Почтальон - Андрей Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что за дела?
Митрич замялся.
— В церкву ходил, — наконец признался он, — понимаю, что бога-то нет, но не понимаю. Столько лет был, а тут бац, и нету.
— Не юли, — строго сказал Политкевич. — Где Екимову видел?
— Так рядом там, по улице прошла, платком закуталась, чтоб наверно не узнал никто, по походке только и признал. А она чем провинилась?
— Этого знать тебе не положено. Ладно, Дмитрий, — Семичев положил ему руку на плечо, Митрич вздрогнул. — На этом пока всё, иди работай дальше. Но как Глашу эту увидишь, сразу дай знать, чтобы в милицию пришла сама, бегать за ней не будем, у следователя других важных дел много. Понятно?
— Как не понять, — Митрич встал, вытянулся. — Разрешите идти, товарищ начальник?
— Иди, — Политкевич кивнул. — К месту несения службы.
— Служу трудовому народу, — торжественно сказал Сомов, и стараясь печатать шаг, вышел за дверь.
Политкевич минуту подождал, закурил наконец папиросу, Семичев стоял у окна, глядя, как Митрич почти вприпрыжку бежит к воротам.
— Брешет? — спросил он.
— Как пёс, — кивнул Политкевич. — И думаю, товарищ инспектор, если мы с тобой его слова проверим, тут тоже всё сойдётся. Ты своих агентов-то не отозвал ещё?
— Сейчас двое им занимаются, Казимир Юткевич и Санька Прохоров. Красько, который раньше ходил, уволили мы его, не справлялся, и вообще оказался лишний человек.
— Проверенные?
— Прохоров недавно в органы пришёл, с одного завода мы, выдвиженцы, что я по рабочему призыву, что он, парень надёжный, ответственный, опыта мало, но наберётся. Юткевич — тот из бывших, говорят, ещё Янчевского обучал.
— Слышал про такого, Пинкертон местный, за кордон от революции сбежал. Ты, Захар Петрович, доверяй, да проверяй, многие эти бывшие спят да и видят, как сюда беляки придут, Эстония-то вот она, рукой подать, до Изборска тридцать километров.
— А где взять кадры, — Семичев развёл руками, — вот у меня по штату четырнадцать агентов должно быть на весь Псковский округ, в наличии только одиннадцать, и это включая субинспектора, нету агентов, Вацлав, хоть тресни, а милиция на меня дела вешает, сама копаться не хочет. Конторщики с секретарями, архивариус, машинистки две, даже регистратор есть и двое посыльных. А агентов нет. Инструктор для агентов есть, етить, а их самих нет, вот как так.
— Будет набор, пришлём тебе пополнение.
— Ты же знаешь, рабочие в милицию неохотно идут, а уж в угро и подавно, тут дисциплина, день ненормированный, а оклад такой, что токарь на сдельщине больше заработает. Да и пока обучишь, я вон два года здесь, а до сих пор как свинья в апельсинах.
— Не наговаривай на себя.
— Да чего уж там, стараюсь как могу. Только, Вацлав Феофилыч, если бандит это, то ещё немного, и слежку он почует, надо сворачиваться. А как невиновный человек, у меня недокомплект, воры да мокрушники, они ждать не будут, а то получается, вечером ребята за этим Сомовым ходят, а в ночь на поножовщину на вокзал. Может, своих людей дашь?
— Говорили мы об этом и с тобой, Захар, и с Радзянским, Сомов здесь, при погранотряде, давно отирается, моих людей видеть мог, да и город твои хлопцы знают лучше, а особенно пригороды. А сворачиваться рано, ты сам посуди, он у нас единственная ниточка, потянем, и выйдем на крупную рыбу, всю контрабанду прихлопнем. Дело почтового начальника, как там его — Травин, кажется, кто ведёт?
— Матюшин.
— Хорошо. Он молодой, неопытный ещё, пусть не торопится, выяснит все подробности, я прокурору позвоню. Но смотри, Захар, тут оплошать нельзя. Три поста вырезаны с начала зимы, и каждый раз один человек в живых остаётся, словно нам кто-то под копирку решение подсовывает. Без города не обошлось, а это твоя территория, так что и искать тебе.
— Те двое пограничники были, чистыми оказались, их перевели в область, — напомнил Семичев. — Может и этот тоже не при чём? Он же не только на этот пост еду-то носил, это угадать надо, что придётся основную команду ждать.
— Нет, чуйка у меня, бог, которого нет, он троицу любит. Мы Сомова сейчас спугнули, он ведь заподозрил что-то, ты видел, как он расслабился, когда фото Травина увидел? Значит, другого ждал и боялся. И побежит он к своим подельникам, зачем ему неприятности в виде пропавшей полюбовницы, сам решать побоится.
— Бывшей полюбовницы.
— Вот это ты и выясни, бывшая она или не бывшая, что делала в Алексеевской слободе, почему записку написала, что у них там с Лакобой случилось. Найди её и допроси, сам допроси, прежде чем следователю передавать. А лучше меня позови, вдвоём из неё всё вытянем.
— Так может Лакобу и допросить.
— Лакобой следователь занимается, а я попробую с другой стороны зайти, через комитет партии, там с наскоку нельзя, так что ты его не трогай пока, подумай, что ещё можно сделать.
— Травин живёт в Алексеевской слободе, дом снимает.
— Откуда знаешь?
— Схлестнулся он с одним из наших зимой, в милиции протокол составляли.
— Криминальные наклонности?
— Да ну, — Семичев замялся, — был у нас один тип, по комсомольскому призыву, да я ж говорил о нём, Красько. Повздорил он с девчонкой прямо на почте, слово за слово, полез за револьвером, так этот Травин его скрутил и в милицию доставил. Здоровый, сволочь, как пушинку нёс, на стол дежурному швырнул. Вот тогда адрес и выяснили.
— Всё равно, тут что-то нечисто, неясно ведь пока, кто в этой шайке орудует. За почтальоном тоже проследи, но осторожно, дело его в Наркомпочтеле я запрошу, может, грешки есть в прошлом, или связи с заграницей. И Красько проверь, где он сейчас?
— Домой к себе в Новгород уехал. Слушай, Вацлав, к чему сложности такие, может снова в карцер Сомова посадить, а потом на расстрел вывести, повязку на глаза, там он и поплывёт? Всё выложит, как миленький.
— Расстрелять, Захар, мы его всегда успеем, зря, что ли, месяц его обхаживали, лыбились в рожу проклятую. Опытный он, ни слова лишнего, с нахрапу его не возьмёшь, так что следи за ним, а то неровён час решит улизнуть. К Первомаю дело это мы закрыть должны, кровь из носу, понятно? Всех виновных найти и покарать, кто хоть как-то замешан. Партия и совнарком, — Политкевич встал, опёрся о стол, — нас тут не просто так у границы
