Манкая - Лариса Шубникова

Большой холл весь был уставлен книгами. Высокие шкафы заполнены томами. На полках фотографии и …игрушки. Немного, но все, как одна – изумительные. Вон там на средней полке справа сидел печальный заяц с поникшими ушами в вязаном свитере с рисунком. А чуть выше и правее – медведь, хитрющий и нагловатый. На нем шапка смешная соломенная.

Пока искал кухню, прошел коридором и совершенно четко ощутил Дом. Тот самый родной очаг, то самое тепло и уют, который умела создать только его мама и только там в Ярославле. Книги, фотографии, милые безделушки. Нет, хлама не было, все в меру, но вот такие приятные мелочи и создают дом. И кому, как не Митьке было знать, как тяжело и паскудно утратить все это в один миг.

– Митя, я все перекрыла, – Юлька умудрилась и волосы намочить.

– Так сильно хлещет? – деловитый ярославец пошел обозреть место житейской проблемы. – Юль, ты иди, присядь. Не мельтеши.

Юлька, мокрая и смешная, скакала за Митей, и действительно, мельтешила.

– Как же я сидеть буду? А вы? Я могу помочь, честно. Я даже знаю, как выглядит разводной ключ.

– Я тоже знаю, как он выглядит. Только я еще и пользоваться им умею. Юля, сядь. Или пойди чаю попей. Что ты, в самом деле? Какая помощь?

Юля слегка задумалась, но возражать не посмела. Никакого чаю она не стала пить, а просто села на диванчик кухонный и стала наблюдать за Широковым. Сам Митька быстро определил, что катастрофа не масштабная и прекрасно починил все за половину часа. Заодно и прокладки сменил, при этом кляня Киру и его безрукость в хозяйственных делах. Разумеется, мысленно.

– Все, хозяйка. Принимай работу.

Юленька просияла улыбкой и открыла вентиль с водой.

– Митя, Вы герой! Спасибо большое!

– Не на чем.

– Как мне благодарить вас? Хотите чаю? Нет? Тогда завтрак? Хотя, уверена, готовите вы лучше, чем я . Ну, и краны чинить умеете, в отличие от меня.

Митька собрал инструменты, вымыл руки и направился к выходу. Юля снова скакала за ним и пищала от восторга. Уже на лестничной площадке, она снова начала благодарить Широкова:

– Митя, это было потрясающе! Какие руки у вас! Золотые!

В этот момент раздалось ехидное покашливание и на площадке возникли Ирина Леонидовна под руку с Яковом Моисеевичем. Не понятно, куда эти двое ходили ранним утром, но оба выглядели довольными.

– У нас тут легкий адюльтер наметился? Ирина, дорогая, ви только посмотрите! Муж за порог, а наше сокровище уже привечает красавца-соседа. Заметьте, ей все понравилось! – разумеется, Гойцман шутил.

Да, шутка была «ниже пояса», но Ирина засмеялась и ответила в тон дяде Яше:

– Ну, а как вы хотели, Гойцман? Когда мужа дома нет, такое вот и происходит. Я все еще помню ваше появление в моей спальне в венке цезаря и простыне в цветочек на голое тело.

Широков и Юленька не успели смутиться словами Гойцмана. Они оба с удивлением смотрели на пожилых своих соседей и бесконечно любопытствовали, что же за история такая, с простыней и венком?!

– Ирина Леонидовна, да сколько же можно вспоминать мне этот досадный случай?! Еще и при молодежи. Ви очень ехидная женщина! – Яков Моисеевич сердился, но как-то не убедительно.

– Досадный? Яша, быть может это самое яркое воспоминание в моей долгой жизни! – и она захохотала, превратившись разом в молодую очаровательную барышню.

– Ирина Леонидовна, не поймите неправильно, но хотелось бы знать подробности. Честное слово, очень любопытно, – Митька не удержался, понимая, что в истории нет ничего интимного, а есть веселое, забавное.

– Да, дядя Яша! Это как понимать? Расскажите, ну расскажите, – Юля упрашивала Гойцмана так мило, что он махнул рукой, засмеялся и разрешил Ирине рассказать.

– Яша тем годом получил членство в Коллегии адвокатов России. Я никогда не видела Гойцмана пьяным, но тут, от счастья, полагаю, он натрескамшись. И прилично так. Жена его, Фаина, царство Небесное, жива еще была. Так вот, он укушался, видимо заплутал в своем доме, и вынесло пьяненького на лестницу. А моя дверь была открыта. Не заперла вот именно этой ночью. Лежу в постели, дверь открывается, входит Яша – на голове пластмассовый венок, а сам завернут в простыню наподобие римского патриция. И громко так, внятно говорит: «Дорогая, твой цезарь готов!». И падает. Занавес!

Смеялись все: и Митя, и Юленька, и Ирина Леонидовна. Даже Яков Моисеевич. На смех, будто мотыльки на свет, подтянулись старушки Собакевич.

– Дора, я говорила тебе, дебош на втором этаже, а ты не верила! Что мы пропустили? – маленькая, кудрявая Фира, «помирать» снова отложила и теперь любопытствовала, что и было признаком возвращения к жизни.

– Фирочка Рауфовна, а про историю с венком вы знаете? – Фира заулыбалась Юлиным словам, а потом захихикала.

Мите пора уже было в «Ярославец», но не мог он уйти сейчас. Уж очень тепло и уютно было стоять рядом с Юленькой на лестничной площадке, слушать истории из жизни соседей и смеяться вместе с ними.

– Димитрий, так что вы делали у Юли? Смотрю, инструменты при вас? – Ирина Мите, – Впрочем, и так понятно. Кран? Снова тот самый? Юля, помнится, ты говорила Кириллу починить. Не сподобился? Хорошо, что сосед появился рукастый.

– Надо же! Димитрий, вы краны починяете? А Яша говорил, вы ресторатор. Снова солгал? Хотя, чему я удивляюсь, он же юрист, – ну, высказывание Доры спорное, хотя юристы и, правда, подвирают.

Соседи поболтали еще немного но, припомнив, что есть еще дела, распрощались и разбежались кто куда. Ирина делать маски для лица, Гойцман составлять очередную монографию, бабушки Собакевич лепить творожники, Юлька собираться на занятия, а Митя, потоптался и пошел переодеться. Ну, согласитесь, неприлично появляться в собственном ресторане в угвазданной сорочке и мятых брюках.

На днях Митя озаботился домработницей. Прибрать, постирать и погладить, это все, что требовалось ярославскому кавалергарду. Явилась некая Татьяна (по совету Давы) и прекрасно разобрала вещи Широкова, сложила в шкафы. Перегладила его сорочки и брюки, перестирала белье и запросила за все это великолепие вполне умеренную цену. Вот одну из таких выглаженных Татьяной рубашек и натянул он на себя. Брюки сменил. Накинул пальто, шапку и пошел к выходу, понимая, что обязательно воспользуется маршрутом, предложенном ему Юленькой.

А на улице снег и солнце. И так нарядно и радостно, что Широкову, будто малолетке, захотелось глаза зажмурить и подпрыгнуть, присвистнуть, а потом побежать быстро, да так, чтобы пальто нараспашку, а волосы в разные стороны.

Может и началось утро ярославского парня не очень, зато продолжилось чудесно. Сегодня, когда стоял он на площадке со своими слегка ненормальными соседями, смеялся старым байкам, накатило на него давно забытое чувство, что дома он. И не один, а с близкими людьми. И вовсе не понятно, откуда взялось оно, чувство