Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II - Борис Николаевич Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мологский градоначальник, пишет Трефолев, был человеком тонким и политичным. Сначала он испугался ответственности и хотел «слинять», но Николай Иванович Аксаков заставил его остаться на месте, а потом и сам Глебов смекнул, что из исполнения своих обязанностей при императоре можно извлечь пользу. Так оно и вышло. Глебов пошёл к Кутайсову и попросил у него содействия в представлении самому императору. Иван Павлович повёл Глебова в «царские покои» коллежским асессором, а вывел обратно в чине надворного советника. Вот так!
Утверждая Глебова в чине надворного советника и ведя с ним милостивый разговор, Павел выглянул в окно и увидел на улице стоявшего на коленях премьер-майора Толкачёва. Такого раболепия Павел не выдержал и отдал приказ отправить Толкачёва «за караулом в деревню». Вообще этот Толкачёв своим поведением уже раньше вызвал подозрения у Мусина-Пушкина, о чём тот доложил обер-гардеробмейстеру И.П.Кутайсову. Кутайсов якобы ответил, что коли не слушается, то надобно оставить его. И вот в суматохе предводитель не усмотрел за бедным Толкачёвым, и получилась накладка.
На следующий день император проснулся рано, в то время как новоиспечённый надворный советник от радости и глаз не сомкнул. Его ждали новые милости: «Его Величество изволил пожаловать мне 6 июня чрез Ивана Павловича Кутайсова золотую табакерку с эмалью. А при выходе из дворца (так пишет Глебов о своём доме) я принёс всеподданнейшую благодарность, и государь император удостоил меня жалованьем к руке…» После службы в Мологском храме государь изволил покинуть город и отправиться вместе с небесным светилом в западном направлении.
Катер, на котором перевозили императора через Волгу, решили сохранить для потомства. Как пишет Трефолев, он 72 года простоял в сарае у купчихи Бушковой и в 1864 году сгорел вместе с городом.
При выезде из Мологского уезда случилось непредвиденное: в Брейтовской волости мужики хотели подать императору жалобу на то, что у них отняли землю, но в последний момент они под страхом наказания от подачи жалобы отказались и встретили государя с хлебом-солью. Правда местной власти пришлось поволноваться и уговорить мужиков воздержаться от «бунта». Одно только намерение пожаловаться на произвол властей приравнивалось тогда к бунту.
Но, отказавшись от подачи «форменной бумаги», мужики решили пожаловаться императору словесно и пытались прорваться в дом, где тот изволил отобедывать. Обер-камер-гоф-фурьер Крылов попытался отогнать мужиков и ударил тонким сухим прутиком одного из них, на что те закричали: «Ваше Императорское Величество, бьют понапрасну, обижают!» Подали государеву коляску, и мужики схватили лошадей под уздцы и закричали, что императора хотят везти «не по той улице», мимо дворца.
Форейторы мужиков отбили, но шум услышал Павел и поинтересовался, что происходит. Хозяин «дворца» Федосей Егоров объяснил царю, что народ желает подать жалобу на Мусина Пушкина об «отобрании у них земельки» и сказать царю, что для него был приготовлен другой «дворец», но господа его утаили. Павел ответил в своём духе:
– Где я – там и дворец.
И вышел на крыльцо.
Мужики пали на колени и стали кричать и излагать свои обиды. Их попросили замолчать, и Павел приказал одному из них подойти ближе и изложить просьбу. Крестьянин Кузьма Семёнов изложил суть жалобы, на что император спросил, есть ли у них хозяин. Кузьма твердил своё, что дело господа решили не в пользу мужиков.
– Стало быть, вам земля не следует по писцовым книгам и по межеванью. Кто ею владеет, тому она и следует.
«И оного Кузьму отослать изволил прочь», – писал губернатору Мусин-Пушкин.
А народ, между тем, стоял на коленях и кричал:
– Помилуй, государь!
Павел приказал им встать с колен и замолчать, но мужики его не послушались. Царь сошёл с крыльца и повторил приказание, но мужики не унимались. Император сел в коляску и приказал в третий раз уняться – те не унимались.
– Палкой вас, – бросил Павел и поехал. Ему перегородили дорогу, но представители власти расчистили её, и земное светило вновь покатилось вместе с небесным. Мусин-Пушкин пребывал в страхе, потому что взволнованные мужики препятствовали ему забирать обратно «свои мебеля». Впрочем, пишет Трефолев, никакого наказания крестьянам не последовало.
А насчёт тонкого сухого прутика которым якобы воспользовался обер-камер-гоф-фурьер Крылов для разгона мужиков, мологские власти явно покривили душой: Крылов пользовался суковатой палкой и ударов нанёс ею несколько.
– Палкой вас!
«Благодарные мужики», пишет Трефолев, помогали лошадям подняться в крутую гору коляске императора, в результате чего выбившийся из сил крестьянин Артамон Сергеев попал под копыта лошадей и был задавлен насмерть.
Губернское правление в Ярославле, рассмотрев доклад земского суда, занял во всём этом деле такую позицию: брейтовские крестьяне проявили дерзость и непослушание, земля вместе с крестьянами находится в ведении поручика Мусина-Пушкина, поэтому вести какие бы то ни было дела в отношении них может только он.
В конце июня в Брейтово с секретным поручением от императора Павла прискакал бригадир Никулин. Он осмотрел «дворец», кухню и галерею, построенную для проезда императора, поговорил о чём-то с крестьянами Мусина-Пушкина и, не заезжая в Мологу, ускакал обратно. Зачем он приезжал и о чём беседовал с брейтовскими мужиками, осталось неизвестным. Может, император вспомнил, как они стояли перед ним на коленях, и решил оказать им какую-либо милость?
«Брейтовские крестьяне должны были считать себя счастливыми уже по одному тому, что остались целы и невредимы», – заключает на грустной ноте свою историю Трефолев.
Назначения
Въезжая в этот город, вы как будто чувствуете, что
карьера ваша здесь кончилась.
М.Е.Салтыков-Щедрин «Губернские очерки»
Процедура назначения губернаторов, на наш взгляд, не лишена интереса. Если Пётр назначал их лично, то потом роль императоров в этом деле по вполне объективным причинам снижалась, и обязанность эту цари переложили на сенат, обер-прокуроров и министерство внутренних дел. Но и в МВД главным кадровым инициатором выступал не министр, а департамент общих дел, а фактически – директор департамента.
Блинов пишет, что в деле назначения губернаторов не было никакого порядка. О том, чтобы губернатор разбирался в административном праве и знал жизнь провинции во всём её многообразии, никто в Петербурге не думал. Ориентировались, как правило, на чин кандидата и на частные рекомендации и ходатайства. Попав однажды в обойму губернских чиновников, лицо оставалось на этом поприще, мало чему обучаясь, до конца своей служебной карьеры. «Ротного командира не назначат членом окружного суда и столоначальника, даже образованного, инспектором или директором гимназии», – замечает Блинов, – «но… губернаторов …назначают из разных …чиновников, прокуроров, директоров учебных заведений, батальонных командиров, агрономов и проч.»
И.И.Колышко сообщает нам, что министр внутренних дел граф Д.А.Толстой (1882—1889), сам рязанский помещик, подбирал кандидатов в губернаторов из своих рязанских соседей13. Главным критерием его выбора была успешная хозяйственная деятельность помещика. «Достаточно было помещику прославиться племенным скотом, породистыми семенами, выписанной из-за границы новой жнейкой, Толстой посылал за ним, и дело кончалось назначением». Однажды, проезжая мимо имения зарайского помещика А.Г.Булыгина, Дмитрий Андреевич залюбовался на колючую изгородь, и этого было достаточно, чтобы помещик оказался в губернаторской «обойме» министра. Александр Григорьевич успешно просидел на двух губернаторских постах – в Калуге (1887—1893) и Москве (1893—1902), а потом сделал сногсшибательную карьеру в правительстве.
Князь Сергей Дмитриевич Урусов, получив в конце 1903 года предложение о замещении поста губернатора в Бессарабию (Кишинёв), чистосердечно признавался, что о Бессарабии он знал столько же, сколько о Новой Зеландии, если не меньше: Кишинёв был знаком ему только по названию и то благодаря сообщениям в газетах о погромах евреев 7—9 апреля 1903 года, – пишет он в своих воспоминаниях. Опыт общения с евреями он получил когда-то в Калужской губернии, заходя в магазин к торговцу Зусе Калманову Трейвасу. Впрочем, проблемы управления губернией волновали его меньше, чем внешняя сторона нового положения: как приехать, как принять представителей чиновничества, кому нанести визит и т. п.
Что же
