От веры к государству шаг за шагом. Исторический роман - Михаил Ежов

И с удивлением услышал ответ на том же языке:

– И тебе, варяг, не хворать.

Хозяйка перешла на греческий и проворчала:

– А ты все-таки прыгай поосторожнее, рана только вчера зажила, не забывай. Иди-ка, садись за стол. Завтрак для тебя нехитрый, но полезный.

Волк приподнял белое полотенце, которым были накрыты сыр и хлеб. Перекусив и запив еду холодным молоком, он обратился к хозяйке:

– Тетушка Софья, ты же христианка?

Получив утвердительный кивок, задал следующий вопрос:

– Расскажи о вере своей и как и зачем ты живешь в этой глуши, далеко от людей, от города?

– Все хочешь знать и сразу? – ответила вопросом на вопрос хозяйка. —

Ладно, раз хочешь знать, тогда слушай. Разговор наш долгий будет.

Родилась я в Македонии, в семье простых крестьян. Македония на тот момент, как и сейчас, – византийская провинция, давшая начало знаменитой Македонской династии ромейских императоров.

И была бы я и дальше крестьянкой, если бы троюродный дядя моей матери не стал императором Василием Первым и основателем правящей по сей день греко-армянской династии. Наши императоры Василий и Константин – его прямые потомки. И жили бы мы со своей семьей небогато и, возможно, счастливо, если бы не решил Василий все свое семейство перевезти к себе поближе, в Константинополь.

А сделал ли он это от чистого сердца, заботясь о благе родственников, или для того, чтобы никто не болтал о его нецарском происхождении, это одному Богу ведомо и самому базилевсу, упокой Господь его душу. Родственников у него оказалось немало. И вся эта толпа малограмотных, неотесанных крестьян и ремесленников очутилась в столице. Каждый из них, кто был мужского пола, получил государственную должность, а семьи их осыпаны благодеяниями щедрого и великодушного императора и допущены ко двору. Многие заняли ключевые посты в церкви и в управлении империей.

Но, как сам понимаешь, толку от этого было мало. Хитрая, жадная малограмотная родня Василия первым делом постаралась отстранить от управления империей и церковью самых работоспособных и талантливых, которые мешали им оголтело воровать и без зазрения совести залезать в государственную казну. Бессовестно обкрадывая собственный народ, они быстро забыли о своем происхождении, погрязли в роскоши и разврате. Всех, кто сопротивлялся этому, интригами и ложными доносами ослепляли, высылали за пределы столицы, а некоторых даже казнили.

Наконец, многочисленная наша родня прочно укоренилась на своих местах, получила доступ к огромным богатствам и, жадно набивая себе карманы казенным золотом, начала безжалостную борьбу между собой за положение при императорском дворе. Самое печальное, что и византийскую церковь участь сия не миновала.

А что же базилевс Василий? Окружив себя бездарными малограмотными интриганами, которые с легкостью заваливали каждое порученное им дело, превращая любое доброе начинание императора в средство собственного обогащения и тем самым губя его на корню, император был вынужден многими вопросами, в основном военными, заниматься сам. Это позволило хоть армию содержать в каком-то порядке и отражать нападения соседей на рубежах.

Империя трещала по швам, народ страдал и бедствовал. Базилевс разрывался на части со своим войском по границам, где ему приходилось отражать нападения соседей. В самой Византии вспыхивали восстания недовольных граждан, организованные бывшей знатью, выжитой из столицы семейкой императора.

К концу жизни Василий возможно и осознал свою ошибку, но изменить ничего уже не мог. И неведомо до сих пор, как он умер, своей смертью или помог кто из родни, чтобы себе расчистить место на троне. Империю лихорадило, то и дело в провинциях вспыхивали недовольства и бунты. Наместники сменяли друг друга, приводя к власти бездарных родственников и приближенных.

Так рождалась Македонская династия, которая правит до сих пор. Как выстояло государство, мне до сих пор непонятно. Наверное, только духовные устои христианской церкви сдерживали ее от развала. Только церковь и вера в Христа на протяжении этих долгих лет скрепляет имперские народы.

Поэтому и вдвойне вредно для государства, когда священник души людские лечит грязными руками и нечистой душой, заботясь о кармане своем и прихотях земных сиюминутных, тем самым людей от веры отвращая. Хотя вера здесь при чем? Она чиста и непорочна, как младенец.

А в церкви служит кто? Человек. Слаб он, грешен, как губка впитывает он пороки общества. Но есть одна надежда, вера Христова силу такую имеет- всю гниль и грязь от себя оттолкнуть, а заблудших на путь истинный направить.

Церковь поэтому и жить будет, что очистить сама себя сможет. Великое добро и справедливость в заветах и в ученье своем она несет. Потому злу, лжи и прочей мерзости людской в ней и рядом с ней места нет, и никогда не будет. Империя, как и все до нее существовавшие, погибнет. Не будет стоять государство, созданное на рабстве, крови и несчастье своих граждан. Такое государство рано или поздно обречено. Очиститься Византия, как церковь, не сможет. Государству, забывшему свое предназначение и заповеди Христа, нет места в истории. Да и на его пороге уже стоят молодые, жадные к жизни и знаниям племена, такие как Русь.

И потому я говорю с тобой, варяг, что вижу будущее твое и твоей страны, которое скрыто еще от тебя, и князю, другу твоему, неведомо. Ты – человек, душой далекий от власти и денег, а потому – свободный по своему духу. А поэтому и веру себе выберешь сам, и власть имущие, ум имея, тебя слушать будут. Понимать, так до конца и не поймут, как любого из нас суть ведающих, но слушать тебя князь Киевский Владимир и уважать за мнение твое бескорыстное и особое будет, это точно. Русь станет христианской. И, поверь мне, уже скоро. Великое государство на ее месте стоять будет в веках, хотя и бед переживет немало.

Многие народы, и те, что с верой иной, в государстве том жить смогут, благодаря доброй душе людей русских и терпимости веры Христовой. Основа Руси – чистая душа ее народа с верой Христовой святой воедино соединенная. И пока основа эта жива, никакие силы народ ваш не согнут и ни один враг вас не повергнет. И как бы ни было вам трудно, Бог вас будет хранить, северный народ, а вы собою сохраните и убережете многих. В этом ваше предназначение, варяг, и твое тоже.

И если хватит широты души и глубины ума, возьмите самое хорошее, что есть в Византии – веру, а золото, омытое в крови людской, оставьте нетронутым, ибо не принесет оно счастья ни вам, ни детям вашим.

И если сложится так, как я это вижу, то суждено вам быть первыми варварами в истории мира, которые пришли с мечом, чтобы наполнить душу народа, а не его карманы. И за это Бог воздаст вам во многом.

А потому и ответ на незаданный вопрос твой. Иди, Византия обречена, заберите с собой на Русь и там сохраните веру святую. Первым из многих сам ты ее обретешь, а следом семью и Родину. В этом – смысл твоей жизни. Без этого свобода твоя пуста и никчемна. Служение отчизне, забота о семье, защита веры своей – высшее предназначение воина. И только на Руси ты воплотишь все это в жизнь, и при этом сможешь сам остаться свободным.

А сейчас собирайся, самое время тебе идти. Князь, поди, уже заждался. Без тебя песня не сложится, не взять ему Корсуни. Помни, воин, вера в учение Господа нашего – залог совести и свободы воли твоей.

Жробейн, приладив к поясу оружие, закинув за спину лук, подошел к знахарке, сидевшей за столом, и произнес:

– Благодарю тебя, тетушка, за заботу, кров и жизнь мою, тобою спасенную. За мысли твои вдвойне признателен. А я пошел, до Корсуни путь не близок. Поспеть бы дня за два.

– Постой, воин, не все свое еще забрал, – она протянула туго набитый кожаный кошель, смотря хитрыми глазами на варяга. – Твой, небось?

Затем, взяв его за руку, проводила на поляну, выгороженную бревнами, где мирно пасся его конь, уже оседланный и готовый следовать в путь со своим хозяином. Видя замешательство варяга, женщина с доброй улыбкой вытащила из-за спины сверток.

– А вот и мой подарок тебе.

Жробейн развернул холст, и в его руках оказалась старая книга в потертом кожаном переплете, инкрустированном золотом, на золотой застежке красовался большой голубой камень. Это было греческое Евангелие.

– Век тебя буду помнить, тетушка. Доведется ли свидеться? Но слова твои до смертного часа в голове моей отпечатаны.

Знахарка указала рукой в направлении знакомого варягу ручья.

– Корсунь там, город найдешь быстро, но будь осторожен.

Она перекрестила вскочившего на коня Жробейна, махнула на прощание рукой и пошла в дом. Волк тронул коня. Тот легко перескочил через изгородь и исчез в лесных зарослях.

В опустевшей лесной хижине Софья стояла на коленях перед иконами с негасимой лампадой и молилась на одном ей понятном, родном языке за него и всех русских, которым суждено было нести веру Христову сквозь века.