Мельник ностальгии (сборник) - Антонио Нобре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Париж, 1892
Чёрные фиги
– О, вы, зелёные смоковницы, что плачутПо всем путям, людьми от века нелюбимы!И новобрачные под ваш шатёр не прячутЛюбви бесценный дар от нас, идущих мимо.
– Зелёные фиги, зелёные фиги,Пускай говорит!Любовь ваши кроны у старенькой ригиВ эдем претворит!
– Весь мир не терпит вас, от мала до велика,Пичуги гнёзд своих в ветвях у вас не вьют.И место, где вы есть, и сумрачно, и дико,И грязь, и лужи там, а вовсе не уют.
– Одну посадите вы мне над могилой,Запомните ж вы!Пусть фиги чернеют, как траур унылыйУ бедной вдовы!
– Ваш запах тягостен и вреден обонянью,Противен всем вокруг, и не о знати речь…Крестьянин, нос зажав, меж вас проходит раньюИ ввечеру он в печь – не вас несёт зажечь.
– Ваш запах, как ладан (не знаю душистей!),Ну, как не ценить?Ах, если б для милой на тонком батистеЕго сохранить…
– Костлявые, в тряпье зелёном и без кожи,К нам ветви тянете, а вид ваш озабочен…О милостыне вы нас просите, похоже,Как нищие, что ждут прохожих у обочин!
– Ах, нищим подобны, и спины вы гнётеПод грузом плодов!Никто не подаст вам, вы – нищим даётеОт ваших трудов…
– О, горе вам! гниёт упавшая лесина,И плотник не придёт использовать её.Для виселицы лишь подходит древесина,И вешают на ней презренное ворьё.
– Ещё клеветы я глумливей, – о, Боже! —Не слышал досель!Из фиги хочу себе брачное ложе!…Потом колыбель.
– Друзей у смоквы нет среди других растений…А капли чёрных фиг средь голизны видней, —Они, ведь, капли слёз всем ненавистной тени:Повесился он здесь в один из страшных дней!
– Ах, чёрные тоже, на белом так чётки,Мне сердце пронзили —На скорбной Голгофе в руках Его чёткиСкользили, скользили…
– Когда смоковницу откроет лунный свет,Нагую осенью, под нею лист опавший,Я вижу пред собой Предателя скелетОн плачет вечно тут, Учителя предавший.
– О, вы, мои фиги, забудем досаду,Пускай говорит!Огонь ваш в камине, чарующим фадоПылает – горит…
Коимбра, 1889
Колокола
1
Колокола поют венчанье,Светло звучанье!Колоколов светло звучанье,Поют венчанье!
Ах, девушка, красива и стройна!Глаза лучатся!Народ с восторгом шепчет: «То Луна,Её черты лучатся…»
Когда с невестой, – как она стройна!Пойду венчаться,Народ у церкви скажет: «То ЛунаИдёт венчаться…»
2
Колокола звонят крещенье,Как стройно пенье!Колоколов так стройно пенье,Звонят крещенье!
И окунают ангела в водицу,Водой омыть,И окунают ангела в водицу,Водой грязнить.
Ах, крёстная, услышь, как, бедный, он кричит:Ты плач его уйми, утешь его, люби, —Потом утешит Смерть, а душу Бог призрит:О, не скорби…
3
Звон погребальный плывёт над Минью[39]Небесной синью!Звон погребальный небесной синью,Плывет над Минью!
Мой ангелочек, какой нарядный!Гляди! Гляди!Из кожи туфли, расход изрядный,Гляди! Гляди!
Телячьей кожи, расход изрядный,Гряди! Гряди!Пойдёшь в могилу, такой нарядный…Гряди! Гряди!
4
И колокол зовёт к новене,Звук сокровенней.Звук колокола сокровенней,Зовёт к новене.
О, девушки, в покое забытьяМолитесь!Литания о душах, как моя,Молитесь!
О, Матерь скорбных, мой оплот средь бытия,Быть может, дочь ты дашь мне в час благословенный,Чтоб мог идущей с матерью её увидеть яВо дни новены…
5
К последнему причастью звонСо всех сторон.Доносится со всех сторонК причастью звон.
Зажгите, люди свет в ночи,Зажгите!Пусть плачет в окнах воск свечи,Зажгите!
Пронижут небо звёзд лучи,Зажжётся!Сейчас меж звёзд душа в ночиЗажжётся…
6
Чу, похоронный звон в предместье,Звонят все вместе,Колокола звонят все вместеВ одном предместье.
Они лежат под образами.Сеньор! Сеньор[40]!Лежат с закрытыми глазами.Сеньор! Сеньор!
Грущу о тех, кто молчалив под образами,Ах, рану ты мою не береди…С закрытыми глазами! С закрытыми глазами!И руки на груди.
Вот, похоронный звон в предместье,Длин! Дланг! Длинг! Длонг!Колокола звонят все вместе,Длонг! Длин! Длинг! Длонг!
Париж, 1891
Полная луна
Под влиянием луны
Вновь осень. Воды дальние горят:То солнца бриг пылает, умирая.О, вечера, что таинства творят,Что вдохновеньем полнятся до края.
Дороги, как вода, вдали блестят,Текут они, как реки в лунном свете,А рек сереброструйный стройный лад,Как будто трасс причудливые сети.
И чёрных тополей трепещет ряд:Шаль просят, чтоб согреться, у прохожих,А трясогузки так пищат! пищат!Справляя свадьбы в гнёздышках пригожих.
Как благовонье, мелкий дождь душист,Так сладко ртом его ловить левкою!Невеста-деревце под ветра свистРоняет флёрдоранж, взмахнув рукою.
Залётный дождик – гость из дальних стран,Давно безводье землю истощает.Гремит с амвона падре-Океан:О пользе слёз Луне он возвещает.
Луна, в чей плен так сладостно попасть!Луна, чьи фазы помнят при посеве!На океан твоя простёрта власть,На женщин, тех, что носят плод во чреве.
Магичен в полнолунье твой восход!Твой ореол – Поэзии потоки,Их, кажется, струит небесный свод:Смочи перо – и сами льются строки…
Октябрьским вечером придётЛуна Сменить волшебным свет бесстрастный Феба.Изящества и прелести полна[41],Монашка вечная ночного неба.
Порту 1886
Дон Неудачник
Добрый друг, о котором пою,Невезучим родня горемыкам,Он предчувствовал долю свою:Родился с горьким плачем и криком!
Бедный мальчик, заранее зная:Удручённым покоя здесь нет, —Горько плакал, родных умоляя,Чтоб его не тащили на свет.
Восклицая: «Уже озорство!Ну, и хват! Так и ждёт нахлобучки!»Акушерка без спросу егоПодхватила под белые ручки.
Вырос он, увидал без труда:Проку в жалобах, в общем-то, мало…В меланхолию впал он тогда,И она его не оставляла.
Страсть любовная грянула грозноИ сразила его наповал.Суицидом он бредил серьёзноИ луне обещанья давал.
Был в Коимбре однажды обед.Пьют студенты, витийствуют в раже!Он вина обоняет букет,Но не пьёт, ну, ни капельки даже!
Да, подобного нет сумасброда:Он не ел, и не спал, и не пил.Он – наследник великого рода,От семьи – и аскеза, и пыл.
Приходил в дом игорный, сеньоры,А друзей там его – без числа.– Ах! Он сглазит! – шептали партнёры.Так и было: им карта не шла.
Как-то в мае приспела пора:Проводили призыв ежегодный.Он приехал, но все доктораПишут: к армии он непригодный.
От несчастий уставший тогдаСтал он странствовать – в пику кручине,Но сходили с путей поезда,Пароходы тонули в пучине.
Он спасался на шлюпке… Сердит,Бог морей всё ж карал по-хозяйски,То канал де Ла-Манш подтвердитИ сиятельный рыцарь Бискайский.
Будь экзамен, будь конкурс какой —Средь последних всегда, бесталанный!И, вконец замордован тоской,Одержим стал он манией странной.
Вот к примеру такой анекдот,Сами черти в насмешку внушили:Будто все, кто в деревне живёт,Погубить его разом решили.
Он хитёр, не попал в западню,Значит, способы будут другими.И теперь ему дважды на днюВ воду яд подсыпают, как в Риме.
Что же делать? Он рыб достаёт:Пусть поплавают прежде в кувшине!Живы рыбки – без страха он пьёт, —Только эдак и дожил доныне!
Как наивны его миражи…Ну, давайте рассудим толково:Вы-то сами, мои госпожи,Вы смогли бы любить вот такого?
Ум живой и всегда увлечённый,хоть и помнит, что всё – суета,Он теперь на земле освящённойИщет мощи Исуса Христа.
Вы, сеньоры, пускаетесь в свет,Может, встретите вы горемыку:Просьбу вспомните, важный предмет:Земляку передайте привет…Бедный Шику, мой друг! Бедный Шику[1]!
Париж, 1893
Моя трубка
О, трубка! Дивное кадило,Тебе я должное воздам,В честь прошлого, что так мне мило,Курить я буду фимиам.
И этот дым, душист и тонок,Напомнит, как я вечерком,Ещё проказливый ребёнок,Боясь отца, курил тайком.
Счастливыми, цветными снамиВозникнут, в памяти летя,Мужчина в полутёмном храме,За ручку с нянькою – дитя.
И в тишине слепой и хрупкой,В ночной глубокой тишине,Оставив всё, с любимой трубкойБеседую наедине.
Я с трубкой обо всём судачуВ той башне Анту[1], где живу.Проходит ночь…Порой я плачу,Куря и слушая сову.
Ах, трубка, я молчу об этом,Но про себя печалюсь я:Верна ты дружеским обетам,Но где другие – где друзья?
Укрыл давно их сумрак синий…Ближайшие, те, трое, Те[2]…Погибли или на чужбинеСледы их скрыты в темноте.
Коль Бог настроен благодушно,Прошу о мёртвых, и во снеОни, печально и послушно,С кладбищ своих идут ко мне.
Гостей из этой дали дальнейВстречаю, обращаясь в слух,Беседуем мы с ними в спальне,Пока не закричит петух.
Другие странствуют по свету,Пять океанов, миль не счесть…Сто лет от вас ни строчки нету!И живы ли ещё? Бог весть…
Сиротство так сродни покою,Живу, печалью осиян.Друзья, что навсегда со мною,Вы: осень, трубка, океан!
Когда застынет кровь в ознобе,И я закончу путь земной,В украшенном, добротном гробеПодруга трубка, будь со мной!
Сиделка, ты меня устроишь,Обрядишь и проводишь в путь,И коль глаза мне не закроешь,Не страшно! Только не забудь:
Пускай моя подруга трубкаЛежит со мною, в головах.Набей её полней голубка:.Табак «Голд Флай» – я им пропах…
Дружок, ну как отель «Могила»?Комфорт неважный в номерах?С тобой и здесь устроюсь мило,Забуду, что теперь я прах…
Коимбра, 1889
