Институт - Владимир Торчилин

Дело в том, что когда и весь гигантский научно-технический центр и являвшийся его часть собственно их Институт только создавались, вопрос укомплектования подготовленными кадрами стоял, так сказать, во весь рост. И сам по себе НТЦ и имена его руководителей, хорошо известные в узких приначальственных кругах, широкой научной общественности говорили не слишком много, и, невзирая на всяческие посулы, толпы выдающихся претендентов на имевшиеся многочисленные вакансии дверей с петель не сносили. А брать кого попало ни Генеральный, ни Директор, естественно, не хотели, разумно полагая, что доступная на рупь десяток серость яркими красками даже в их новом заведении не заиграет. Вот тогда-то и были выработаны два вполне себя оправдавшие подхода. Во-первых, они начали собирать толковую, но не имевшую особых перспектив для роста молодежь из Университета, сразу предлагая ей прыжок, как минимум, через ступеньку карьерной лестницы - именно так в Институте очутился и Игорь, а во-вторых, они решили привлечь к делу некоторое число уже завоевавших себе приличное научное имя евреев, которым в их собственных учреждениях - а таких по тем временам было немало - кислород перекрывали все сильнее, стараясь выжить их всеми доступными способами еще до того, как они подали заявление на выезд, чего, по мнению руководителей тех учреждений, они не сделать просто не могли, раз уж такая возможность у них имелась. А тут демонстрировались полное понимание, доверие и поддержка, предлагались почти идеальные условия для работы и даже маячило где-то на горизонте международное сотрудничество. Плюс к этому, умело распространявшаяся информация, что при уровне связей Генерального на самом верху, ему - а значит и его сотрудникам! - будет зеленая улица в чем угодно, включая и кадровую политику, лишь бы был прок, и успешно шла работа, призванная подтвердить высокий уровень советской науки (впрочем, в значительной мере, это было чистой правдой и на самом деле). Ну как откажешься? Вот так народ и пошел, и создал то самое слегка семитическое лицо Института, которое и увидел Игорь.

При таком раскладе истинное отношение руководства к определенной части своих сотрудников сильно отличалось от того, к чему привык Игорь на своей университетской кафедре. То есть, что там думал себе витавший в почти заоблачных сферах Генеральный, простым смертным знать было не дано. Можно было только догадываться по некоторым косвенным признакам. В первую очередь, по тому поведению, которое демонстрировал Директор игорева Института. Вот с ним никаких неясностей не возникало. Он полагал себя вполне цивилизованным рабовладельцем, выкупившим дюжину приговоренных к распятию за непокорный нрав рабов и предоставившим им стол и кров. За это - именно за это, поскольку жизненная философия Директора иного принципа, чем баш на баш, не принимала и даже не предусматривала его существования - они должны были денно и нощно на него молиться, непрерывно демонстрировать полную и абсолютную лояльность и пахать, как проклятые. Да - и группами больше, чем по два, не собираться. Достаточно было ему заметить, что на каком-нибудь институтском ученом совете группа завлабов с еврейскими фамилиями образовывала в зале заседаний кластер, располагаясь по соседству друг с другом, как можно было не сомневаться в том, что сразу же после совета он поинтересуется у каждого индивидуального представителя этого кластера как бы в шутку, но на самом деле совершенно всерьез, что это за еврейский заговор они готовят и на какую тему предполагают совместное выступление. Никакие оправдания не помогали, и душа его оставалась в смущении долгое время. Да, к тому же, при каждом мелком разногласии с представителями “выкупленной” общины, Директор немедленно начинал упрекать их в черной неблагодарности и красочно расписывать, в каком говне все они находились бы, если бы не его и Генерального благодеяния. Вот в таком, примерно, виде все и проистекало. Более того, впоследствии, начиная с какого-то момента, когда авторитет их учреждения и качество проводимых работ стали общепризнанными и в дополнительном вливании подозрительной по чистоте крови уже не нуждались, было, по-видимому, решено, хотя официально и не объявлено, что хватит баловства и пусть уж что есть, то остается, но в найме на работу новых евреев потребности больше нет. Тем более, что какое-то количество “облагодетельствованных” из их учреждения на историческую родину, все-таки, отбыло, и верховному начальству порядком надоело использовать свое высокое прикрытие для отмазывания от упреков недоброжелателей (а их, естественно, тоже хватало) в том, что было принято эмфемистически именовать “недостатками в идеологической работе”. Пора становиться, как все.

II

Именно с новой кадровой политикой дирекции и была связана очередная произошедшая с Игорем история. Дело в том, что при всей привлекательности их институтской жизни в глазах, как принято было говорить, широкой научной общественности, не слишком хорошо осведомленной о конкретных деталях внутреннего бытия Института – все-таки, привычка не выносить сора из избы заложена была в советском человеке генетически, да, к тому же, многие из деликатных особенностей институтской атмосферы объяснять посторонним было очень даже непросто, могли бы решить, что зажравшиеся сотрудники привилегированного учреждения просто выпендриваются и бесятся с жиру – некоторая текучесть кадров в Институте имела место быть. Причем текли, естественно, по преимуществу те кадры, которым в результате утекания терять было особенно нечего. Оно и понятно – скажем, завлабу или старшему научному найти хорошее место, да еще с тем же уровнем снабжения и оборудования, что и в Институте, было делом непростым, так что, обстоятельно взвесив все плюсы и минусы, такие люди обычно предпочитали оставаться в Институте, даже если кое-что им сильно не нравилось. Ну, держались подальше от Директора и его присных и делали себе свою науку. Во многие других местах бывало и не в пример хуже. А вот среди многочисленных мэнээсов и старших лаборантов робинзонкрузовской манеры подсчитывать всяческие “за” и “против” еще не развилось, спрос на них везде был немалый, а прелести независимых исследований и загранкомандировок им пока что не причитались по их невысокому иерархическому положению, так что терять им было мало чего и на подъем они были куда легче. Потому периодически и уходили в поисках лучшей доли. А мелким и средним начальникам вроде Игоря надо было заполнять ставки новыми квалифицированными кадрами. Жизненная, так сказать, рутина.

В тот момент Игорь искал старшего лаборанта, пригодного для работы с животными. Парень, который делал эту работу в лаборатории уже два с лишком года и Игорю очень нравился, резко решил уходить. Дело в том, что парень этот помимо своей лабораторной деятельности сильно увлекался ездой на мотоцикле и все свободное время проводил со своими друзьями из только зарождавшегося тогда в Союзе движения байкеров. Естественно, что и свой внешний облик байкер-лаборант или лаборант-байкер – кому что больше нравится - поддерживал в соответствии с требованиями своей малой социальной группы: ходил в черной коже, мотоциклетный шлем снимал, похоже, только в лаборатории и, может быть, в постели, щеголял наколками на всех доступных взгляду местах, в одном ухе носил круглую серьгу, а в другом просверленную пулю – ну, в общем, понятно. Игоря все это слегка веселило, но смущало не слишком, поскольку работал парень действительно хорошо и с умом, а вот Директор, с которым кожаный юноша, находясь при полном своем байкерском параде, имел неприятность столкнуться в институтском коридоре, выдал ему по максимальной программе, в самой, мягко говоря, неделикатной манере, да еще и в присутствии сновавших по коридору сотрудников, растолковав парню, что выродкам и дегенератам в его Институте не место, а место им в лагере (и, естественно, не в Артеке) или, если сильно повезет, в цирке, что вахта получит немедленный приказ не впускать никаких клоунов в здание Института, и что сам урод должен немедленно исчезнуть в ближайшем сортире и оставаться там, пока не сведет своих дурацких татуировок и не засунет себе вынутую из уха пулю сам должен понимать куда. Получасом позже, после того, как Директор выяснил, к чьей лаборатории несчастный “ангел ада” приписан, свою порцию помоев получил и Игорь. Ну, Игорю-то было не привыкать, так что он, упав в дерьмо, отжался, облизнулся и пошел работать, а вот сильно гордый лаборант однозначно высказался, что, дескать, в заведении, где начальником такой мудак и хам, он оставаться не собирается, и как ни пытался Игорь его отговорить, обещая надежно прикрыть от всех возможных неприятностей, заявление об уходе подал на следующий же день. Вот Игорь нового лаборанта и искал.

Пропустив через свой кабинет с десяток потенциальных кандидатов, рекомендованных друзьями и коллегами или просто откликнувшихся на объявление, выпущенное Игорем через отдел кадров, он, наконец, наткнулся на то, что искал. Опять это был парень – то ли Паша, то ли Витя, Игорь со своей плохой памятью на имена как-то прослушал, да еще и здоровый, как шкаф, но зато исключительно приличного вида и манер, без всякой мотоциклетной кожи, наколок и серег и, к тому же, с именно таким опытом работы, какой Игорю и требовался. Игорь облегченно вздохнул и велел парню, не отходя от кассы, заполнить все положенные анкеты, написать заявление о приеме на работу и быть готовым к появлению в лаборатории чуть что не на следующий день. Подождал, пока бумаги будут подготовлены, поставил на первой странице свою визу, отпустил парня домой готовиться к новой работе и тут же лично отнес всю папочку секретарше Директора для немедленного наложении начальством резолюции “в приказ”, поскольку никаких оснований не получить такую резолюцию или даже просто промедлить с ней он не видел. Попросил секретаршу позвонить ему, как только бумага будет готова, вернулся к себе и занялся текучкой.