Молчаливое горе: Жизнь в тени самоубийства (фрагменты из книги) - Кристофер Лукас

Таким образом, первая волна эмоций, со всей очевидностью, включает шок, отрицание, беспомощность, облегчение (иногда) и обвинение.

Гнев

ДОЧЬ: Я помню, как ехала на работу, а эмоции захлестывали меня. Я то начинала ужасно сердиться, то кричала от боли — хорошо еще, что окна в машине были закрыты. Я буквально тонула в этих волнах, а затем просто отдалась им; почувствовала, что ни когда не смогу с ними справиться.

МУЖ: Я был разъярен после этого. Она ведь ушла от меня, бросила насовсем.

АННА-МАРИЯ, чей брат покончил с собой: Я кричала, я так орала, что было слышно из окна: «Как ты мог так поступить со мной?» Я чувствовала ненависть к невестке, сильную ненависть. Я никогда не была так зла за всю свою жизнь. Я даже меньше злилась на мать и отца за то, что их у меня никогда не было. Это такой шок: ведь брат у меня, по крайней мере, был всегда. Я постоянно думаю: «Почему ты так поступил со мной? Почему ты сделал это мне?»

ЖЕНА: Я одновременно чувствую себя и вдовой и разведенной. Я чувствую, что муж бросил меня.

МАТЬ: Ты даешь ребенку жизнь, потом он уничтожает ее.

ПЛЕМЯННИЦА: Я любила дядю, но не в силах простить ему то, что он причинил своим детям, семье. Я сержусь на него, потому что уже никогда не смогу относиться к нему, как раньше. Я не в состоянии хранить приятные воспоминания о нем из-за гнева на его поступок.

О гневе, который близкие обращают на самоубийцу, часто не говорится вслух, он даже не всегда ощущается как гнев, потому что они испытывают слишком сильное чувство вины.

АМАНДА, чья дочь болела наркоманией: Трудно сердиться на человека, чья жизнь и без того была полна страданий и мучений, который проводил время так жалко и убого. Поверьте, я сердилась на нее, когда она была жива и глотала все эти таблетки, но я не могу сердиться на нее теперь. Во мне очень много злости, но я просто не могу ее адресовать ей.

Действительно, тяжело сердиться на любимых людей, особенно если этот гнев глубок и продолжителен. Гнев, остающийся надолго. И все же мы направляем по крайней мере его часть на людей, с которыми мы живем: наши чувства иногда бывают двойственными, и с этим ничего нельзя поделать, это естественно для людских переживаний. Амбивалентность свойственна человеческой природе.

Потому-то, когда кто-либо погибает насильственной смертью от своей руки, мы испытываем амбивалентность чувств, или, хуже того, гневаемся, или чувствуем недовольство самими собой. Начиная злиться по поводу его смерти, мы еще больше ухудшаем положение. В конце концов бесмысленно сердиться на жертву. Одна из важных эмоций, которые возникают у человека, если он чувствует гнев по поводу самоубийства близкого, — это чувство вины, вины за гнев, который он, оставшийся в живых, испытывает к мертвому.

Чувство вины

Если и есть одна общая эмоция, возникающая у людей как реакция на самоубийство близкого, то это — чувство вины. Внезапно появляется бесконечное число оснований чувствовать себя ответственным за эту смерть. Что бы я мог предпринять для сохранения жизни любимого человека? Сделал ли я для этого достаточно? Может, я был недостаточно заботлив? Может, я не замечал знаки, предупреждавшие об угрозе суицида?

«Я должна была предусмотреть, что он это сделает».

«Я должна была постоянно помнить, что у него бывают депрессивные состояния. Нам нужно было его вовремя поместить в больницу».

«Что мешало мне относиться к нему лучше?»

«Почему я не видел настораживающих знаков?»

«Если бы только я больше заботилась... если бы я любил ее больше... если бы я вел себя лучше... если, если, если...»

Кем бы об этом ни говорилось, будь то взрослый или ребенок, общая мысль одна: если бы мы больше делали для них, больше любили или чаще были с ними, все было бы иначе: наши любимые остались бы жить. Это ощущение порождает у близких чувство вины, которое твердит им: «Нам нужно было как-то предупредить самоубийство».

Детям свойственно своего рода магическое мышление: «Вот я злился на отца, и он, заболев, умер. Значит, это случилось из-за меня». Но и взрослые тоже думают подобным образом. Или верят, что какое-то их действие — или бездействие — привело к суициду.

МАРИЯ, чей двадцатилетний племянник застрелился: Это было кошмаром. Семья брата распалась. Мои родители чувствовали моральное опустошение. Нам и сейчас тяжело, мы так и не знаем, почему это случилось и все время думаем: что же мы сделали не так?

Анжела — одна из двух основателей группы самопомощи. У нее и Френсис была подруга, которая покончила с собой. Они в то время втроем жили на даче.

АНЖЕЛА: За день до ее смерти мы говорили о самоубийстве. Она была преданной католичкой и выглядела очень озабоченной: она сказала, что церковь раньше осуждала суициды. «Как ты думаешь, тот, кто совершает самоубийство, попадет в ад?» — спросила она. Я ответила: «Не думаю, чтобы кто-то попал за это в ад». Через восемнадцать часов она решилась на это.

Вряд ли у меня когда-нибудь полностью исчезнет чувство вины за этот случай.

ЖАНЕТТА: Многие месяцы я была уверена, что виновата в случившемся. Мне казалось, что это я нажала на курок, а не он. Это, конечно же, было глупостью. Тогда я была далеко от дома, но все же чувствовала, что это — моя вина.

Ларри не вспоминал о самоубийстве многие годы — до недавнего времени. Бородатый, сдержанный, он говорил так, будто не имел права выражать свои чувства.

ЛАРРИ: Девятнадцать лет назад, примерно в это же время года, мой сосед по комнате совершил суицид. Он плохо учился, шесть месяцев занимался в мореходном училище, затем бросил его и поступил в другое училище, где успевал лучше. Но продолжал считать, что именно мореходка сделала бы из него настоящего мужчину. Я говорил ему: «Но у тебя и так все в порядке».

Как-то он поехал в Лас-Вегас, и там у него пропали деньги. Когда он возвращался назад на отцовской машине, у нее взорвался мотор. В один и тот же день он посетил двух своих прежних подруг и каждой предложил выйти за него замуж. Обе отказали. У него и у матери часто бывали мигрени, и он отравился своими болеутоляющими таблетками.

Я работаю в центре по профилактике самоубийств. Недавно во мне всплыли старые чувства, включая вину. Тогда я не слишком прилежно учился. Мне показалось, если бы я вел себя по-другому, то мог бы помочь ему и он бы успевал лучше. Однажды он попросил меня написать за него контрольную работу, но у меня не было времени. А вскоре после этого он бросил училище. Мне постоянно лезут в голову эти мелочи. Хотя я прекрасно понимаю, что это ерунда, но все же часто пережевываю их.

РАЛЬФ, брат которого покончил с собой, говорит о реакции своей невестки на самоубийство: Целый год, поначалу каждые две недели, она звонила мне и рассказывала одно и то же: «Если бы только я не поехала в аэропорт, если бы в ту ночь, когда шила дочери платье, я спала — этого бы не случилось». Я убеждал ее, что это все равно бы произошло в другое время, и она была бы бессильна помочь. Но она не прислушивалась к моим доводам.

МЭЙ, жена Ральфа, чей брат также покончил с собой1: Я тоже чувствую вину, это просто какое-то сумасшествие. Врачи сказали, что у меня рассеянный склероз, и я сообщила эту новость брату, потом об этом, естественно, узнала вся семья. Вскоре я приехала в Нью-Йорк на совещание и он захотел повидаться. По телефону я сказала ему: «Не спеши, я очень занята сейчас. А весной мы и так переезжаем в Нью-Йорк, так что еще немного — и мы увидимся». Но он покончил с собой до того, как я нашла возможность увидеться, и я все думаю об этом...

На возникновение вины у близких самоубийцы влияет немало обстоятельств — например, у близкого были натянутые отношения с умершим, или суицидальные попытки совершались многократно, а родственники не в силах были оказать помощь и т.п. — но наиболее сильным и действенным провокатором вины становится то, что можно назвать «обвинением из могилы». Часто создается впечатление, что умерший показывает пальцем на своего близкого: «Ты подвел меня». «Ты сделал мне то-то и то-то. Ты заставил меня совершить этот поступок».

Контекст «указующего перста» может заключаться в самом суициде; он бывает включен в неоконченные разговоры, невысказанный гнев или амбивалентность.

Сара и Патриция, очевидно, чувствуют такое обвинение своей умершей матери, которая покушалась на самоубийство и прежде.

САРА: Мы с матерью опять поссорились, и, как ни странно, потом долгое время мне казалось, что эта ссора стала причиной ее смерти. А она ведь и раньше не раз пыталась покончить с собой. Вообще-то я понимала, что моей вины нет, но чувствовала себя в ответе за то, что она ушла из жизни именно тогда.