на переднем сидении машины, и только славные звуки любимой музыки поддерживали во мне связь с реальностью. Я уносился в ночь, чтобы принять душ, рухнуть бревном спать, предварительно высказав Кончите все, что я думаю, о ее концепции перманентной стирки.

    В воскресенье я заступал также в 12, однако, не могу сказать, что это был тяжелый день. Видимо, американское общество целенаправленно на обжирание по пятницам и субботам. В воскресенье шел стабильный плотный поток, однако он не выходил из берегов, за исключением некоторых национальных праздников, которые превращали день в мешанину из куч кала на полу, лопнувших шариков, бесконечного гвалта и облеванных черномазых детенышей. В воскресенье все ходят в церковь. Особенно черномазые. Семействами и кланами. После церкви и приобщения к высшим материям они идут приобщаться к готовившимся у нас бургерам, коими ужираются до состояния пищевого опьянения.

  Тем не менее, воскресенье был неплохим днем, я заканчивал в 10 вечера, у меня был еще вечер впереди. Если бы не понедельник, в который моя смена начиналась в 6 утра!

   Нет, нет, нет, ресторан открывался гораздо позже, просто в целях накопительства я подрабатывал еще и на кухне (там была довольно высокая фиксированная почасовая зарплата, однако отсутствовали чаевые).

   Каждый понедельник с невменяемым от недосыпа Кайлом мы появлялись в 6 часов утра, дико пили в монструозных количествах кофе, пытались вести связные беседы. И разгружали грузовик со жратвой, который приезжал обычно в 7 утра. Привозил он жратву на всю неделю, поэтому одного масла для жарки куриных кусочков и картошки фри там было порядка 20 20-листровых бочек. То есть одного только масла 400 килограмм. Плюс все мясо (стейки, кусочки, рыба, курица и прочее замороженное говно). Чтобы сложилось впечатление об объеме, скажу только, что замороженных кусочков курицы было порядка 30 коробок по 15 килограмм каждая. Плюс все соусы, все овощи, мороженое, хлеб, все эти тазики, стаканчики, ложки и одноразовая упаковка. Концентраты для приготовления пепси-колы и других напитков компании Пепси. Кстати,  для сведения одна упаковка концентрата весит порядка 30 килограмм.