Словно птица - Люси Кристофер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джек отпивает пару глотков и встает.
— Мне нужно пройтись.
Приподняв бровь, он смотрит на меня, а я — на маму.
— Останусь на посту, — говорит она. — Не забудьте телефоны.
Я выхожу вслед за братом в приемное отделение. Там около двадцати человек. Я сразу чувствую на себе их взгляды. Стараюсь не пялиться на девочку, которая высоко поднимает руку, замотанную окровавленной тряпкой. Вокруг нее суетится кучка людей, они тихо переговариваются. У меня нет никакого желания слушать их разговор, но несколько слов до меня все же долетает: «Авария… сотрясение… с ним все будет в порядке?»
Джек останавливается у столика с журналами и начинает их перебирать. Увидев табличку с просьбой выключить мобильные телефоны, я засовываю свой поглубже в карман и иду дальше по отделению. На стенах — плакаты о вреде наркотиков и о том, как важно мыть руки. В автоматах многое уже раскупили, а шоколадных батончиков нет совсем.
Перед тем как свернуть в коридор, я оглядываюсь и смотрю на Джека. Он поднимает голову.
— Пойдешь? — спрашиваю я одними губами.
Он показывает мне журнал и качает головой.
— Я скоро вернусь, — говорю я и двигаюсь вперед. Не понимаю зачем. Просто кажется, что от ходьбы мне становится лучше, а еще я хочу уйти отсюда подальше, побыть хоть немного наедине с собой. Такое ощущение, будто у меня в горле застрял какой-то огромный комок или, наоборот, какая-то волна, которая хочет выплеснуться наружу. Мне нужно посидеть в тишине. Одной. Но в этом коридоре нет кресел. Только широкие блестящие полы и бледно-персиковые стены. Я уже думаю повернуть назад, но тут замечаю в конце коридора какой-то проход. За ним что-то происходит.
Я делаю несколько шагов и оказываюсь в битком набитом холле. По периметру — несколько магазинчиков, напротив меня — кафе. На стене — большой экран, на нем мелькают строчки, как будто расписание автобусов. Я останавливаюсь посреди всей этой суеты и удивленно моргаю. Люди повсюду: пациенты в пижамах, медсестры со стаканчиками кофе в руках, дети. Никто меня не замечает и даже не смотрит на меня.
Я подхожу к стоящим полукругом синим креслам и опускаюсь на одно из них — ближайшее к искусственной пальме в горшке. Над головой нависают огромные пластиковые листья, создавая ощущение, что здесь меня никто не найдет. Я украдкой выглядываю сквозь них, чтобы рассмотреть людей, сидящих напротив: пожилую женщину, укутанную в одеяло, мужчину в костюме и парня примерно моего возраста с капельницей. Волосы у него торчат во все стороны, словно колючее пламя. Я хочу примерно такую же прическу, только вот его цвет волос мне нравится гораздо больше. Они какие-то пыльно-рыжие; это цвет осени. Я не могу оторвать глаз от его волос и не сразу замечаю, что он уже поднял голову и смотрит на меня. Я так задумалась, что не отвожу взгляда. Вижу, что парень хмурится: наверное, пытается понять, почему я пялюсь на его волосы. Поэтому просто закрываю глаза, прислоняюсь головой к стволу пластиковой пальмы и перестаю думать о нем.
Вокруг шум и движение, слышатся обрывки разговора о студентах-медиках, кто-то мнет пластиковый пакет, кто-то кашляет. Все это остается далеко. Я зажмуриваюсь сильнее, мне хочется уже наконец расплакаться. Но слезы застревают внутри. Я будто закоченела. На сердце пустота.
Кресло вздрагивает: кто-то садится рядом. Я чувствую, что какой-то человек придвигается ко мне ближе, поэтому мое кресло снова дергается, и голова стукается о пластиковый ствол. Я открываю глаза. Уже собираюсь повернуть голову и посмотреть на незнакомца, но тут понимаю, кто это.
Это парень с капельницей. Он смотрит на меня. У него очень бледное лицо, а глаза огромные и яркие. Он кажется таким красивым и одновременно таким уязвимым. Надеюсь, он не видел, как я пыталась заплакать.
— У тебя все нормально? — спрашивает он.
Я открываю рот, но слова где-то застряли.
— Мне показалось, ты чем-то расстроена.
Я смотрю на него более внимательно. Он не из моей школы? Нет, я бы, конечно, запомнила парня, который так выглядит.
Он откидывается на спинку кресла, кивает в сторону группы столов и стульев перед кафе и говорит, как будто что-то объясняя:
— Я сидел здесь довольно долго.
Он совершенно не напряжен, явно не видит ничего странного в том, что вот так подошел ко мне. Кажется даже, что ему немного скучно. Он молча смотрит на людей вокруг, потом поворачивает голову и всматривается в прозрачную жидкость в мягком пакете на стойке капельницы, как будто рассчитывает оставшееся время.
— Ты почему здесь? — спрашивает он.
Кажется, единственное, чем я занимаюсь с тех пор, как оказалась здесь, — отвечаю на вопросы. Почему бы не ответить и ему?
— Мой папа заболел, — говорю я. — С ним случился сердечный приступ.
И вот тогда совершенно неожиданно я чувствую, как мои глаза наполняются слезами. Сильно прикусываю нижнюю губу и заставляю себя смотреть прямо на информационную стойку. На ней стоит маленький пластиковый Санта с мишурой вокруг шеи. Мне очень хочется скинуть его оттуда. Все равно еще слишком рано для рождественских украшений.
Парень наклоняется ко мне. Он заметил, что я стараюсь не заплакать, и собирается что-то мне сказать, это точно. Он так сморщил лицо, будто очень жалеет меня. Ужас. Мы же с ним даже не знакомы. Я тяжело сглатываю. Делаю глубокий вдох. Перевожу взгляд на пакет с жидкостью у него на штативе. Тот выглядит как пакет из магазина, в котором несут домой золотых рыбок. И внезапно я спрашиваю, не придумав ничего лучше, только чтобы не дать сказать ему никаких сочувственных слов:
— Ты прикреплен к этой штуке?
Он закрывает рот, хмурится. Кажется, он все равно хочет сказать мне что-то доброе, но вместо этого просто кивает. Потом вытягивает руку, чтобы я смогла рассмотреть: от пакета к его руке тянется трубка, конец которой скрывается где-то за рукавом футболки.
— Это просто соляной раствор, — объясняет он. — Питание. Все это скоро выйдет с мочой.
Я понятия не имею, о чем он говорит, поэтому просто продолжаю смотреть на трубку у него в руке.
Парень протягивает руку еще ближе ко мне, поворачивает так, чтобы мне было видно запястье. На нем — толстый больничный
