Литературные рецензии и обзоры - Лариса Матрос

3. Среди основных направлений и задач НЖ следует, с моей точки зрения, также выделить стремление держать высокий уровень культуры и профессионализма публикуемых в нем материалов, что делает журнал своего рода признанным эталоном, оказывающем влияние на весь литературный процесс в Зарубежье. Об этом свидетельствует многие высказывания о журнале, которые мне пришлось неоднократно слышать от многих литераторов и в том числе тех, кто сами несут на себе тяжкий крест издательской деятельности: например, издатель "Панорамы" Александр Половец, издатель "Побережья" Игорь Михалевич-Каплан.

Соответственно только русской литературной традиции, этот "толстый" журнал охватывает все основные жанры литературно-гуманитарной активности и представляет собой весьма объемное пространство для авторов разных областей литературы и гуманитарных знаний, а потому способен удовлетворять читательские интересы самого широкого круга людей. Здесь: и проза, и поэзия, и литературоведение, и философия, культура, искусство, политика; на более чем шестидесяти тысячах страниц представлена огромная мемуарная библиотека, архивные документы, эпистолярное наследие. Все это придает НЖ статус бесценного первоисточника для исследований литературно-культурного процесса зарубежья, что и подтверждают постоянные ссылки на него в исследовательских работах..

Рамки рецензии не позволяют дать хоть сколько-нибудь репрезентативную иллюстрацию произведений, опубликованных даже в каком-то одном выпуске. Почти каждая работа вызывала желание подробного разговора о ней. Например, в 206-м номере меня покорила работа о Цветаевой Лидии Панн "Иметь или быть", посвященная анализу взаимосвязи душевных состояний поэта с ее произведениями.

Не найдя критерия выбора отдельно взятой работы для примера, я решила просмотреть (в обратном порядке, начиная с 212-го выпуска) каждый третий номер, чтоб выбрать что-нибудь, привлекающее внимание с первого взгляда. И "подарок судьбы был мне ниспослан! Этот "подарок" оказался выходящим за грани привычного даже для такого неординарного издания, каковым является НЖ. Речь идет о трех публикациях, объединенных одной фамилией: "Прямой и отраженный свет" (недавнее) Сергея Голлербаха (No 206), "Разъединенное", Эриха Голлербаха (написанное в конце 1920-х годов), No 209, и "Заметки художника" Сергея Голлербаха из 212 номера. Эти произведения, разделенные десятилетиями дат их написания и тысячами страниц журнала представляют собой интерес в единстве. Ибо дополняя друг друга, они впечатляюще передают тончайшие механизмы взаимодействия материальных (житейских) и духовных факторов жизнедеятельности человека, его постоянного поиска смысла жизни и гармонии с окружающей средой, что позволяет авторам достичь почти такого же эффекта, который удается только большому живописцу, умеющему с помощью кисти и красок передать на полотне или листе бумаги живые движения человеческой души.

Поражает филигранная манера описания факторов, определяющих процесс нравственного формирования ребенка в "Разъединенном" Эриха Голлербаха. Автор стремится постичь ощущения ребенка на самом начальном этапе осознанного восприятия окружающего мира и его преломления в душевном состоянии... Например, в главе "Бунт": "Кто из нас может точно вспомнить, когда именно совершился в его жизни знаменательный переход "от бесполого" платьица к "мужским" штанишкам. Но штанишки эти -...забыть невозможно". В главе "Ненависть": "Нехорошо, когда ненависть слишком рано "угрызает" душу - в те годы, когда еще "так новы впечатления бытия"... И далее: "Кажется розги я бы простил (секли меня раза три за все детство) но затрещину - никогда: из "смертельного оскорбления" "вырастала бешеная ненависть".

Интересно в качестве примера проиллюстрировать анализ духовно-нравственных исканий обоих авторов в одной и той же теме - отношения к отцам. В "Разъединенном" Эриха Голлербаха воспоминания об отце ассоциируются с ненавистью к нему из-за отцовского деспотизма и равнодушия к переживаниям сына. "В прямом и отраженном свете" Сергея Голлербаха воспоминания об отце связаны с материальными лишениями (недоеданием), обусловленными трудностями предвоенной жизни. Вместе с тем, стремление к нравственному совершенствованию обоих авторов приводит их фактически к одинаковому душевному настрою: "С годами - став больше понимать и, следовательно, больше прощать, я освободился от враждебного чувства к отцу и под конец уже жалел его, то есть почти любил. И даже наверное любил. заключает Эрих Голлербах (в "Разъединенном").

"Сейчас, сидя за полным столом, как хотел бы я сказать: "Папа попробуй вот этой колбаски, или этого паштета, или заливного!" "Но отец умер во время войны, в 1943 году.... Иногда высчитываю: папа 1887 года рождения, ему сейчас было бы 110 лет. Так и не сядем за стол, и не выпьем, и не закусим. А как иногда хотелось бы!!" - размышляет Сергей Голлербах (в "Прямом и отраженном свете").

Впечатляет в этих работах то, что авторы пытаются постичь как бы прямую и обратную связь духовных процессов человека на этапах начала и конца его жизненного пути, через анализ душевных состояний ребенка, когда он еще объективно не знает, что будет, во что "это" выльется, и состояний пожилого человек, который уже знает что было и во что это вылилось. "Может быть, вся жизнь человеческая, - пишет Сергей Голлербах в "Прямом и отраженном свете", - есть постепенное превращение прямого света молодости в свет отраженный, пока уже в самом конце жизни его многоцветное сияние не начнет угасать и прямой свет не появится снова..."

Сквозь призму разъединенных факторов, определяющих нашу жизнь, автор ищет объединенную философскую основу ее оправданности и целесообразности как неразрывного элемента всего мироздания. Рассказывая в "Заметках художника "о драматической судьбе несостоявшегося художника, который последние годы жизни отдал на создание макета католического собора из спичек (!) автор заключает: "Я представляю себе знаменитых архитекторов эпохи Возрождения и Барокко, они - слоны архитектурного царства. Но где-то в траве у их могучих ног-колонн маленькое насекомое тоже что-то строит. Неравенство их сил очевидно, но в каком-то ином плане, вне понятий силы таланта и видимых результатов их строительства, они равны..."

Все три произведения написаны в жанре эссе, и состоят из небольших главок, каждая из которых сравнима с задачей, решение которой приводит к единственно верному ответу. В качестве примера я бы хотела привести сюжет главки "Плевок с горы" из "Разъединенного" Эриха Голлербаха. Здесь описана ситуация, когда школьная ватага хулиганистых мальчишек решила зло посмеяться над аккуратным и брезгливым одноклассником, одарив его с высоты деревянной школьной горы отвратительным плевком.

"Впоследствии, - заключает автор, - разные литературные "дела да случаи" воскрешали в моей памяти это маленькое, но обидное происшествие: что такое в большинстве случаев рецензия, как не плевок с горы? Неизвестно, зачем и почему захочется человеку плюнуть (от избытка слюны, что ли, и он плюнет... С "высоты" газеты или журнала это так удобно: почти недосягаем, почти ненаказуем. И так "эффектно", вокруг - зрители, всегда готовые повеселиться".

Я не случайно привела эту цитату, ибо думаю, что не ошибусь, если причислю этот нравственный укор писателя к числу актуальнейших для нашей литературной жизни. И символично, что прозвучал он именно в "Новом журнале", самим фактом своего существования дающем пример нравственности и чести.

Перечитывая его я вспомнила недавно выписанную мной другую цитату - уже А. Пушкина - из чернового наброска планируемой им статьи "О критике": "Где нет любви к искусству, там нет и критики. Хотите ли быть знатоком в художествах? - говорит Винкельман. - Старайтесь полюбить художника, ищите красот в его созданиях".

Позволю себе признаться, что данный очерк есть плод любви с первого взгляда к моему новому знакомому - "Новому журналу".

Отмечу, что когда я впервые о нем узнала (от известной поэтессы и члена редколлегии Валентины Синкевич), то позвонила в редакцию с тем, чтоб запросить какое-то количество номеров и что-либо из материалов о его истории. По телефону со мной разговаривала ответственный секретарь Екатерина Алексеевна Брейбарт, родная сестра широко известного писателя, основателя и главного редактора журнала "Континент" Владимира Максимова. Когда я набирала номер телефона, то воображала, что мой звонок ворвется в многолюдное помещение редакции, где снуют, без конца о чем-то спорят многочисленные редакторы всех уровней и технический персонал. Каково же было мое ошеломление, когда я узнала, что этот легендарный журнал, выпускающий в год более полутора тысяч страниц делают фактически два (!) человека: главный редактор Вадим Крейд и сама Екатерина Алексеевна. Есть и помощники в лице членов редколлегии, и добровольца-супруги главного редактора, но по существу, журнал делается по выражению В. Крейда: "в четыре руки"!