Белые муравьи - Михал Айваз

Потом она добавила: «Мне придется сделать это, пока я здесь, только так я могу избавиться от стариков».

Я просил Сильвию подождать, говорил, что выращу тигра, а потом мне как-нибудь удастся добыть зеленую жидкость. В Сильвии вновь проснулась надежда. Заслышав гудение стекол под натиском прибоя, доносящееся из неведомой дали, услышав голоса зовущих ее стариков, она взяла меня за руку и зашептала: «Мне надо идти, меня ищут; пожалуйста, поторопись с муравьями, давай им побольше есть, чтобы они поскорее размножились…»

И муравьев действительно становилось все больше. Через месяц я купил им трехметровый террариум и поставил его на пол посреди комнаты, стены которой были завешаны книжными полками. Сначала я боялся, что муравьи расползутся по квартире, но скоро понял, что, когда у них достаточно пищи, они не отдаляются от матки – поэтому они не убегали, даже когда я не накрывал террариум крышкой. Целыми днями на дне террариума вздымалась и опадала молочно-белая волна. Со временем из нее стали появляться зародыши форм, на секунду выныривала лапа хищника или же открытая пасть, но эти зыбкие фрагменты тел животных тут же растворялись. Еще из хаоса возникали клювы диких птиц и щупальца осьминогов, усеянные присосками, – как будто муравьи пытались вспомнить правильную форму, как будто искали ее наугад, шаря в некоей загадочной памяти, принадлежащей и им тоже. Однажды днем я брал с полки книгу и вдруг ощутил нечто странное. Мне показалось, будто за мной кто-то наблюдает; быстро обернувшись, я увидел, что за стеклом на дне террариума лежит и смотрит на меня зелеными глазами могучий белый тигр с грозно оскаленной пастью. Я долго любовался этим замечательным зверем. Ведь я даже не подозревал, что муравьи изображают тигра настолько совершенно. Можно было различить отдельные шерстинки в его шкуре и длинные усы, топорщившиеся над пастью. Я снял крышку с террариума и протянул руку к зеленому глазу. Но стоило мне коснуться муравьев, как тело тигра расползлось, превратилось в вихрящийся поток, который разлился по стенкам террариума; я видел, как зеленые глаза рассыпались зелеными лучами, мгновенно пронизавшими белую массу, как эти лучи разделились и, извиваясь, как черви, стали бледнеть, пока наконец не слились с белой волной.

К последним словам археолога примешивались какие-то резкие свистящие звуки. Археолог замолчал и огляделся по сторонам. Пока он рассказывал, на веранде прибыло гостей; у соседнего стола сидели мужчина и женщина; женщине почудилось, будто порция мяса, которую ей принесли, слишком маленькая, и она требовала, чтобы мужчина позвал официанта и вернул блюдо. Тому это казалось неудобным, и он пытался отговорить ее, а женщина дрожащим голосом, полным злости, упрекала его в трусости. Мужчина свирепо молчал; в конце концов замолчала и женщина, и с той минуты оба не проронили больше ни слова.

– Я испробовал все, что только можно, чтобы поймать зеленых муравьев, чтобы помешать им стать белыми и принудить их выделить зеленый сок, – продолжал археолог. – Однако мне не удалось решить даже первую задачу. Я покупал или мастерил самостоятельно всевозможные инструменты, которыми потом пытался вынуть тигру глаза; я пробовал делать это ложками, половниками, пинцетами, шпателями, разными стаканами и банками. Я делал хитроумные ловушки с пружинками и рычажками, ловушки, челюсти которых защелкивались мгновенно или, наоборот, смыкались потихоньку. Чтобы обмануть муравьев, я хитроумно маскировался: надевал костюм из листьев и веточек, а однажды даже сделал себе панцирь из книг, чтобы быть в библиотеке как можно менее заметным. Я пытался одурманить муравьев эфиром и сам при этом отравился, я брызгал в них духами и спреями, окуривал комнату индийскими благовониями. Но в самом лучшем случае мне удавалось поймать нескольких муравьев – и все равно те сразу же белели и не роняли ни капли зеленой жидкости. Живя с муравьями, я узнал много интересного об их нравах. Например, оказалось, что ночью, в полнолуние муравьи по каким-то непонятным причинам собираются в некие подобия платоновских тел. Однажды ночью я вошел в библиотеку и увидел при свете луны, что на полу возвышается правильный тетраэдр. Затем муравьи очень медленно, как в сомнамбулическом трансе, перестроились в куб и снова надолго замерли; потом они создали правильный восьмигранник и наконец двенадцатигранник, поверхность которого состояла из равносторонних пятиугольников. Изменения повторились еще несколько раз в том же порядке и в таком же медленном темпе, а потом вдруг прекратились, двенадцатигранник растекся в бесформенный блин.

– Какой смысл может быть в таком поведении? – удивился я.

Археолог пожал плечами.

– Ума не приложу. Я спрашивал об этом у энтомологов, но никто из них не смог мне ответить. Спустя какое-то время муравьи изменили свои привычки: теперь они пытались и днем создавать иные формы, а не только тигриные. Один зоолог объяснил мне, что эти попытки связаны со сменой климата, который сигнализирует муравьям, что они оказались в новом пространстве и что теперь необходимо выбрать новые образцы для устрашения неприятеля. Муравьи снова начали наугад искать формы. Казалось, будто какая-то скульптура, создавая саму себя, делает наброски, перед тем как окончательно остановиться на одном из вариантов. В колебаниях белых волн снова возникали прежние лесные и морские обитатели, но наряду с ними появлялись и очертания вещей, с которыми муравьи встретились в новом пространстве, например глобуса или стены библиотеки; им отлично удались шторы и даже сложный цветочный узор на них, а однажды я с изумлением заметил в муравьиных волнах собственное лицо – оно глянуло на меня зелеными глазными яблоками и медленно исчезла Муравьи, конечно, плохо ориентировались в нашем мире, и потому их окончательный выбор был не слишком удачным: они остановились на большом плюшевом медведе, который в память о детстве сидел в нише книжного шкафа. Его глаза тоже были зелеными, и составляющие их муравьи оказались так же неуловимы, как и те, что складывались в глаза тигра.

По реке плыла темная лодка с фонарем на носу, в ней была компания молодых людей, они пили вино из бутылки, девушка в белом платье играла на флейте. Мы немного послушали музыку, которая неслась над водной гладью, – печальную, как образы китайской поэзии.

– Так всю зиму и весну я занимался опытами с муравьями. Когда пришло лето, муравьи перестали искать новые формы и вернулись к тигру, который получался у них лучше всего. Сильвия бродила по темным городам, а у меня по-прежнему не было ни капли лечебного сока. От постоянного напряжения и неотступного отчаяния я и сам заболел. Друзья уговаривали меня съездить за город. И однажды утром (Сильвия после краткого бодрствования снова уснула, и я был уверен, что теперь она долго не очнется) я доехал на метро до смиховского вокзала и сел на ближайший поезд, шедший вдоль реки Бероунки. Я вышел на одной из станций, не доезжая замка Карлштейн. Это было в июле, и стоял такой же жаркий день, как сегодня. Все утро я бродил по лесам, которые были полны грибников и семей, веселившихся на пикниках. Примерно в половине первого я вышел на дорогу, ведущую из леса. Сразу за последними деревьями начинались участки дачного поселка. Я шел вдоль проволочных оград, за которыми тянулись грядки с помидорами и пионами; на верандах деревянных домиков у столов сидели толстяки с красными спинами, потные женщины в купальниках набирали еду из кастрюль и раскладывали ее по тарелкам. Я чувствовал запах гуляша и укропного соуса, мешающийся с вонью машинного масла, слышал звон ножей и вилок. Дачный поселок разросся вокруг деревни, состоящей из нескольких каменных домов. В одном из них – на площади – находилась пивная. Когда я проходил мимо ее открытых дверей, на меня повеяло давно забытым холодным и влажным воздухом деревенских сквозных коридоров. Я вошел внутрь и попал в зал. У одного из столов пили пиво несколько мужчин в тренировочных штанах или в синих рабочих брюках; они говорили о коробке передач автомобиля, принадлежавшего одному из них. Под столом на полу лежал, положив голову на лапы и закрыв глаза, лохматый волкодав. Остальные столы были свободны, над столешницами из коричневого ламината жужжали мухи. Я сел у окна, за которым виднелись ослепительно сияющие на солнце белые стены домишек. В задней, темной части помещения, рядом с дверью в туалет, возле черного ящика игрового автомата стоял мальчик лет десяти в плавках, он держался обеими руками за ручки прибора и сосредоточенно крутил их. На передней панели автомата мигали красные, зеленые и фиолетовые огни, слышались приглушенные механические звуки, какие обычно издают автоматы. Скоро один из посетителей поднялся и окликнул мальчика. Они ушли, а автомат продолжал тихонько гудеть и подмигивать в полутьме разноцветными огоньками.