От веры к государству шаг за шагом. Исторический роман - Михаил Ежов

Пока письмо зачитывалось, стратиг делал вид, что внимательно слушает, думая про себя: «Господи, сплошное вранье, как его еще голубь только донес и не рухнул с неба». Глянул на невозмутимое лицо центуриона: «Молодец, все знает, а вид невозмутимый. Ох, уж это женское любопытство и длинный язык, доведут когда-нибудь до беды».

Начальник тайной стражи закончил читать послание и перевел вопросительный взгляд на стратига.

– А кто подписал, скажи, пожалуйста? – задал вопрос Андроник.

– Собственноручно печать приложил базилевс Константин, – было ему ответом.

– Ну, хорошо, будем собирать силы и готовиться к нанесению варварам первого удара под стенами крепости. Ударим, а там и помощь должна подоспеть. Неделя тебе на подготовку передового отряда. Понял меня центурион? Теперь прошу наполнить ваши чаши этим вином и выпить за здоровье базилевсов, всегда готовых прийти в трудный час на помощь своим подданным, – произнес стратиг, поднимая свою чашу, предупредительно наполненную центурионом Иоанном.

– За базилевсов! – провозгласил стратиг.

– За базилевсов! – повторили присутствующие бодрыми голосами.

Все собравшиеся за столом отпили из своих чаш.

– Ну что же, завершим наш совет, – продолжал стратиг. – Тебя, начальник стражи, прошу быть свободным, а нам с центурионом еще нужно обсудить некоторые вопросы чисто военного характера. Начальник тайной стражи не замедлил с уходом, вышел с террасы во двор, запрыгнул на своего коня и выехал в широко распахнутые ворота, в сопровождении охраны.

Центурион Иоанн подсел поближе к своему командиру.

– Что будем делать?

И центурион, и стратиг прекрасно понимали, что выполнять приказ базилевса придется. И что помощи из Константинополя они не получат.

Базилевс Константин в империи не играл никакой весомой роли, фактически передав всю военную и политическую власть в руки своего брата Василия II. И поэтому на подпись и рассмотрение ему приносили либо ничего не значащие бумаги, либо те, под которыми по тем или иным причинам Василий не хотел ставить свою печать. Сейчас был именно тот случай.

– Мало того, что они не пришлют нам помощь, так еще и толкают нас на самоубийственные действия. Атаки на варваров приведут лишь к людским потерям, снизят боевой дух гарнизона. И в случае неудачи дадут русским шанс ворваться на наших спинах в город. Совсем они там, у себя в столице, последнего ума лишились? – позволил себе возмутиться Иоанн.

– Да нет, центурион. Это просто писал тот, кто ничего не соображает в военном деле, а тот, кто поставил под всем этим свою печать, так до конца не понял сам, под чем подписывается. Результат всего может быть для нас очень плачевным. Не выполнить приказ императора я не могу. И если в течение недели мы с тобой не предпримем конкретных действий, уйдет донос императорам об измене. А дальше сам знаешь, что будет. Разбираться никто не станет, – ответил ему стратиг.

– Да, командир, положение сложное. Выходит, мы с тобой должны отправить на верную гибель, под стены города, треть наших людей, только для того, чтобы угодить идиотам в Константинополе?

Стратиг выразительно глянул на центуриона и приглушенным голосом произнес:

– Ты вообще-то потише говори, даже в моем собственном доме у стен могут быть уши. А насчет идиотов, ты не прав. Такая политика в империи уже давно. Я видел Константина. На идиота он не похож. Просто так задумано, чтобы свои промахи всегда было можно на кого-то списать. А заслуги присвоить себе. Византия уже не раз проходила двоевластие. За этим всегда скрывался кто-то умный и хитрый, тот, кто из этой ситуации извлекал для себя максимальную пользу, оставаясь невидимым для всех остальных. Ничего нового пока никто не придумал. Ну, хватит об этом, а то уже и так наговорили достаточно. Давай лучше подумаем, как будем выкручиваться.

– Я предлагаю за неделю подготовить до пятисот человек из городского ополчения, дополнительно придав им сто моих воинов. И всей этой группой ударить по русским под утро, со стороны западных ворот. Воинов поведу я сам. Если уже терять людей, так с толком. Вблизи стен, в случае отступления, нас прикроют лучники, на более дальней дистанции баллисты и катапульты отсекут преследующих. Если удача улыбнется, и мы застанем варваров врасплох, сомнем и погоним в сторону от города, то возможно удастся захватить или убить их кагана Владимира. Тогда и конец осаде.

В случае неудачи, будем отходить к воротам. Если увидишь, что русские прорываются вслед за нами, просто закроешь их, а те, кто останутся снаружи, будут умирать под стенами. Другого выхода я не вижу, – изложил свои мысли центурион.

– Я тоже не вижу другого выхода. С планом согласен, однако не вижу смысла тебе в этом участвовать самому. Ты мне нужен в городе, – рассудил стратиг.

– Кроме меня ставить во главе отряда некого. Остальные центурионы не имеют такого боевого опыта. Без толку людей положат.

– Давай, Иоанн, пока закончим про дела, а то уже и голова разболелась. Расскажи лучше, что тут в городе творилось, пока я лежал без памяти, -попросил его стратиг, подливая в чаши вино. Они сидели еще долго за неторопливой беседой, попивая разбавленное вино, пока солнце не стало клониться к закату, и не загудел колокол на соборе, собирая прихожан на вечернюю службу.

На террасу вышли жена и дочь стратига. Марина приветливо поздоровалась с Иоанном и спросила отца, пойдет ли он с ними на вечернюю службу?

– Нет, дочка, – ответил Андроник, – идите с мамой вдвоем, я пока еще не совсем здоров. Да и о многом следует еще подумать. Только возьмите с собой мою охрану. Не выходите в город сами. В военное время это небезопасно.

– С твоего позволения, стратиг, я составлю им компанию, тоже пойду на службу. А потом провожу обратно до дома. Если дамы не возражают? – предложил Иоанн.

По лицам жены и дочери Андроник прочел – дамы не возражают.

– Ну, раз так, идите с богом. Только после службы сразу домой. По лавкам не бегать. А то знаю я вас, до ночи за покупками ходить будете, центуриона замотаете, а у него завтра много дел и забот.

– Конечно, папочка, мы сразу домой, – прощебетала Марина, лукаво поглядывая на Иоанна, подбежала к отцу, чмокнула его в щеку и взяв центуриона под руку, важно прошествовала к воротам.

Отец с улыбкой глядел ей вслед. Жена подошла к нему и нежно поцеловав, молвила:

– Милый, мы быстро, не скучай тут без нас.

Когда вся процессия покинула пределы двора, стратиг присел, от охватившей его слабости, за мраморный стол летней террасы. Солнце клонилось к закату, завершался еще один – восемьдесят третий день осады Херсонеса.

Глава 8. Чудеса да и только

Где Волк, он же Жробейн в переводе с варяжского – Серые Лапы,

выздоравливает.

Жробейн резко пробудился оттого, что земля под его телом заколыхалась. Голубое небо потемнело, и облака, повисшие на нем, как-то неправдоподобно задвигались в сторону. За спиной он услышал чье-то сопение, и низкий женский голос произнес по-гречески:

– Ну и тяжелый ты, варяг. Полчаса тебя в дом затащить пытаюсь. А ты спишь как убитый и все никак проснуться не можешь.

Волк повернул голову и увидел знахарку, сидевшую на высоком пороге дома и вытиравшую пот с лица.

– Если бы не твой дурацкий порог, я был бы уже далеко отсюда. Я могу ходить.

Знахарка недоверчиво глянула на варяга, но возражать не стала, помогла ему подняться и, поддерживая, довела до постели.

– Хуух…. Наконец-то добрались, аж вспотел весь, – глубоко выдохнул Волк. Но сил вроде как начинает прибавляться.

– Странно, воин, что ты вообще пошел. Утром рана была открыта и кровоточила. А сейчас я не вижу на повязке следов свежей крови. Так быстро зажить не могло. Давай посмотрим, что у тебя там?

– Смотри на здоровье, – согласился Волк. – Только я смотреть не буду, а то от вида собственной крови сразу теряю память. Чужая – мне хоть бы хны, даже когда ручьем течет.

Знахарка поставила рядом с ним глубокую глиняную миску с заваренными в ней ароматными травами, в которой лежала заготовленная свежая повязка. Воин отвернулся, когда женщина принялась аккуратно снимать старую повязку, наложенную через всю грудь и спину и заканчивающуюся у левого плеча. Волк щурился и прикрывал глаза, ожидая резкой боли. Но боли он так и не почувствовал, а вскоре испачканная запекшейся кровью тряпка упала к его ногам. Первое, что он увидел, открыв глаза, это удивленный взгляд знахарки, направленный на его плечо.

Волк осторожно скосил глаза влево, где по его расчетам и должна была находиться рана. От изумления он вскрикнул. На месте раны осталось только небольшое, величиной с земляной орех, углубление, затянутое молодой кожей.

– Ого! – сказала знахарка. – Я многое видала на своем веку, но чтобы такая рана заживала за полдня, первый раз.