Муха и самозванный принц - Евгений Некрасов

— Как ты меня назвал? — прошипела Маша, надвигаясь на Сейрана. — Ну-ка, повтори!

— Ты что, дев…

Оплеуха заткнула рот нефтяному принцу, Маша добавила и пошла не останавливаясь.

С левой, с правой.

— Нефть у папы?!

С левой, с правой.

— Ах ты, мразь!

Сейран схватил ее за руки, но легче было бы удержать танк. Шаг левой ногой вперед-вправо, выход в переднюю стойку, правой рукой захватить запястье противника, левым локтем — по суставу — и разворотом в заднюю стойку правая рука противника выводится на болевое удержание.

Теперь противник наш. Ему бо-бо, и папина нефть не помогает, что характерно для таких ситуаций. Его подвывихнутая рука превратилась в орган управления. Чуть подашь ее в любую сторону — и он туда же, потея, с расширенными зрачками. А как улучшились манеры воспитуемого! Где взгляд свысока, кривая ухмылка, где хамское обращение «девка»? Молчит, покряхтывает.

Для продолжения знакомства в полевых условиях инструктор советовал показать серьезность своих намерений: пострелять у противника над ухом или что-нибудь ему расквасить. И только после такого энергичного вступления можно было переходить к нежностям: «Твое звание, должность, номер, расположение войсковой части! Где твой взвод (рота, батальон)? Какое задание ты выполнял?! Говори!». Увы, при всей ценности этот совет не подходил к Машиному случаю, и она закончила свидание по-своему. Не выпуская завернутой к лопаткам руки Сейрана, разогнала его по кругу. Перехватила за шиворот и за пояс. И, еще раз повернувшись вокруг себя, как метатель молота, запустила противника в свободный полет.

Чего скромничать, есть еще женщины в русских селеньях, и одна из них — М.С. Алентьева. Запуск удался. В апогее Сейран взлетел на высоту Машиного роста, пересек почти весь коридор и приземлился, самую малость не долетев до окна. Маша боялась, что он станет цепляться и подпортит траекторию. Но хорошо подавленный противник начинает поддаваться на приемы, инстинктивно понимая, что так останется целее. Сейран был подавлен очень хорошо. Он сел, держась за пунцовые от оплеух щеки, и сказал потрясенно и горестно:

— Девка, ты меня ударила!

— Ну и свинья же ты! — изумилась Маша. — Что с тобой еще сделать, чтоб ты научился нормально разговаривать?!

— Девка, ты назвала меня свиньей!

Чокнутый какой-то. Маша захлопнула дверь.

Из коридора не доносилось ни звука. Казалось, что Сейран все еще сидит на полу и, может быть, плачет. Но, выглянув за дверь, Маша увидела только сбитый ковер у окна. Нефтяной принц исчез так же беззвучно, как появился в ее номере. У Маши осталось чувство, будто бы она сделала что-то ужасное и непоправимое.

Глава III ВАХИНЫ ОБИДЫ

Когда Мухаммед поднялся на небо и вел с Аллахом торг о количестве молитв, Аллах сначала сказал: девяноста пяти молитв в день будет достаточно, а Мухаммед ответил, что люди не смогут. Шестьдесят, сказал Аллах, но Мухаммед ответил, что люди и столько не смогут. Наконец, сошлись на пяти молитвах в день. Меньше правоверному нельзя. А больше можно. Ваха снимет туфли, расстелет коврик, повернется лицом к Мекке, а Мекку каждый мусульманин чувствует сердцем. Падет на колени и молится.

Зачем он здесь? Муса сказал, помогать брату по вере. А только из Хозяина какой мусульманин? Ветчину жрет, вином запивает! Это не как в горах, когда с голодухи ешь, что в котелок попало, и не думаешь, с именем Аллаха оно заколото или на мине подорвалось. Съешь, помолишься и ничего, ни разу не вырвало. Еще бы, с молитвой-то. А Хозяин в ресторане берет целую книгу, называется «меню». Еды там — за год не перепробуешь. Так он читает, нарочно ищет ветчину и вино. Как его назвать после этого? Одна видимость, что мусульманин, а по-настоящему кафир.

Конечно, не все кафиры враги. Ваха сам учился у одного украинца. Взрыватели из пейджера, из сотового телефона — все от него, а раньше Ваха только и умел, что поставить растяжку. К тому же Муса намекал, мол, Хозяин — большой друг нашего народа. Надо думать, деньгами помогает. Только такие, как он, помогут рублем, а тысячи украдут. На днях принес чертежи сейфа: «Брать будем». Вахе бы радоваться: вот она, работа по специальности. А на душе тошно, как будто сам свинины налопался. Знает он, чем кончаются такие дела. Раз отбили у ментов инкассаторскую машину. Народу покрошили — что чужих, что своих. Муса взял деньги: «Патронов купим, ночные прицелы купим». До сих пор покупает. Зато его жена пристроила к дому второй этаж.

Сосет душу тоска, а Ваха ее молитвой, молитвой! Бисмилляхи, л-рахмани, л-рахими. Во имя Аллаха, Всемилостивого и Милосердного.

Продал его Муса, вот что. Продал, как в том году. Тогда говорил: «Старушка одинокая, поживешь, поможешь по хозяйству, а там как жизнь сложится — может, она тебя усыновит». Знал, чем пронять сироту, шайтан. А что оказалось? Трое сыновей у старухи! Один, моджахед, от ментов скрывается, еще двое торгуют в городе. Им, выходит, некогда помочь матери, а у Вахи времени полно, до самой весны, когда «зеленка» в горах вырастет и будет где воевать и прятаться. Муса за него взял со старухи пятьсот долларов. Наверное, с Хозяина вдесятеро слупит: сейф взрывать — не навоз в огороде разбрасывать, тут не каждый справится.

Сейф в санатории — не ящик, не шкаф, а целая комната. Дверь из трехсотмиллиметровой стали. Ваха объяснил Хозяину, что взрывать придется два раза: сперва обрушить кирпичную кладку, потом колбаской пластита проломить сейфовую сталь. Сбоку она тонкая. Хозяин махнул рукой: «Избавь меня от подробностей. Скажи, что нужно».

Ночью Рафик привез четыре чемодана. Открыли окно, на веревке подняли чемоданы в номер. Ваха кинулся смотреть: шнур детонирующий — хорошо, пластита нет, хотя он просил, а тола даже слишком. Если столько заложить, потом сейф из-под обломков не выкопаешь. Сказал Хозяину, а тот как будто не слышит. Улыбается.

Из-за сейфа Хозяин съехал в санаторий. «Дело, — говорит, — близится к развязке, пора мне перебираться к месту главных событий». До этого жили в музее, Хозяин все хвастал, как он умно притворился любителем старины. Отдыхающих в музее мало, охраны и того меньше, уйти куда незаметно или встретиться с нужным человеком — милое дело.

Ладно, уехал и слава Аллаху, Вахе только легче. А то храпел он сильно, Хозяин. Как заведет на всю ночь — с присвистом, со стоном. Жутко. У кого чистая совесть, так не спят. Праведная душа во сне с Аллахом разговаривает, а неправедная с шайтаном, вот и мечется.

Хозяин поселил Ваху в комнату к сыну. Сказал: «Приглядывать будешь». Правильно сказал. Сын, Эльчин его зовут, Аллахом немножко обиженный. Он про дела Хозяина не знает, учится в Англии, думает, что папино богатство от нефти. Взрослый абрек, усы растут, а молиться не умеет, в заповедях путается. Ваха его научил: «Откуда ты взял «не убий», «не укради»? Это кафирские заповеди, у них много лишнего. А наших заповедей четыре: молитва Аллаху, омовение, паломничество и война с неверными». Про войну Эльчин не поверил: «Что-то здесь не так. Раньше в Аллаха сильно верили, но ведь не все воевали. А если человек овец пас или торговал? Он что же, считался грешником?» «Значит, считался», — сказал Ваха. Инструктор-араб ему точно объяснил это дело, а он читал настоящий Коран, а не обманный перевод кафиров.

Бисмилляхи, л-рахмани, л-рахими. Через Эльчина пришла самая страшная Вахина обида.

Пошли в бар, Эльчин обещал с девками познакомить, а сам сел и пиво пьет. Ваха и стал отбирать у него банку. Раз Эльчин ему поручен, то не будет он пить, и все. Эльчин обругал его по-английски, Ваха ответил — научился у араба. Английский язык простой: по-русски «автомат», «пистолет», «карабин», «винтовка», «ружье», а по-английски все «ган». Пулемет — «машин ган», а пушка — опять «ган».

Поцапались с Эльчином, чуть до настоящей драки не дошло. Тут шайтан принес эту девку в штанах. За одни штаны ее бы в мусульманской стране побили камнями. В правильной мусульманской стране, потому что есть еще неправильные, там Аллаху молятся, а живут по-кафирски. Подошла девка, Эльчин что-то сказал, она ему — водой в рожу. А потом еще повалила на пол, стала ногу крутить. Ваха увел Эльчина от позора. Кафиров там было много, не дали бы отомстить.

По-хорошему девку надо было высечь. Когда в Ичкерии были шариатские суды, в Вахином селе каждую неделю кого-нибудь секли на площади. То жена непочтительна с мужем, то в нарды кто-то играл вместо молитвы… Но Эльчин придумал напустить ей в комнату дыму. Ладно, Аллах найдет, как грешницу наказать. Вахе было интересно. Сколько фугасов он поставил, сколько растяжек, а дымовуху не делал. Оказалось просто: Эльчин выломал пластик из лыжных очков, нарезал тонкими кусками, завернул в фольгу от шоколадки. Сунули в замочную скважину, подожгли — завоняло на весь коридор. И вдруг дымовуха выскочила Эльчину за пазуху. Наверно, девка ее пихнула со своей стороны.