Сладкая месть коварного босса (СИ) - Сандер-Лин Галлея

— Так, поговори мне ещё! — жахнул кулаком по столу родитель.

И Ева поняла: или сейчас, или никогда. Если не скажет всё, что думает, так и останется бессловесной куклой в его руках.

— Вот видишь! — она обличительно ткнула в него пальцем. — Как только я пытаюсь отстоять своё мнение, ты тут же затыкаешь мне рот.

— И правильно делаю! Потому что ничего важного ты всё равно не скажешь. Вечно у тебя какие-то бредовые идеи…

— А у твоего будущего зятя, значит, и с мозгами, и со всем остальным всё хорошо? А то, что он прямым текстом мне нахамил, — тоже в пределах нормы?

— Нахамил? — нахмурился отец. — О чём ты говоришь? Анатолий всегда был предельно вежлив. Ты, наверное, что-то не так поняла.

Ну да, ничего удивительного. Он верит всем, только не ей, своей «бесполезной» дочери. И тогда Евангелина надавила на больное место папы, на его гордость.

— Действительно, я не совсем правильно выразилась, потому что он мне не просто нахамил, а ещё и оскорбил! — она пылала от возмущения. — И ладно, если бы он оскорбил лишь меня, Еву, но он оскорбил ТВОЮ ДОЧЬ, то есть тем самым оскорбил и ТЕБЯ, разве нет? Какое право какой-то там Лисицын имеет говорить в таком тоне с ТВОЕЙ, Андрея Ланского, дочерью?!

Высказавшись, Ева затаила дыхание. Ну что? Подействует на него? Не подействует?

— И что же Анатолий тебе сказал? — отец сурово сдвинул брови.

«Йес!»

И Евангелина в красках расписала всё, что произошло за последние дни, и вылила своё возмущение на «жениха».

— Я вообще не понимаю, как он посмел вести себя таким образом с той, кто носит фамилию Ланская… Твою фамилию, папа, — закончила она.

Глава семьи пожевал губы, глядя в одну точку, что-то взвешивая и обдумывая.

— Как же всё это не вовремя… — выдохнул наконец, сжав кулак. — Я с ним поговорю, он больше не позволит себе чего-то подобного.

«Чёрт возьми!»

— Отец, разве мы не можем выбрать кого-то другого? — сделала Ева очередную попытку избавиться от ненавистного Лисицына. — Ведь есть же и другие кандидаты…

— Выбор уже сделан, а я своих решений не меняю, тем более когда уже есть определённые договорённости… А Толик теперь будет вести себя как положено.

— Что-то я очень в этом сомневаюсь… Разве что при тебе. А вот наедине…

— Что ты за женщина, если не можешь заслужить уважение будущего мужа и бегаешь к отцу жаловаться?! — рявкнул родитель.

— Если бы ты не показал ему, что ко мне можно относиться таким образом, то и он бы поостерёгся! — выпалила Евангелина. — Ты же сам ни во что меня не ставишь… — и замолчала, с колотящимся сердцем наблюдая, как лицо отца меняется, превращаясь в жесткую маску.

— Ещё одно слово — и будешь находиться под домашним арестом до самой свадьбы! — прорычал он. — А теперь брысь отсюда! Иди в свою комнату, и чтобы без глупостей мне…

— Но папа…

— Я всё сказал! Свободна.

Ева вышла из кабинета, чувствуя себя куда хуже, чем побитая собака. Двое охранников, что стояли в коридоре, наверняка слышали каждое слово их перепалки. Встретившись взглядом с Кириллом, в глазах которого промелькнуло сочувствие, Евангелина ощутила, что краснеет. Всё это было так унизительно… Впрочем, взор бодигарда вновь был невозмутим, словно ничего необычного только что не произошло.

— Я хочу немного прогуляться… — сказала она.

— Но Андрей Владимирович велел вам идти к себе, — бесстрастно откликнулся телохранитель.

— Господи, да я просто по территории участка пройдусь! — воскликнула Ева. — Тем более ты всё равно будешь рядом. Куда я отсюда денусь?

— Пускай прогуляется. Успокоится немного, развеется… — пришла на помощь подошедшая мама. Кажется, она тоже слышала крики отца. — Под мою ответственность.

— Хорошо, Инна Анатольевна, — не стал спорить Кирилл, подождал, пока подопечная наденет верхнюю одежду, набросил пальто и сопроводил Еву на веранду, откуда они вышли на задний двор и двинулись по выложенной плиткой дорожке.

Обычно прогулка по саду, где всегда много зелени и цветов, приносила Евангелине удовольствие, но сейчас стоял конец марта, деревья только-только покрываются почками и мелкими зелёными листочками, а травка едва-едва пробивается на голой земле. Пусто, холодно, грустно…

— Кирилл… — позвала Ева, потому что тишина давила невыносимо. — Скажи, что мне нужно сделать, чтобы ты был верен не отцу, а мне? Какой у тебя оклад?

— Это опасный разговор, Евангелина Андреевна, — откликнулся он, понизив голос. — Лучше бы, чтобы никто его не слышал. А мы здесь не одни… Иначе у вас могут быть проблемы.

Это да, по периметру участка находится охрана, а уж эти мордовороты точно сантиментов разводить не будут, мигом обо всём доложат отцу. И тогда Кирилла у неё заберут, а она ведь только-только к нему привыкла.

— Прости.

— Вам не за что извиняться, — теперь бодигард, который раньше шёл чуть сзади, шагал рядом, так им удобнее было говорить. — Но я всегда выполняю взятые на себя обязательства. Сейчас главная моя цель — ваша защита, и если вам будет грозить опасность — я без раздумий закрою вас собой, от кого бы эта угроза ни исходила… будь то хоть кто-то посторонний, хоть муж… или даже отец…

Евангелина вскинула на него взгляд, но Кирилл на неё не смотрел, глядел прямо перед собой и изредка вертел головой, изучая окрестности, хотя они и были на своей территории. Да уж, он всегда начеку, издержки профессии.

— Спасибо, но я надеюсь, что тебе не придётся делать ничего подобного, — ответила она. — Не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня.

— Благодарю, но именно для этого я рядом с вами.

— А жаль, что только для этого… — пробормотала Ева.

В эти мгновения она особенно сильно скучала по тем тёплым вечерам, что проводила в компании Григория, в арсенале которого обязательно находилось несколько слов, чтобы поддержать подопечную и развеять её тоску. Григорий… Где бы он сейчас ни находился, хоть бы с ним всё было хорошо. Ну а Кирилл… пусть продолжает оставаться холодной, но такой уже привычной глыбой, лишь бы по-прежнему был рядом. Всё же он единственный из охранной своры отца, с кем можно позволить себе что-то, хотя бы отдалённо напоминающее разговор, а не набор инструкций или распоряжений.

Следующим вечером, аккурат перед тем, как Ева должна была ехать в компании жениха в театр, отец подозвал её к себе:

— Я пообщался с Анатолием. Он больше не позволит себе резких высказываний. Но и ты веди себя соответственно!

— Хотелось бы верить… — ответила Евангелина, которая ничуть не сомневалась, что Лисицын будет придерживаться приличий только в присутствии посторонних, а вот наедине ещё отыграется за жалобу отцу.

При встрече Толик был сама галантность (дверку своей вычурной машины открыл, потом закрыл, даже ремень безопасности у невесты пристегнул), отличался улыбчивостью и радушностью, которые испарились, стоило им оказаться вдвоём в салоне авто, пока автомобиль сопровождения ехал следом.

— Нехорошо, Ева, нехорошо, — поцокал языком он. — Взяла и папочке нажаловалась. А я думал, что ты уже взрослая и сама умеешь решать собственные проблемы. Но, как я и подозревал, ты можешь только прятаться за чужими спинами.

Что и требовалось доказать: такая же мразь, как и был, ничего не изменилось.

— А ведь именно твоя спина, дражайший будущий муж, как раз и должна была стать моей самой надёжной защитой, — парировала Евангелина. — Но вместо этого ты нападаешь на меня куда сильнее, чем любой чужак. Разве так должно быть в браке?

— В нашем браке всё зависит от тебя. Если будешь себя правильно со мной вести, — он окинул её сальным взглядом, — то и я отплачу тем же. Я ведь могу быть нежным и ласковым, если меня не злить, — и провёл тыльной частью ладони по её щеке. — Уясни себе это раз и навсегда. Так что не расстраивай меня больше, тогда у нас с тобой всё будет хорошо. И я, разумеется, стану самым лучшим зятем и назову твоего отца «папой».

«Другими словами, сиди на той цепи, которую я тебе выберу, и на том коврике, на который укажу, да? Ну-ну…»