Голем 100 - Альфред Бестер

— Простите мне неловкое вранье, капитан Индъд­ни. Я только еще прихожу в себя и пытаюсь оберечь клиента.

— Весьма понятно, мадам. Увы, защита клиента уже не случится. Необходимо, чтобы мне отдали это оружие.

— Это совершенно невозможно.

— Это не мое требование, а Законников. Оружие должно быть предъявлено. Вы это знаете, мадам.

— Мне очень жаль.

— Вы тверды в этом, мадам?

— Таков мой долг.

— Вы делаете наше положение весьма затрудни­тельным. Я имею дело с наиуважаемым коллегой, поль­зующимся великим почетом и уважением. Это — с од­ной стороны, но есть и другая. Законники требуют от меня, чтобы я собрал все имеющиеся улики и показа­ния, чтобы оформить дело и передать его обвинению.

— Разумеется.

— Но вы же не сдали оружие, причинившее смерть.

— Я не могу.

— Тогда что же мне делать? Ваш отказ требует от меня следования процедуре дознания при убийстве.

— Я предлагаю, чтобы вы следовали требованиям процедуры.

— В таком случае вы арестованы, мадам.

— Летальный-Один? Летальный-Два? Летальный- Законный?

— Вы настоятельно превращаете трудное дело в еще более запутанное, мадам. Никогда раньше мне... Вы стоите выше подозрений, но все... Нет. Нет. Мы не предъявляем вам ни одно из этих обвинений. Я обвиню вас по вновь придуманной категории. Это... Как же его назвать? Ага. Да. Преступление-Пять.

Гретхен залилась смехом. Ей это удалось!

— Браво, капитан Индъдни! А вы придумали заод­но и процессуальные моменты для Преступления- Пять? Меня поместят в тюрьму? Могу ли я выйти под залог?

— Я продолжаю изобретать даже под весьма неми­лосердный смех. Вы находитесь под распространенным домашним арестом. Назовем его Гиль-арест. Вы можете практиковать в вашей профессии, но ни при каких об­стоятельствах не покинете Гиль без hukm[9] от меня.

— Благодарю вас, субадар.

— Хотя я и не обладаю вашими дарованиями, ма­дам, у меня есть некоторые возможности. Предупреж­даю, что если это страшно секретное оружие существу­ет, то я его найду.

— Если'? Вы сомневаетесь в моих словах, капитан?

— Я не приношу извинений. Неверие искони при­суще бомбейцам, но дело сейчас вовсе не в этом. Вы, как ни жаль, оказались связаны с одним из преступлений в целой серии очень и крайне отвратительных зверств, о которых, надеюсь, вам ничего не известно.

— Это и в самом деле что-то новенькое. Каких зверств, капитан Индъдни? Я ничего такого не слышала.

— О них еще нет сообщений.

— Почему же?

— Потому что они слишком невероятно outre.

— Понимаю. Вернее, мне кажется, что я понимаю. Что ж, благодарю за любезность, субадар. Я постараюсь

вам помочь всеми доступными мне способами. Чертов­ски неприятно, не так ли?

— Соглашаюсь при всем огорчении, мадам. Боюсь, что огорчение наше будет еще глубже, когда я, наконец получу ясные ответы на все вопросы.

— Когда это случится, надеюсь, что вы мне расска­жете.

Гретхен жарко молилась. Все навыки психотеха в построении и проектировании временно покинули ее. С этим животным — человеком — такое иногда творит любовь.

Глава 7

Сдав заключительный отчет (который, безусловно, не был правдой, всей правдой и ничем, кроме правды) председателю правления Миллсу Коупленду, госпожа Нунн приняла его благодарность, подкрепленную че­ком, и отправилась прямо в лабораторию новых арома­тов, в которую и вошла, не объявив о своем приходе. Доктор Шима творил что-то несусветное с колбами, пи­петками и бутылками с реагентами.

Не поворачивая головы, он приказал:

— Вон!Вон!Вон!

— Доброе утро, Блэз.

Он резко обернулся — лицо его носило следы схватки.

— Так-так-так, прославленная Гретхен Нунн, я по­лагаю?[10] Та самая, которую три раза подряд избирают «Личностью года»?.

У нее радостно дрогнуло сердце; в его голосе не было ни малейшего оттенка неприязни.

— Нет, сударь. Людей моего положения не зовут по фамилии.

— Обойдемся без «сударя», ладно?

— Благодарю вас, су... господин Хоч.

Блэз мучительно скривился.

— Не напоминай мне об этом непостижимом безу­мии, Гретхен. Я... Как все прошло с Убийственниками?

— Я им всем забила баки.

— А с председателем?

— Я и ему забила баки. С тебя все снято.

— Для «ФФФ», возможно, и снято, но не для меня самого. Ты знаешь, я серьезно подумывал лечь в пси­хушку, еще этим утром.

— Что же тебя остановило?

— Ну, отчасти ты.

— Только отчасти? Я возмущена. Ты заставил меня поверить, что рабски предан мне!

— А потом я так увлекся синтезом аромата пачу­лей[11] и... и как-то обо всем позабыл.

Гретхен рассмеялась:

— Можешь не волноваться. Ты спасен.

— Но не вылечен.

— Не более, чем я, от своей странной слепоты. Мы — пара уродцев, но мы спаслись, потому что все о себе знаем. Теперь мы с этим справимся.

Доктор Шима грустно кивнул в ответ.

— Ну и какие у тебя планы на сегодня? — бодро спросила она. — Грандиозная битва с пачулями?

— Нет. По правде сказать, я механически перекла­дываю все с места на место. Я ведь все еще по уши в неприятностях. Знаешь, Гретхен, наверное, мне стоит отпроситься сегодня.

— Лучше не придумаешь. Прими заказ на два обе­да. Никаких шалостей: нужно держать военный совет. Мы оба по уши в неприятностях.

* * *

— Ты мне все рассказала?

— Да, Блэз, полностью.

— Ничего не упущено по недосмотру или пере­смотру?

— И даже посредством ясновидения. Я оперирую фактами, парень.

— И я тоже, госпожа, но я химичу, а ты интуичишь; стало быть, я мозгую, а ты нутром чуешь.

— Хочешь сказать, что я мыслю кишечником?

— Именно. Ты же не можешь не сознавать, что сначала ты чувствуешь решение своей проблемы. Лишь потом твой могучий ум возводит строение из до­казательств.

— А ты работаешь иначе?

— Прямо противоположным образом. Обнаружив факт, я стараюсь перевести его в ощущение — так я создаю духи.

— Тогда разъясни мне, могутный созидатель, что такое Летальный-Один — факт или ощущение?

— Может быть и любовной горячкой в чистом ви­де. Послушай-ка, если мы открываем военный совет, то, будь добра, слезь с меня.

— Да, ты лучше соображаешь в вертикальном по­ложении.

— Как ты до этого додумалась? Психодинамика по­могла?

— Я знаю, как ты занимаешься любовью.

— Это оставляет мне почву для сомнений. Но кро­ме шуток, Гретхен. Я хочу поразмыслить всерьез.

— Продвигайся с осторожностью.

— Мы должны бы ненавидеть друг дружку.

— Да? Почему же?

— Потому что мы совершенно по-разному мыс­лим. Ты ориентирована на психику, а я на химию. Мы на разных полюсах. Это же помогает нам идеально рабо­тать в одной упряжке. Я назвал бы нас « психемо»... Чему ты смеешься?