Возлюби ближнего своего - Ремарк Эрих Мария

– Я?

– Да, вы! А то кто же еще?

– Нет, не выпью!

– Выпейте, Луизочка! Сделайте одолжение. Пить одному – это как-то бессердечно. Вот… – Он наполнил рюмку и подал ей.

Поколебавшись, хозяйка взяла рюмку.

– Ладно, Бог с вами! Но вы здесь не будете жить, правда?

– Только несколько дней, – успокоил ее Штайнер. – Не больше чем несколько дней. Вы приносите мне счастье. Я кое-что задумал. – Он улыбнулся. – А теперь давайте кофе, Луизочка!

– Кофе? Нет у меня здесь кофе.

– Есть, деточка. Вон стоит на полке. Держу пари, что он хорош.

Раздосадованная хозяйка рассмеялась.

– Ведь вот вы какой, ей-богу! Между прочим, меня зовут не Луиза. Меня зовут Тереза.

– Тереза! Не имя, а мечта!

Хозяйка принесла ему кофе.

– Тут остались вещи старого Зелигмана, – сказала она, показывая на чемодан. – Что мне с ними теперь делать?

– Это тот самый еврей с седой бородой?

Хозяйка кивнула.

– Он умер. Так мне сказали. Больше ничего о нем не знаю…

– Достаточно знать о человеке хотя бы это. А где его дети?

– Понятия не имею! Не могу же я думать еще и о них!

– Это верно.

Штайнер подтянул к себе чемодан и открыл его. Оттуда выпало несколько пестрых мотков ниток. В чемодане лежал тщательно упакованный сверток со шнурками. Затем костюм, пара ботинок, книга на древнееврейском языке, немного белья, несколько картонок с роговыми пуговицами, кожаный мешочек с монетами в один шиллинг, ремни для молитвы и белый талес[7], завернутый в шелковую бумагу.

– Не так уж много набралось после целой жизни, правда, Тереза? – сказал Штайнер.

– У иных и того меньше.

– Тоже верно. – Штайнер тщательно осмотрел древнееврейскую книгу и нашел записку, спрятанную в обложке. Он ее осторожно извлек и развернул. На листке был записан адрес.

– Понятно! Как-нибудь наведаюсь туда. – Штайнер встал. – Спасибо вам, Тереза, за кофе и сливовицу. Сегодня я вернусь поздно. Лучше всего поселите меня на первом этаже, в комнате, выходящей окном во двор. Тогда в случае чего я смогу быстро удрать.

Хозяйка хотела было что-то возразить, но Штайнер поднял руку.

– Нет-нет, Тереза! Если к моему приходу дверь не будет открыта, я приведу сюда всю венскую полицию. Но я уверен – дверь будет открыта! Сам Бог велел давать приют обездоленным. За это вам обеспечена тысяча лет величайшего блаженства в раю. Рюкзак я оставлю здесь.

Он ушел, понимая всю бесцельность продолжения разговора. Но он хорошо знал, как сильно действуют на психику человека буржуазного склада чужие вещи, оставленные в его доме. Рюкзак был, несомненно, лучшим квартирьером. Любые, пусть даже самые красноречивые уговоры возымели бы куда меньшее действие. Преодолеть сопротивление хозяйки можно было лишь одним способом – как бы незримо присутствуя у нее.

Штайнер явился в кафе «Шперлер», где надеялся встретить Черникова – русского, с которым сидел в тюрьме. Они условились ждать здесь друг друга в первый и второй день после освобождения Штайнера, в первом часу ночи. Русские эмигранты уже пятнадцать лет жили без подданства. В этом они были опытнее немцев. Черников обещал Штайнеру узнать, можно ли в Вене раздобыть фальшивые документы.

Штайнер присел к столику. Хотелось выпить, но никто из кельнеров не обращал на него внимания. Посетители обычно ничего не заказывали – большинство не имело ни гроша.

То была типичная эмигрантская биржа. В переполненном зале многие сидели на скамьях или стульях и спали. Другие устроились на полу, прислонившись спиной к стене, и дремали до закрытия заведения. Все-таки бесплатный ночлег. С пяти утра до полудня они бродили по улицам, ожидая, когда кафе откроется снова. Это были почти сплошь интеллектуалы – самые неприспособленные.

К Штайнеру подсел человек в клетчатом костюме и с круглым, как луна, лицом. С минуту он разглядывал его быстрыми черными глазками.

– Продаете что-нибудь? – спросил он затем. – Драгоценности? Старинные? Плачу наличными.

Штайнер отрицательно покачал головой.

– Костюмы? Белье? Обувь? – Человек в упор смотрел на него. – Может, обручальное кольцо?

– Отчаливай, стервятник! – буркнул Штайнер. Он ненавидел торгашей, стремившихся за гроши выудить у окончательно растерявшихся эмигрантов последнее добро.

Он подозвал пробегавшего кельнера.

– Алло! Рюмку коньяку!

Кельнер недоверчиво посмотрел на него и подошел к столику.

– Вы спрашиваете адвоката? Их здесь сегодня двое. Вон там в углу сидит адвокат Зильбер из Верховного суда земли Бранденбург. Консультация – один шиллинг. За круглым столиком у входа – земельный советник юстиции Эпштайн из Мюнхена. Консультация – пятьдесят грошей. Между нами говоря, Зильбер будет получше.

– Не надо мне никакого адвоката, я попросил коньяк, – сказал Штайнер.

Кельнер приложил ладонь к уху.

– Я вас правильно понял? Вам коньяк?

– Да. Есть такой напиток. И он тем лучше, чем побольше рюмка.

– Слушаюсь. Простите, я немного туговат на ухо. А потом, знаете ли, как-то уже отвык. Здесь спрашивают почти исключительно кофе.

– Хорошо. Тогда принесите коньяк в кофейной чашке.

Кельнер принес коньяк, но не отошел от столика.

– В чем дело? – спросил Штайнер. – Хотите посмотреть, как я пью?

– Положено платить вперед. У нас иначе нельзя. А то совсем обанкротимся.

– Ах так! Что ж, это справедливо!

Штайнер заплатил.

– Слишком много, – сказал кельнер.

– Все, что слишком много, – ваши чаевые.

– Чаевые? – Кельнер произнес это слово с каким-то особенным наслаждением, словно дегустировал его. – Боже мой! – сказал он растроганно. – Впервые за несколько лет! Очень вам благодарен, сударь! Я снова почувствовал себя человеком!

Через несколько минут в дверях показался русский. Он сразу заметил Штайнера и подсел к нему.

– Черников! А я уже было решил, что вас нет в Вене.

Русский рассмеялся.

– У нас вероятное всегда невероятно. Я разведал все, что вас интересует.

Штайнер быстро выпил коньяк.

– Документы есть?

– Есть. И даже очень хорошие. Лучшие из фальшивок, какие мне приходилось видеть за последние годы.

– Мне необходимо выбраться отсюда! – сказал Штайнер. – Необходимы документы! Лучше фальшивый паспорт и риск попасть на каторгу, чем эта каждодневная морока и бесконечные аресты. Что вам показали?

– Я был в «Алебарде». Именно там собираются эти люди. Те же, что и семь лет назад. На них можно положиться, они по-своему надежны. Правда, самый дешевый документ стоит четыреста шиллингов.

– Что за это дают?

– Паспорт умершего австрийца, действительный еще в течение целого года.

– Только одного года? А что потом?

Черников удивленно посмотрел на Штайнера.

– За границей его, быть может, удастся продлить. Или подделать дату умелой рукой.

Штайнер понимающе кивнул.

– Есть еще два паспорта умерших беженцев из Германии. Но те обойдутся по восемьсот шиллингов за штуку. Совершенно фальшивый паспорт стоит не менее полутора тысяч. Но их я бы не стал вам рекомендовать. – Черников стряхнул пепел. – От Лиги наций пока ждать ничего не приходится. А положение тех, кто прибыл сюда нелегально, без документов, и вовсе безнадежно. Нансен, исхлопотавший паспорта для нас, умер.

– Четыреста шиллингов, – сказал Штайнер. – У меня только двадцать пять.

– Можно поторговаться. Думаю, за триста пятьдесят отдадут.

– В сравнении с двадцатью пятью это одно и то же. Но ничего не поделаешь, придется каким-то образом достать деньги. Где находится «Алебарда»?

Русский вынул из кармана листок.

– Вот адрес. Вот имя кельнера, который посредничает в этих делах. Договоритесь с ним, и он вызовет вам этих людей по телефону. Кельнеру полагается дать пять шиллингов.

– Ладно. Подумаю, как взяться за дело. – Штайнер аккуратно сложил бумажку и спрятал ее. – Сердечно благодарю за услугу, Черников!

– Да ну что вы, ей-богу! – Русский протестующе поднял руку. – Люди помогают друг другу, когда это возможно. Ведь сам в любую минуту можешь оказаться в таком же положении.