Очерк и публицистика - Валентин Распутин

Ведь что такое авось в исконном значении этого слова: это древнее словосочетание а-во-се, означавшее настырное русское упорство — а вот так! Авось — это готовность встретить препятствие лицом к лицу и лихо, отчаянно, рисково его одолеть.

Русским авось встречали мы всякое непредвиденное обстоятельство, любую опасность, и эта бесконечно удивлявшая иноземцев русская лихость абсолютно естественна для нас, полагающихся в трудностях, что встречаются на пути, на свои догадку, силу, напряжение воли и, разумеется, на удаль молодецкую.

А теперь коснемся всемирной убежденности в отсутствии у русских способностей к порядку и самоуправлению. Так ли это? А может быть, мы просто принцип организованности мыслим иначе, чем немцы и англичане, французы и американцы, чем евреи, наконец?

Есть два типа отношений в иерархии руководителя и ему служащих — это отношения подчинения и послушания. Под-чин-ение, если следовать исконному значению этого слова, предполагает преклонение перед законом, пребывание под игом закона. Само слово чин есть порядок действий, установленных законом.

Судите сами и по себе: подчинение крайне противно русской натуре, потому что в нем интуитивно, исходя из языковых смыслов, русский человек усматривает скуку регулярности и холод бессердечности. Организация, основанная на подчинении, наиболее эффективна у законников-немцев, которые и верховного вождя своего именовали «конунг», то есть законодатель. Русскими необходимость подчинения не отрицается, но там, где она применяется, действует у нас из рук вон плохо.

Наш подлинно русский тип организованности основан на послушании. Человек, оказывающий послушание другому, свидетельствует своими действиями о том, что тот, другой, достоин его доверия и покорства. Такой тип организации основан не на страхе перед законом, а на доверии, уважении и любви к личности вождя, который должен это заслужить, он должен быть этого достоин. Таков чисто русский тип организованности, чуждый западному представлению об организации и порядке.

В русском понимании иерархия начальник и подчиненный замещается отношениями, сходными с родственными, то есть это иерархия отца, его сыновей и дочерей, между собой являющихся братьями и сестрами. Причем допускается по-русски, что отец-правитель может быть суров, требователен, даже жесток, если жесткость и требовательность полезны детям. Подданные это чувствуют и добросовестно исполняют самые суровые приказы, что замечательно выразил А. В. Суворов, говоря об «отцах-командирах», и об этом же сказывается в старинных военных песнях, где поется: «Солдатушки, бравы ребятушки, а кто ваши отцы? — Наши отцы — полководцы, вот кто наши отцы». Мы видим такой тип русского послушания в организации казацкой вольницы, где тюркское слово атаман по-русски означает человек-отец, то есть казацкое батька. И в современной российской армии хорошего комбата зовут батя. Мы знаем и типичное обращение отца-командира к солдатам: «сынки», что тоже наследует древнюю русскую иерархию послушания, а не подчинения.

Ярко выраженная в военных структурах, та же система организации на принципах послушания отлаженно действовала в государственном строе России. Царь, верховный правитель Руси-России, у нас всегда именовался царем-батюшкой, а отношения подданных между собой в подобной иерархии подразумевали братство. Благой, уважаемый, любимый всеми вождь, руководитель имел для русских значение, равное у европейцев хорошему закону. Вождя — того, кто вел за собой остальных, слушались беспрекословно, его любили, его встречали с искренними слезами счастья и умиления, его защищали до последней капли крови… Если же царь-батюшка, генерал-губернатор, отец-командир, куренной атаман, генеральный секретарь, президент или премьер-министр, и кто бы ни был еще из руководителей, оказывался не достоин уважения и доверия, то русское послушание со временем непременно сменялось неповиновением, доходившим до бунта. Бунт же могло вызвать невыполнение вождем, князем, царем, словом — отцом-батюшкой, своих отцовских обязанностей, в числе которых не только попечение о народе, как о своих сынах и дочерях, но и отеческая любовь к ним, гордость за них и их успехи. Западная иерархия, основанная на подчинении, не предусматривает ни попечения, ни взаимной любви, ни отеческой гордости, именно оттого подчинение закону по западному образцу холодно, бессердечно и несимпатично русским.

Самобытный тип русской организованности в современном правлении Россией не то что не учитывается, о нем просто не знают нерусские люди, правящие страной. Они полагаются на западный принцип подчинения закону, понаписали этих самых законов горы немереные, и не перестают удивляться, почему в России они не действуют. Они и не могут действовать в русской среде, где русские не верят в непреложность законов («закон что дышло — куда повернул, туда и вышло»). Мы, русские, неизменно уповаем на другое: надеемся увидеть в президенте или премьер-министре отца — попечителя о народе. Но никак не можем отеческой заботы в них разглядеть. А коли отец народа о нас не заботится — значит, он нам не отец. А если не отец, то на кой он нам нужен, чтобы его слушаться!

Пиар-технологи, правда, порой спохватываются и изображают наших властителей этакими кормильцами народа, отправляют их колесить по стране, имитируя заботу, уговаривают заглянуть в магазины, чтобы посочувствовать безудержному росту цен, принуждают обещать снизить расценки на дизель и бензин почти разоренным крестьянам, политтехнологи уговаривают властителей дать честное слово пересмотреть школьный курс обязательных наук, чтобы молодежь подрастала не очень безмозглой, пиарщики советуют им регулярно обещать народу доступное жилье, — словом, заставляют президента и премьер-министра ради имиджа отца-кормильца наперебой обещать населению раздачу из своих рук кусков и ломтей всякого добра. Но эти пиаровские ходы не могут скрыть подлинного отношения к народу раздающих подачки правителей, тщетно пытающихся изображать отцовские чувства. Потому что обделенное большинство смотрит на зрелище раздачи кусков отдельным, тщательно отобранным для общения с властью гражданам — кто голодными, кто завистливыми, кто насмешливыми, но все одинаково злыми глазами. И видят все одинаково — что перед ними не отец, а опасливый дрессировщик, стремящийся приручить зверя, которого он и боится, и не любит одновременно.

Наши нынешние «отцы народа» много и дорого отдыхают, каждый отстроил по резиденции под Москвой, да по дворцу в Сочи, да еще кое-что «по мелочи», вроде Константиновского дворца в Стрельне под Петербургом. Заседания правительства, госсоветы, совещания — все это проходит в кратких перерывах между часами блаженного отдохновения — между купанием в бассейне, промеж тренировок мускулистых тел в спортивных залах. И, разумеется, время от времени наши властители любят пощекотать себе нервы чем-нибудь экстремальным, чтобы оживить увядающую молодость приличной порцией адреналина. Премьер-министр Путин то катается на мотоциклах с байкерами, то целует в морду здоровенного осетра, то обнимается со свирепыми тиграми, то гарцует на необъезженных жеребцах, то рассекает страну на отечественной полудохлой «Ладе-Калине»… Угасающая, спивающаяся, голодная, нищая Россия смотрит на эти развлечения в скорбном пока молчании, не припоминая на своем троне подобных прожигателей жизни и денег.

Может ли народ оказывать послушание людям, сделавшим беспредельную власть орудием собственного наслаждения и сладострастия? Разве они нам отцы родные? Разве о нас их попечение и забота? Будь перед нами отец-правитель, да разве он дозволил бы своим приспешникам издеваться над людьми, лишая их крова, работы, последних шансов родить и вырастить детей. Будь у нас батюшка-властитель, разве он допустил бы развращения и растления своих подданных, разгула педофилии и проституции? Будь у нас отец народа, разве он разрешил бы повальное спаивание женщин и детей, наркоманию, травлю населения вредными продуктами и прививками? Мы же все понимаем, что это не отцы сменяют у нас друг друга на российском троне, и даже не отчимы. Не тянут они на отцов нации, на какие бы цыпочки ни становились сами, и на какие бы высокие скамеечки их пиартехнологи ни подсаживали.

Итак, наш русский порядок иной, чем немецкий, французский или английский. Наша русская организованность иная, чем европейская или американская. То, что немцы или американцы не видят у нас своего порядка, вовсе не означает, что русские не способны к организации. Мы просто по-другому организуемся, у нас другие способы достижения цели, как в построении государства, так и в ведении войны. И мы себя в этом еще не раз проявим, когда сами сознательно и трезво выберем из своей среды подлинных отцов-командиров, настоящих отцов нации. И тогда возродится в народной среде России самое настоящее русское братство. Это когда один у нас отец-правитель, и все мы — его родные дети, а между собой — братья и сестры.