Новая русская империя - Сергей Бабурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Диакон А. Кураев прав в своем анализе соборности, что А.С. Хомяков наполнил богословский термин «соборность» иным, чем изначально, содержанием, переведя его на язык этнографии и социологии, отождествив с общинностью. Для славянофилов церковное соборное единство есть «единство свободное и органическое, живое начало которого есть Божественная благодать взаимной любви». И уже широко через В.И. Даля пошло понимание, что действовать, творить соборно — значит творить сообща, общими силами, содействием, согласием. И хотя соборность Церкви — это ее онтологический атрибут («для Востока Церковь соборна по вертикали, ибо “держит собор” с Богом; для Запада — по горизонтали, ибо ее голос слышен повсюду»), в российское политическое сознание она вошла в своей славянофильской интерпретации.
На Руси всегда ценили индивидуальность, но не привечали индивидуализм. И эта особенность (не единственная, но важнейшая) русского человека, ставшая основой национального мировоззрения и национального уклада жизни, определяла судьбу всех реформ за последние столетия.
Попытки построить экономическую или политическую систему России на принципе индивидуализма не приводили и не приведут к успеху. Осуществляя ныне реформу высших органов государственной власти Российской Федерации, критически анализируя опыт западных демократий, мы должны все же в основу государственного строительства закладывать отечественные мировоззренческие и политико-правовые традиции.
От совета при Князе в Киевской Руси, через земские соборы — к съездам народных депутатов совершенствовались формы русской соборности. И съезд народных депутатов Российской Федерации как историко-культурный преемник земского собора явился в конце ХХ века фундаментом для всех ветвей власти.
Именно съезд и в РСФСР, и в СССР учредил институт президентства в системе исполнительной власти. В Российской Федерации это произошло в 1991 году, когда решением III съезда народных депутатов РСФСР был проведен референдум, по результатам которого IV съезд народных депутатов РСФСР внес изменения в Конституцию, закрепив в ней сам институт президентства, президентские права и обязанности. Съезд дал начало и законодательной власти, избрав постоянно действующий парламент — Верховный Совет России. От съезда берет начало судебная ветвь: именно депутаты учредили Конституционный суд Российской Федерации и избрали самих судей.
Рассматривая институты земских соборов, съездов народных депутатов, к России можно отнести слова, которые М. Лернер, автор общепризнанного фундаментального труда «Развитие цивилизации в Америке», сказал о своей стране: она есть совершенно самостоятельная культура с множеством собственных характерных черт, со своим образом мыслей и схемой власти; культура, сопоставимая с Грецией или Римом как одна из великих и независимых цивилизаций в мировой истории.
Великий русский мыслитель конца XIX века В.С. Соловьев напомнил в свое время мятущемуся русскому читателю сказку. Она, эта сказка, настолько глубока и точна своим смыслом, настолько удачно ведет к пониманию идеологии просвещенного традиционализма, что, выступая 25 марта 1995 года на IV съезде Российского общенародного союза с докладом по проекту партийной программы, провозглашая принцип «единая история, единый народ, единая Россия», я привел ее почти полностью.
В глухом лесу заблудился охотник; усталый, сел он на камне над широким бурливым потоком. Сидит, смотрит в темную глубину и слушает, как дятел все стучит да стучит в кору дерева. И стало охотнику тяжело на душе. «Одинок я в жизни, как в лесу, — думается ему, — и давно уж сбился с пути по разным тропинкам, и нет мне выхода из этих блужданий. Одиночество, томление и гибель! Зачем я родился, зачем пришел в этот лес? Какой мне прок во всех этих перебитых мною зверях и птицах?» Тут кто-то дотронулся до его плеча. Видит: стоит сгорбленная старуха, какие обыкновенно являются в подобных случаях, — худая-худая, глаза угрюмые, на раздвоенном подбородке два пучка седых волос торчат, а одета она в дорогое платье, только совсем ветхое, — одни лохмотья. «Слышь, добрый молодец, есть на той стороне местечко — чистый рай! Туда попадешь — всякое горе забудешь. Одному дороги ни в жизнь не найти, а я прямехонько проведу — сама из тех мест. Только перенеси ты меня на тот берег, а то где мне устоять поперек течения, и так еле ноги двигаю, совсем на ладан дышу, а умирать-то — у-ух как не хочется!» Был охотник малый добросердечный. Хотя словам старухи насчет райского места он совсем не поверил, а вброд идти через раздувшийся ручей было не соблазнительно, да и старуху тащить не слишком лестно, но взглянул он на нее — она закашлялась, вся трясется. «Не пропадать же, — думает, — древнему человеку! Лет за сто ей, наверное, будет, сколько тяготы на своем веку понесла — нужно и для нее понатужиться». Понес он старуху и почувствовал такую страшную тяжесть, точно гроб с покойником на себя взвалил, — едва шагнуть мог. «Ну, — думает, — теперь уж на попятки стыдно!» Ступил в воду, и вдруг как будто не так тяжело, и там с каждым шагом все легче да легче. И чудится ему что-то несодеянное. Только он шагает прямо, смотрит вперед. А как вышел на берег да оглянулся: вместо старухи прижалась к нему красавица неописанная, настоящая царь-девица. И привела она его на свою родину, и уже он больше не жаловался на одиночество, не обижал зверей и птиц и не искал дороги в лесу.
Мудрый русский философ подчеркнул в сказке далеко не сказочный ее смысл, актуальный ныне как никогда. Современный человек, как и сто лет назад, в охоте за беглыми минутными благами и летучими фантазиями потерял правый путь жизни. Тоска и одиночество, а впереди — мрак и гибель. Но за любым человеком, напоминает В.С. Соловьев, стоит священная старина предания, пусть не всегда приятная. Пусть он только подумает о том, чем ей обязан; пусть внутренним сердечным движением почтит ее седину, пусть пожалеет о ее немощах, пусть постыдится отвергнуть ее из-за видимой непривлекательности. Вместо того чтобы праздно высматривать призрачных фей за облаками, пусть он потрудится перенести это священное бремя прошедшего через действительный поток истории. Ведь это единственный для него исход из его блужданий — единственный, потому что всякий другой был бы недостаточным, недобрым, нечестивым: не пропадать же древнему человеку!
Опираясь на античные легенды об Энее, вынесшем из горящей Трои на своих плечах престарелого отца, Энее, потомки которого основали Рим и дали династию первых римских императоров Юлиев, В.С. Соловьев завершает свою притчу заветом: «Если ты хочешь быть человеком будущего, современный человек, не забывай в дымящихся развалинах отца Анхиза и родных богов… А наша святыня могущественнее Троянской, и путь наш с нею дальше Италии и всего земного мира. Спасающий спасется. Вот тайна прогресса, — другой нет и не будет».
Именно так: Спасающий спасется. В следовании этому жизненному принципу и кроется прежде всего тайна русского характера.
Вышесказанное претерпит изменения, приобретая эпический смысл, если мы встанем на позиции Г.В. Носовского и А.Т. Фоменко, почувствуем многовековое существование империи, доминировавшей на просторах Евразии. В этом случае не нужны будут аргументы, объясняющие, от какой працивилизации пошла цивилизация Русская и почему у нее столько недругов. Но и их нонконформистская, будоражащая сознание и уже потому перспективная концепция альтернативной мировой истории не изменит изложенных мною оценок и выводов.
Необходим термин, синтезирующий на современном уровне развития общественных наук понятия империи и моноэтнического государства. Ибо, например, Россия, Китай, Индия — это и моноэтническое государства, и многовековые империи. Моноэтнические государства — потому что при всем этническом многообразии существует нация-лидер, язык и культура которой являются общими и объединяющими. Империи — потому что они прежде всего характеризуются огромными территориальными пространствами, различающимися по географическим, социально-экономическим и иным характеристикам. Кроме того, обществам империй присуще историческое развитие конгломерата этносов и нравов, ведущее к формированию особого образа жизни, отличного в своих основных чертах от образа жизни даже ближайших соседей. Впору отметить также характерное объединение многих народов, различных этносов, особые политические признаки (прежде всего жесткую вертикаль исполнительной власти, опирающуюся на традиции нации-лидера), военный потенциал, способный контролировать значительную часть земного шара.
Российской имперской идее присущ сложный комплекс религиозно-идеологических представлений об эсхатологическом смысле и предназначении российской государственности, характере и целях великодержавного строительства. А.В. Логинов обоснованно полагает, что это «историческое задание» русского народа сложилось в период становления Московского царства, определив русскую идентичность.