Сирена (ЛП) - Тиффани Райз

- Я тоже думаю, что сможете. Если ты будешь концентрироваться на деле, - тон Боннера был скептическим.

- Так и есть.

- Истон, я старик. Мой слух портится, и состояние моих коленей оставляет желать лучшего. Но мои глаза до сих пор видят. С того самого дня, как ты здесь появился, я не видел твоей искренней улыбки. Но когда я зашел в кабинет, застав тебя за чтением ее книги, ты улыбался, как подросток, обнаруживший тайник отца с журналами Playboy. Раньше я пытался совмещать работу и подобные отношения. Но это ни разу ничем хорошим не кончилось.

Зак снова открыл рот, но Жан-Поль поднял свою руку, перебивая его.

- Можешь продолжать редактировать Сатерлин. Пока что. Только прислушайся к маленькому совету...

- Пожалуй, не стоит.

Потянувшись через стол, Боннер взял рукопись. Пролистав ее, он присвистнул. Несомненно, ему на глаза попалась одна из мириад эротических сцен.

- Выражаясь словами Шарлотты Бронте, - начал шеф-редактор, - "Так уж устроена жизнь, что ничего в ней заранее не предскажешь"'. Выражаясь моими словами... Пусть это будет только работа, Истон.

Сжав челюсть, Зак ничего не ответил. Забрав газету со снимком его и Сатерлин, Боннер оставил его наедине с книгой. Истон закрыл глаза и представил образ Грейс. Господи, он был рад, что она осталась в Англии, где не сможет увидеть эту фотографию. Но почему он переживал? Даже если Грейс увидит снимок, где он с другой женщиной, будет ли ее это волновать? Конечно, нет. Иначе сейчас, она находилась бы с ним, в Нью-Йорке.

Устало вздохнув, Зак вернулся к нужной странице в книге Норы, отмеченной бумажной закладкой.

"После ссоры, Каролина спала в отдельной от ее любовника комнате. Проснувшись, Уильям на цыпочках пробрался к двери. Слегка приоткрыв ее, он остановился, прислушиваясь к ее дыханию".

Эта картинка встала у Истона перед глазами. Прошлый год с Грейс был кошмаром с закрытыми дверьми и отдельными комнатами. И все же, Зак не мог пропустить ни одной ночи, хотя бы не посмотрев на свою спящую жену, до того ужасного раза, когда ее дверь оказалась запертой. На следующий день ему позвонил Боннер с приглашением поработать в Главном Издательском Доме Нью-Йорка, и обещанием повышения до поста шеф-редактора в Лос-Анджелесе, после ухода на пенсию нынешнего босса. Зак даже не удосужился поинтересоваться о размере заработной оплаты, прежде чем ответить "да". Почему он позволял себе об этом думать?

Он должен был оставаться объективным в отношении книги, и загадочной писательницы с ее темными волосами, красным платьем и пылающими словами. Пусть это будет только работа, Истон... Легче сказать, чем сделать.

Глава 5

"Телефон зазвонил в семь утра, а сам звонок состоял всего из нескольких слов - за ее приветствием, последовало его: В клубе в девять. Жди с завязанными глазами. Положив трубку дрожащими руками, она поспешила в душ.

В клуб она прибыла без четырнадцати девять, хотя в большинстве случаев, имела привычку опаздывать на пять минут. Все потому, что она научилась никогда не заставлять его ждать… далеко не самым из приятных способов.

В клубе у него была своя комната - у одного из семи, имеющих подобную привилегию. И у нее был ключ от этой комнаты - у одной из двух, имеющих к нему доступ. Принадлежащее ему помещение было скромным и, на удивление, изысканным, учитывая его единственное назначение. Помимо трех напольных канделябров, комната больше никак не украшалась. Кровать была заправлена роскошным черно-белым постельным бельем, белоснежные простыни которого жаждали быть запачканными.

Полностью раздевшись, она взяла черный, шелковый шарф. Устроившись на кровати, в коленопреклоненной позе спиной к двери, она закрыла глаза, и завязала ткань на затылке. Она ненавидела эту часть, ненавидела жертвовать ради него возможностью видеть. Дело было не столько в страхе, сколько в алчности. Она хотела видеть его, как он причиняет ей боль, как он проникает в нее. Он знал, что она жаждала именно этого, поэтому так часто приказывал надеть повязку.

Она ждала.

В ожидании его прибытия, она начала медленно, глубоко дышать, чему он научил ее много лет назад. Вдыхая носом, и заполняя кислородом живот, она медленно выдыхала через рот. Эта техника не просто расслабляла, она, действительно, притупляла остроту волнения. Гипнотическое дыхание убаюкивало, помогая ближе подобраться к саб-спейсу - тому безопасному месту, где ее разум отключался, в то время, как ее тело нещадно терзали. Была и третья причина для дыхательного упражнения, о которой он никогда не говорил, но она не сомневалась в ее правдивости - это было по ЕГО приказу. Даже сам воздух, насыщающий ее легкие, делал это по ЕГО приказу.

Она выдохнула, услышав, как тихо открылась дверь. Напрягая слух, она пыталась уловить каждое его действие. Он молчал. Он редко говорил в такие моменты. Прислушавшись, она с некоторой долей облегчения поняла, что по комнате перемещалась только одна пара ног. Но иногда, он приходил не один.

Она услышала, как чиркнув спичкой, он зажег свечи, и почувствовала, что комната залилась светом. Пять минут или более, прошли в полнейшей тишине, после чего он подошел к кровати. По ее телу прошла дрожь, когда кончиками пальцев он провел по ее пояснице. Удовольствие от потрясающе нежного касания было таким интенсивным, что у нее возникло ощущение, будто ее пронзили насквозь.

Она вздохнула, когда он поцеловал ее обнаженное плечо, и застыла, когда он надел на нее ошейник. Он редко пользовался поводком во время их приватных интерлюдий. Он применял его больше для ее унижения, разгуливая с ней по всему клубу, выставляя напоказ. Но наедине, он просто запускал два пальца под ошейник и тащил ее, как собаку, туда, куда хотел.

Ошейник натянулся, когда его пальцы проникли под кожаный обод. Она последовала за ним, когда потянув, он осторожно спустил ее с кровати. Он всегда был очень осторожным, когда она была лишена способности видеть, внимательно следя за тем, чтобы она ни коим образом не споткнулась, и не причинила себе боли. Причинять ей боль являлось исключительно его прерогативой.

Он подтолкнул ее вперед, и она плечом ощутила прикроватный столб. Одну за другой он завел ей руки за спину, пристегивая к каждому запястью кожаные наручники, отчего она переместила вес своего тела на столб. Сцепив их спереди, он поднял ее оковы над головой, и закрепил высоко на кроватной опоре.

Она застыла, почувствовав, как его ладони накрыли ее лицо. В течение нескольких секунд ничего не происходило, ладони просто оставались на месте, затем покинули ее, медленно скользнули к шее, и, минуя плечи, пробрались сначала вверх по рукам, потом вниз. Очертив их, они переместились к ее груди, соскам, животу, далее, к бокам, и принялись поглаживать ее спину. Одна из его рук скользнула между ее ног, а вторая пробежала по бедрам, ягодицам, вниз по одной ноге и снова вверх, потом настала очередь другой. Наконец, добравшись ладонями до подъема стопы, он легонько провел ими по чувствительной коже. Она старалась не улыбнуться изысканно нежному ощущению его рук, касающихся каждой частички ее тела.