Литературные рецензии и обзоры - Лариса Матрос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Влечет меня старинный слог.
Есть обаянье в древней речи.
Она бывает наших слов
И современнее и резче.
Актуальным проблемам духовной жизни эмиграции посвящен обзор Беллы Езерской. Оговорившись, что речь идет о Нью-Йорке, автор все же своему обзору дает название "Театральная жизнь русской эмиграции", что ( с учетом специфики Нью-Йорка) может быть правомерным, ибо размышления , которые вызывает эта работа, касаются сути тех же проблем и в других городах Америки. В обзоре дан анализ гастролей театра "Современник", в котором выражено немало разочарований как самим спектаклем, так и отношением к русскоязычным журналистам, пожелавшим освещать эти гастроли. Автор заключает: все это может способствовать отлучению русскоговорящего зрителя от российского театра.
Я позволю себе усомниться в этом выводе, так как реальный опыт свидетельствует о том, что различные сферы и направления культуры, духовной жизни не взаимозаменяемы.И это- замечательно! Ибо все новое, к чему мы приобщаемся, должно обогащать нас, дополнять новыми впечатлениями, что отнюдь не должно осуществляться за счет тех корней духовности , на которых мы выросли. Езерская, бесспорно, права в том, что требует самой серьезной критики халтура и недобросовестность, если она имеет место быть во время гастролей российских артистов в США. Но с другой стороны,- для ее ремарок типа: "Сергею Юрскому пришлось играть одновременно Счастливцева и Несчастливцева, прыгая из образа в образ и выдавая это за творческий прием..." - нужно использовать компетентные художнические критерии. Поэтому я бы посоветовала "Побережью" в дальнейшем при публикации подобных обзоров поступить так , как журнал "Вестник" (No5 с.г.) .Там, наряду с рецензией Б.Езерской опубликована рецнзия на этот же спектакль в Америке Е. Немчиновой, что повышает степень объективности информации.
Думаю, что 6-й выпуск "Побережья" можно назвать событием в русскоязычной литературной жизни, а прекрасные иллюстрации совместно с глубокими искусствоведческими работами У.Дубровиной, С.Голлербаха и др. историко-социологическим обзором М.Кубланова, главой из книги "Вавилонская башня" А. Гениса позволяет предствить этот альманах значимым не только для литературной, но и культурной жизни в целом.Это большое достижение, которое, однако, и ко многому объязывает. Прежде всего- не снижать уровень требовательности в отборе материалов для каждого выпуска. И в журнале, где присутствуют имена Бродского, Окуджавы, Ахмадулиной, задающие планку как мастерства, так и нравственных критериев творчества, недопустимы легковесные, непрофессиональные работы.
В рецензируемом выпуске, мягко говоря, диссонансом к его общему уровню и настрою являются пародии (шаржи) Гр. Шампанского. Прекрасное понятие "Свобода слова" прекрасное постольку, поскольу включает нравственость и культуру. И любое слово, вышедшее из-под пера кого-либо в несоответствии с этой формулой, не может претендовать на сколько -нибудь серьезное его восприятие. Поэтому, с моей точки зрения, "брызгам" Шампанского не дано испортить впечатления о "Побережье" как об интеллигентном, высоко художественном издании.
ПОТЕРИ И ОБРЕТЕНИЯ
Панорама No 999б мау -июнь 2000 г.
Читатели "Побережья", наверное, согласятся со мной в том, что с каждым годом альманах становится все более заметным являением в их духовной жизни. Седьмой номер является ярким тому подтверждением. Я никогда не спрашивала издателя - Игоря Михалевича -Каплана- определяет ли он каждому выпуску какую-то основную сюжетную линию, тематику, в соответствии с которой отбирает произведенияю. Но каждый новый номер поражает наличием в нем доминирующей темы, объединяющей разные по стилю и жанру работы разных авторов в единое целое, выражающее предмет забот, тревог и волнений литераторов, собравшихся на этом "побережье". Рецензируемый номер выделяет тема утрат и обретений, неизбежно сопровждающих нашу жизнь.
Твой сын ушел,
Но он вернется снова,
Его душа-опять с твоей душой,
И ты опять его услышишь слово,
Чуть слышный шупот: мама, я с тобой.
(Гила Уриель, перевод с иврита
Рины Левинсон.)
Тема утрат и обретений -столь абстрактно философская, сколь конкретно-житейская,- пронизывает почти все жанры собранных в номере произведений, возможно, потому, что он вышел в канун смены столетия, когда принято подводить итоги, осуществлять переоценку ценностей.
Яков Лотовский в рассказе "Ковер" с юмором повествует печальную историю о попытке очистки ковра от "радиков"( радиационных частиц). Выбранный автором жанр и "заземленный" сюжет- как бы сценки из мещанской жизнивысвечивает, между тем, глубокий драматизм восприятия одной из величайших трагедий уходящего века -Чернобыльской катастрофы.Возвращаясь после просмотра фильма, на время которого герой оставил чиститься под снегопадом облученный ковер, он размышляет: "Уцелеет ковер-останутся на мне заботы, останутся с нами радики, вряд ли их вычистишь....А пропадет- что ж, избавлюсь от радиков, а главное- от забот. И все же почему-то хотелось, чтоб ковер остался. Наш ковер! На нем кувыркаясь и озорствуя, вырастал наш сын."
ХХ век ознаменовался активным феминистским движением. Но я, как ислледователь , немало лет потратившая на изучению этой проблемы, считаю, что в настоящее время по своему положению в семье и в обществе женщина находится на переломном этапе, после которого она достигнет ощущения самодостаточности, гармонии как с собой, так и с окружающим миром. А пока можно с грустью констатировать, что условием и следствием феминистской ультраоголтелости, имеющей нередко (увы!) место в среде представительниц слабого пола, выражающаяся в печально известных фактах женской жестокости (вплоть до участия в террористических актах и убийствах собственных детей). является утрата ими чувства жертвенности, сопережеивания- добродетелй, которые во все времена считались исконно женскими, посколько к ним объязывает великая женская привилегия- материнство.
Юрий Дашевкий в рассказе "Лилит" рисует уродливость этого явления на примере узнавемого образа жестокой вахтерши ( в данном случае, общежития) в которой, кажется, навсегда похоронено все, что связано с понятием женственности и, следовательно человечности.
Необратимость утрат! Восприятие их каждым из нас определяется не только и, может не столько масштабом самой утраты, сколько комплексом факторов, составляющих наше мироощущение и определяющих наш нравственный стержень. Рассказы Яна Гамарника "Шарики" и "Когда мне было двадцать восемь"- каждый в отдельности, с моей точки зрения, не является чем-то таким, на что стоило бы обратить особое внимание. Но вместе они создают впечатляющую картину оскуднения наших чувств , вытравленных прагматизмом.
Двухлетнее дитя не может смириться с тем, что высоко в небо улетели праздничные шарики. Страшными рыданиями и ночной бессонницей ребенок реагировал на эту потерю. Но вот взрослые герои другого рассказа совсем не испытвают горечи по поводу судьбы доживающего свой век в полном одиночестве в Израиле старика-дяди. "... Еще в самолете из Тель-Авива... решил, что непременно напишу ему, да потом забыл... Никогда больше я его не видел, он умер через год после моей поездки...". Герой рассказывает эту историю в шестидесятилетнем возрасте, когда он сам постигает мироощущение дяди, которому в последние годы жизни ничего не оставалось, как жить воспоминаниями. Но можно ли это считать утешением и достичь умиротворенности, когда раздробленнность и размежевание семей, утрата семейных ценностей обрекает пожилых людей на одиночество, лишает их радости и живительной силы быть приобщенными к жизни и заботам своих детей и внуков?!
Одним из самых негативных последствий всепоглощающего прагматизма является утрата искренности в человеческих отношениях, порождающая уродливые формы цинизма и лицемерия. Герой одностраничного рассказа МихалевичаКаплана страшен не только тем, что живет с этим всепрошибающим цинизмом и лицемерием, образно говоря, наедине, а бравирует им перед притятелем, когда в письме к нему описывает: " И тут, кто ты думаешь подходит к нам? Анька, помнишь... белобрысая такая, а глаза рыбьи, навыкате...И он ее представляет: "Познакомься, пожалуйста, моя Анастасия". Только подумать, эта стерваАнастасия! Я улыбаюсь во всю пасть, как ни в чем не бывало. Хорошо, что к дантисту успел до этого.Двеннадцать штук за мостик..."
Тема утраты в альманахе представлена разносторонне и, порой, самым неожиданным образом. Возможно Максим Шраер удивится тому, что я в этом контексте анализирую его рассказ " Степная страсть", ибо события в нем описаны столь романтично, сентиментально, даже восторженно, что в пору только умиляться и восхищаться очередным уроком нестандартной сексуальной ориентации", преподнесенным читателю.
Герой рассказа, оказавшись случайным свидетелем "любовной сцены" между его любимой женщиной и лошадью (!), которую Зшли (так зовут героиню) предпочла ему, говорит ей, вернувшейся с этого , необычайного "свидания" в степи: "Эшли, любимая моя, только давай завтра уедем...". А потом он "... убирал ее пепельные пряди со лба, то и дело целуя ее холодные виски. И отбрасывая на пол струнки конских волос, заплетенных в ее растрепанные волосы"...