Невеста поневоле - Ливия Элиот

– Через полчаса отправляемся. Не хотите выйти на палубу? Вас кто-нибудь провожает?

– Нет. Меня никто не провожает, – ровно сообщил он. – Но давайте выйдем.

Они допили коктейль и поднялись на палубу, где уже собралось большинство пассажиров. Кто-то махал кому-то рукой. Кто-то смеялся. Матросы уже убрали трап и отдавали швартовые. Глубокий, протяжный гудок перекрыл людской гомон. Судно качнулось. Софи тоже качнулась, но ее удержала сильная рука Сэма.

– Осторожнее.

– Спасибо, – пробормотала она, чувствуя, что вот-вот заплачет. Город, в котором прошла вся ее жизнь, оставался, а она уезжала с ощущением внезапно возникшей пустоты. Здесь, на этой земле, было все, чем она дорожила. Здесь она знала всех и вся. Здесь был ее уголок, пусть и не самый устроенный, но привычный и теплый. А что впереди? В какой-то момент ей показалось, что она уже никогда не возвратится в Саутгейт, а если и возвратится, то город ее не признает. Или она не признает его. Корабль представился ей льдиной, отколовшейся от берега и уносимой в скрытый туманом холодный, неведомый океан.

Софи шмыгнула носом.

Сэм обнял ее за плечи.

– Все в порядке. Через две недели мы вернемся, – тихо сказал он.

– Вы… уверены?

– Нисколько не сомневаюсь.

Теплоход медленно и неуклюже развернулся и двинулся к выходу из бухты. Некоторое время пассажиры еще оставались на палубе, но потом начали понемногу расходиться.

– Спустимся? – предложил Сэм. – Честно говоря, я бы выпил еще стаканчик. А вы?

– Только если вы не сочтете меня алкоголичкой.

Морские круизы считаются – и не без основания – самым приятным и здоровым видом отдыха для тех, кто не готов ломать руки и ноги, карабкаясь по скалам, спускаясь по бурным рекам или продираясь через тропические джунгли. Хорошее питание и приятная компания помогают рассеять меланхолию, мерное покачивание волн настраивает на философский лад, а осмотр достопримечательностей в местах стоянок расширяет кругозор и просветляет мысли. Подмечено, что именно во время круизов завязываются самые необременительные романы. Единственное, что представляет опасность для путешественников – не считая, конечно, кораблекрушения, – это морская болезнь. Для предотвращения сего недуга знающие люди советуют посвятить первые часы пребывания на корабле сну.

Именно так и поступила Софи Грин. После двух коктейлей кровать потянула ее к себе с неудержимой силой. Некоторое время она еще сражалась с подступающей дремотой, отчаянно моргая, потирая глаза и борясь с зевками, но в конце концов признала поражение.

– Сэм, я, пожалуй, прилягу. Вы разбудите меня к обеду? – пробормотала она, хлопаясь на койку. – Я на вас надеюсь.

– Конечно, ложитесь. И не беспокойтесь, я подниму вас в шесть вечера.

– Отлично. – Раздеваться уже не было сил, и Софи ограничилась тем, что сбросила туфельки. Через пять минут она мирно посапывала.

Убедившись, что попутчица отбыла в мир грез, Сэм достал из сумки конверт, который забрал из офиса рано утром. Грэг успел-таки собрать кое-какую информацию по Лейле Хамади и переслал ее по электронной почте.

После возвращения из Англии, где ей так и не удалось получить вид на жительство, Лейла продолжала работать в агентстве, но через полгода уволилась и исчезла. Где она была и чем занималась последующие три года, неизвестно. Затем она возникла снова, на этот раз в городе Тир, где поступила на работу в местный музей. К тому времени у нее уже была дочь по имени Самира. Замуж госпожа Хамади так и не вышла и до самой смерти прожила в Тире. Самира после школы поступила в Бейрутский университет и закончила его год назад. Потом вернулась в Тир и жила там с матерью. Через два месяца после смерти Лейлы от рака Самира выехала во Францию.

Сопоставив даты, Сэм пришел к выводу, что путь от Бейрута до Лондона занял у молодой ливанки один месяц. Где она провела его? Чем занималась во Франции? Почему не отправилась прямо в Лондон?

Строить какую-либо теорию на основании имевшейся скудной информации было бы глупо. Сэм верил Дженкинсону – если бы у него было что-то с прекрасной ливанкой, он скрывать бы не стал. В таком случае оставалось два варианта: либо Самира с матерью придумали всю эту комбинацию с шантажом сами, либо за Самирой стоит кто-то еще. Сэм склонялся ко второй версии.

На кровати заворочалась Софи. Покрывало, которым прикрылась его попутчица, сползло, и Сэм встал из-за столика, чтобы поднять его с пола. Встал, поднял и остановился, невольно засмотревшись на лежавшую на спине женщину. Что ж, при первой встрече он не ошибся – действительно хороша. Бобби Уэствуд, похоже, совершил большую ошибку, отказавшись от столь лакомого кусочка. Сэм не был знаком с ее женихом, но фамилия Уэствуд говорила о многом, как и фамилия его новой невесты. Классический случай, когда мужчина делает выбор в пользу карьеры и денег. А как бы он сам поступил на месте Бобби? Трудно сказать. Чтобы иметь собственное мнение, нужно побывать в чужой шкуре.

Он вспомнил Софи в тот момент, когда она открыла дверь, и сердце его учащенно забилось. Сэм приехал чуть раньше назначенного времени, и она не успела собраться, поэтому он увидел ее в домашней одежде: шелковом пеньюаре кораллового цвета, едва доходившем ей до колен. Выглядела она восхитительно. Сэм даже не ожидал, что у нее такие красивые ноги: стройные, удивительно ровные, с соблазнительными полноватыми бедрами. И грудь тоже оказалась весьма соблазнительной: не маленькой, но и не слишком большой, с прелестной ложбинкой посередине, с нежными голубоватыми жилками на молочно-белой бархатистой коже. Одним словом, настоящее воплощение соблазна. В какой-то момент у него даже мелькнула мысль: а не попробовать ли перевести их отношения в более непринужденную форму…

Додумать Сэм не успел – в дверь тихонько постучали.

– Мистер Кворри?

Стюард.

– Минутку, я только достану документы. – Он накинул покрывало на спящую Софи, достал из тумбочки паспорт и билет и вышел в коридор.

За столиком их было четверо: Софи и Сэм, школьная учительница из Портсмута и ее муж, инженер Джон Рейли. Когда все расселись, капитан произнес небольшую речь, потом представил старших офицеров и объявил, что желающие потанцевать приглашаются после обеда в танцзал на верхней палубе.

Проголодавшиеся пассажиры с увлечением приступили к делу. Обед состоял из четырех блюд, каждое из которых представлял шеф-повар с труднопроизносимой испанской фамилией. Это был его первый рейс, и бедняга явно волновался. Тем не менее все прошло удачно, никто не ворчал, не жаловался на отсутствие аппетита или морскую болезнь. Поначалу атмосфера была несколько натянутой, но потом пассажиры расслабились, раззнакомились, разговорились, и уже через полчаса то там, то тут звучал непринужденный смех, чему в немалой степени способствовали льющиеся рекой напитки и шуточки старшего помощника, оказавшегося большим мастером рассказывать анекдоты и произносить тосты.