Голем 100 - Альфред Бестер

— Ах ты, Господи, у меня просто иссякает вообра­жение. Что, если снова позвать Люцифера?

— Не возражаю, — буркнула Ента. — Может, его хватит на то, чтобы закончить это паршивое покрывало.

— Реджина, дамы, внимание! Новости — с пылу, с жару! Мой Нудник сказал, что мы вовсе не как надо вызываем Дьявола.

— Да ну? Говори же, Нелл!

— Нудник говорит, что мы живем в двадцать вто­ром веке, поэтому нам не годятся все эти средневеко­вые штуки, а говорить надо на обычном языке.

— Ох, сколько труда зря! Но почему?

— Он сказал, что Люцифер нас, наверное, слышит, но когда он хочет ответить, то попадает в то время.

— Это мысль. Наверное, и демоны могут ошибаться.

— Ясное дело, ведь в них так много человеческого.

— А что он предлагает, Нелл?

— Двоичный код, как в компьютерах. Нудник нам составил программу. Вот, я ее захватила с собой:

— Да что же это! Он над нами смеется, точно.

— Нет, сударыни, это, изволите видеть, самоно­вейшее волшебство. Компьютер сам переводит десяти-

чные в двоичные и нолики, а уже из них образуется крест — такой зловещий, злокозненный, злопакостный, что ни один черт не устоит, если он себя уважает.

— Как ты, Реджина?

— Стоит попытаться, но и сами мы не будем сидеть, сложа руки. Возьмемся за дело как следует! Принесем кухонный компьютер, поставим его в пентакль, станем вокруг на колени и так захотим, чтобы это случилось! Изо всех сил!.. Пи-девка, неси свечи, вонизмы и компьютер!

— Пречистая сила! Поглядите на эту перфоленту!

— Лучше сказать «нечистая сила», Гули.

— Но там только единички и нули.

— Ну да, это двоичный код, Мери. Хотя погляди, какой из ноликов рисунок получается!

— Ой, это нехороший крест из Соломоновой Печа­ти! Точно как мы пытались сделать на покрывале!

— Вот именно! Мой Нудник — гений!

— И Сатана действительно явится?

— Если уж и компьютер его не вызовет, тогда ни­что не поможет.

— Тихо, дамы. Мы должны молиться, а не шептать­ся. Прошу вас!

— Компьютер нас не слышит, Реджина.

— Но Люцифер, возможно, слышит. Предайтесь молитве, вы, ведьмы! Хотите! Взалкайте! Возжелайте свершения!

Глава 6

Когда Гретхен Нунн сказала правлению «ффф», что к Блэзу Шиме есть еще один-два вопроса, которые нужно прояснить, прежде чем соглашение может счи­таться выполненным, это была полуправда, естествен­ная для женщины, уже наполовину влюбленной. Она знала, что ей необходимо с ним увидеться, но сама не до конца разобралась, зачем.

Вопрос: Может ли она все же полюбить его, несмот­ря на то, что она о нем знает?

Вопрос: Любит ли он ее на самом деле или просто развлекается с цветочком из Гили?

Вопрос: Рассказать ли ему правду о себе самой?

Вопрос: Рассказать ли ему правду о себе самом?

Вопрос: Закрыть соглашение с господином Стекло­дувом, проявив спокойный профессионализм и послав к черту все сопутствующие личные моменты?

Ответ: Она не знала ответа.

И уж точно не знала, что, пока она готовилась нане­сти удар господину Хочу, ее ждала мина, небрежно подложенная Шимой.

— Твоя слепота врожденная? — тихо спросил он этой же ночью.

Она рывком приподнялась в постели:

— Что? Что такое?

— Ты меня слышала, Гретхен.

— Слепота? Какая слепота? У меня единицы в обо­их глазах! Как у орла!

— Ах, значит, ты и не знаешь. Я подозревал что-то в этом роде.

— Я не понимаю тебя, Блэз.

— Ну, ты действительно слепая, — спокойно про­изнес он, — только никогда об этом не подозревала, потому что твой благословенный дар затмевает любое зрение — ты в высшей степени восприимчива к ощуще­ниям других людей. Ты видишь чужими глазами. Не уверен, но, возможно, ты глухая, а слышишь тоже чу­жими ушами. Может быть, у тебя так и со всеми осталь­ными чувствами. Потрясающая способность. Совер­шенно потрясающая. Нам надо как-то это исследовать.

— Ничего более нелепого в жизни не слыхала! — разозлилась Нунн.

— Если ты настаиваешь, я могу доказать тебе, ми­лая.

— Давай, доказывай.

— Пошли в гостиную.

Они вышли в большую комнату, и Блэз указал ей на вазу:

— Какого цвета эта ваза?

— Жемчужно-серая, разумеется.

— Ковер. Какого он цвета?

— Темно-серого.

— А эта лампа?

— Льдисто-серая, и черный абажур.

— Q.E.D.[6] — ухмыльнулся Шима. — Как я и гово­рил.

— Что — как ты говорил?

— Ты видишь моими глазами.

— Ну зачем ты несешь такую чушь?

— Потому что у меня цветовая слепота. Из-за этого меня и осенило.

— Нет!

— Да.

— Блэз, если ты меня дурачишь, то я тебя...

— Не дурачу, любовь моя, это правда.

— Нет!

— Да и еще раз да, — он крепко обнял ее, стараясь унять сотрясавшую Гретхен дрожь. — Все так и есть. Ваза эта — зеленая. Ковер — янтарно-желтый с золо­том, лампа — алая с темно-красным абажуром. Я сам не различаю этих цветов, но запомнил, что мне сказал де­коратор.

У нее вырвался стон.

— Но почему ты так страшно испугалась, милая? Ты слепая, однако вместо зрения тебе дан гораздо более чудесный дар. Ты видишь то, что видят все люди на свете. Я тебе завидую. Поменялся бы с тобой в любую секунду.

— Этого не может быть! — разрыдаХась она. — Это так ужасно! Слепая? Калека? Урод? Нет!

— Это правда, любимая, но ты вовсе не калека.

— Я ведь вижу, когда я одна.

— Когда ты одна? А кто из нас бывает совсем один? Кто во всем этом битком набитом Коридоре?

Гретхен вырвалась из его рук, схватила платье и выбежала из пентхауза, захлебываясь истерическими рыданиями. В свой собственный Оазис она вернулась с пошатнувшимся от ужаса и отчаяния рассудком. В зна­комой обстановке она немножко успокоилась и решила проверить, прав ли Шима — тогда ее постигло крушение всего. Но, может быть, Шима зачем-то пытается погу­бить ее? Просто потому, что она — уличный цветок и ее можно терзать для развлечения?

Гретхен отпустила всю прислугу, бросив отрыви­стое приказание убираться и переночевать, где хотят. Стоя в дверях, она по головам считала, когда они выхо­дили, недоумевающие и глубоко огорченные. Она за­хлопнула дверь и огляделась: видела она так же хорошо, как и всегда.

— Лживый ублюдок, — гневно прошипела госпо­жа Нунн и принялась метаться по квартире: что же, урок получен и усвоен — личные отношения всегда подведут. Она вела себя как сущая дура. Но почему, во имя всего святого, Блэзу понадобилось Пустить ей кровь? Милосерднее было бы просто убить ее. Не пыта­ется ли он довести ее до самоубий...

Она ударилась обо что-то с такой силой, что ее от­бросило. Еле удержавшись на ногах, уставилась на ту