Институт - Владимир Торчилин

Впрочем, справедливости ради, следует сказать, что только на Директора и Босса Знаменский не полагался и разрабатывал и собственные операции поддержки. Поскольку сведения из боссовской секретарской сочились, то детали этих мелких операций становились известны в Институте довольно широко, в результате чего многие брезгливо посмеивались. Постоянно применяемой домашней заготовкой Борика была следующая. Отловив в академических коридорах какого-нибудь члена отделения, но которому ему предстояло избираться, особенно, если член этот был не москвичом, он быстренько представлялся, не упоминая пока что о своих планах, а исключительно ради того, чтобы сказать, как популярно имя встреченного в научных кругах и как давно высказывал желание познакомиться с ним и показать свой выдающийся центр их Босс, то есть Генеральный. Некоторые, конечно, слегка удивлялись, с чего бы это Боссу надо было с ними знакомиться, да еще приглашать смотреть свой Центр, но поскольку имя Босса в советской иерархии стояло очень высоко и известно было практически каждому, то перспектива вступить с ним в личные отношения, да еще по его собственной инициативе, казалась вполне прельстительной, так что все безусловно соглашались и только спрашивали на предмет когда и куда прибыть. Тут Знаменский говорил, что он все немедленно выяснит и сообщит, после чего стремглав несся к Боссу. Тому история подавалась в несколько иной интерпретации. Получалось, что вот только что встретил Борик своего хорошего знакомого членкора или академика оттуда-то и оттуда-то, и этот встреченный просто таки горит желанием посетить их знаменитый Центр и, особенно, лично познакомиться с Боссом, который такое чудо создал. У Босса это займет десять минут, поскольку ему только и надо, что принять посетителя в своем роскошном кабинете для пары теплых слов, а экскурсию по Центру проведет лично Борик, но зато слухи о внимательности Босса к членам Академии получат новое подтверждение и только прибавят ему популярности. Да и самому Знаменскому, как он скромно и честно признавался, посредничество в организации такой встречи принесет повышенное внимание со стороны предполагаемого визитера, а может быть, в результате, и лишний голос на выборах. Босс порой слегка морщился, но соглашался. Поскольку в процессе визита вопрос о том, от кого, собственно, исходил начальный импульс для организации этой встречи – от жаждущего познакомиться с Боссом визитера или от жаждущего познакомиться с визитером Босса, никогда не поднимался, то в результате оказывались довольны все. И ничего не подозревавший о механизме своего визита отделенец, посмотревший прекрасное заведение и лично поручкавшийся с умевшим быть исключительно обаятельным Боссом. И Босс, который пользу в таких контактах тоже видел, да, к тому же, начинал привыкать к мысли о том, что связи в академических кругах у Знаменского действительно большие, так что никто не сможет его упрекнуть в том, что он вмыливает в академические ряды какое-то никому не известное фуфло. И, естественно, сам Знаменский, который, провожая довольного гостя на выход, теперь уже находил возможным деликатно довести до его сведения свои избирательные планы, полагая, что тот, увидев степень его близости к Боссу, вполне может и поддержать. Так и шло. Народ посмеивался, Борик рыл землю.

Строенные усилия Босса, Директора и самого Знаменского принесли свои плоды. Примерно дней за десять до выборов Босс вызвал Знаменского вместе с Директором и, выйдя к ним в приемную, в присутствии нескольких находившихся в ней человек, от которых это известие и прокатилось по Центру и Институту, вполне довольным голосом сообщил им, что вопрос решен полностью и окончательно и что вместо нужных для избрания пятнадцати или шестнадцати отделенческих голосов у них в кармане девятнадцать гарантированных и еще пара-тройка с очень большой вероятностью, так что Знаменский может спать спокойно или, точнее, даже не спать, а заказывать зал для банкета. Знаменский благодарно поизвизался и был отпущен наслаждаться известием, а Директор последовал за Боссом в его кабинет для обсуждения каких-то текущих вопросов.

V

Произошедшее далее никаким разумным объяснениям не поддается. Неразумных высказывалось множество, но неразумные - они и есть неразумные. Остается только полагать, что дело временно съехало в область чистой психиатрии. То есть, что от столь удачного завершения своих хлопот - во всяком случае Знаменский полагал их практически завершенными - Борис Глебович скоропостижно сдвинулся. Может быть, и не очень надолго, но всерьез. Так сказать, дорвался Игнашка до бражки, крыша и поехала. Во всяком случае, такое толкование позволяет хоть как-то врубиться в ряд поступков Борика, кои последовали практически немедленно велел за ключевым заявлением Босса, что место в академическом синклите Знаменскому гарантировано. Забыв старую мудрость, что на посуле, что на стуле - посидишь, да и встанешь, Борик, вместо того, чтобы, как было ему рекомендовано, готовиться к банкету, начал свою совершенно неожиданную игру. И снова - почему он начал ее до, а не после выборов - остается загадкой, ответ на которую могли бы дать только Господь Бог и квалифицированные психиатры. Разве что со страстным чинопочитанием провинциала он полагал, что прилюдно сделанное заявление Босса дает стопроцентную гарантию его успеха. Если так, то Борика подвело слабое знакомство с теорией вероятности, в соответствии с которой стопроцентную вероятность имеет только уже свершившееся событие. Но, как бы то ни было, налицо имеются только несомненные факты.

То есть, несомненными они стали с течением времени. А тогда никто не мог понять, что происходит, но буквально через три дня после памятного высказывания Босса в приемной, все почувствовали, что атмосфера вокруг Знаменского резко изменилась и происходит нечто непонятное. Первым это непонятное организовал в некое подобие информации всезнающий Петя Елизарский, который, столкнувшись с Игорем в корилоре, потянул его к ближайшему полоконнику и взволнованно зашептал:

- Сверни ушко крендельком и послушай. Ты знаешь, что Босс вдруг сменил милость на гнев и потребовал от Директора., чтобы Знаменский ни под каким видом не был избран? С чего вдруг, пока неясно, но похоже, что одуревший Борик еще до своего избрании решил Директора подсидеть. Теперь Директор как бес перед заутреней мечется, а до выборов всего неделя - попробуй тут человек десять переуговорить, когда их перед этим два месяца охмуряли именно за Знаменского голосовать! К тому же, Босс, похоже, сказал, что сам он идиотом выглядеть не желает и лично ни с кем говорить не будет. Так что Директор пусть как хочет, так и выкручивается, поскольку именно он всю историю затеял. А если не справится, то пусть на себя и пеняет! Слыхал про это чего-нибудь?

Игорь, в отличие от Пети, не слыхал и этого, в чем честно и сознался. Огорченный Петя побрел искать дополнительную информацию, а Игорь остался размышлять над услышанным. Поскольку лично его никакой поворот событий никоим видимым образом не касался, то размышлял он об этом недолго и переключился на что-то более актуальное. Но полностью отрешится от происходящего не удалось, поскольку слухи и разговоры множились и роились. Впрочем, окончательную картину произошедшего удалось восстановить только пост фактум, да и то полной уверенности в ее аутентичности ни у кого не было, хотя в общих чертах ее правильность сомнений не вызывала. Похоже, что дело происходило примерно следующим образом.

Чуть не на следующий день после того, как Босс сказал о членкорстве Знаменского как о решенной веши, Знаменский попросился к нему на личный прием. Это было странно само по себе, поскольку без согласия Директора прямые контакты его подчиненных с Боссом были просто немыслимы, а от Директора никакой информации не поступало. Заинтригованный Босс согласился и заперся со Знаменским минут на сорок. По истечении этого времени кабинет покинул вполне довольный Знаменский, а Босс вызвал в кабинет секретаршу. Как она потом рассказывала, был он в абсолютном и никогда не виденном ею бешенстве и потребовал немедленно найти хоть из-под земли и доставить к нему Директора. Директор был найден и доставлен. Теперь Босс заперся уже с ним. Обычно спокойный и сдержанный Босс на этот раз орал так, что кое-что доносилось и в приемную и позволяло сделать некоторые выводы по поводу происходящего. Именно эти первоначальные выводы боссовой секретарши, оказавшиеся впоследствии вполне справедливыми, и дали начало первой волне прокатившихся по Центру слухов о закатывающейся звезле Знаменского. Оказалось, что тот, оказавшись у Босса, немедленно взял быка за рога и изложил тому свои глобальные планы по переустройству Института.

Начал он с утверждения о том, что Директор ученый никакой и, несмотря на свое членкорство, никаким авторитетом в Академии и вообще у серьезных людей не пользуется. Справедливости ради, утверждение это отчасти было верным - над научными притязаниями Директора серьезные исследователи разве что в голос не смеялись, но, с другой стороны, его администраторские способности всеми признавались, как и умение налаживать связи и контакты, так что авторитета у него хватало. Наука самого Знаменского была не менее убога, но при этом столь же убоги были и его руководящие способности, если задача шла о чем-то большем, чем просто о делании кому-нибудь очередной пакости. Увы, сам он этого, похоже, не понимал, а посему упрямо гнул свою линию. Линия была прямой, как стрела. Он предлагал Боссу, чтобы тот сразу после, по боссовским же словам, предрешенного избрания Знаменского членкором заменил нынешнего Директора им, Знаменским, так что руководитель Института как был членкором, так членкором и останется, не понизив уровень этого заведения ни на минуту. Наука у Знаменского, в отличие от Директора, своя и хорошая, в его широких академических связях Босс сам имел возможность убедится, принимая визиты его многочисленных коллег и знакомых из научной элиты, а преданность свою лично Боссу, как и умение решать самые сложные институтские проблемы Знаменский успешно демонстрировал последние два года на посту секретаря институтского партбюро, полностью освободив Босса и Директора от необходимости делать вещи, которые им лично неприятны. Может ли быть у Института лучший глава? И он гарантирует, что при таком раскладе об Институте, а значит и о Центре, через пару лет весь мир заговорит как о цитадели самой выдающейся науки в Союзе. Директора же, который и не слишком умен, и недостаточно благодарен, и даже замечен несколько раз в недоброжелательных по отношению к Боссу высказываниях, можно оставить руководить каким-нибудь институтским отделом, или сделать замом Знаменского, или просто спихнуть куда-нибудь в другое место, чтобы не утяжелять институтскую атмосферу. Вот в таким, примерно, плане.