Ленин без грима - Лев Ефимович Колодный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трудно понять, как удалось в такой стране, как Россия, где только в Москве насчитывалось два университета, десятки высших учебных заведений, сотни научных обществ, собиравших мировые конгрессы, возглавлять государство человеку с таким упрощенным взглядом на исторический процесс, какой был у Ленина.
Вся картина мира представала у него в двух цветах: красном и белом. Все человечество делилось надвое: эксплуатируемых и эксплуататоров. Последующему делению на два подвергались все классы, все социальные слои. С одной стороны — капиталисты, с другой стороны — рабочие, с одной — помещики, с другой — крестьяне, и так далее.
Такая схема легко усваивалась, становилась руководством к действию. Прибывший в Москву с Урала после выполнения особого задания партии товарищ Юровский, застреливший в подвале Ипатьевского дома Николая II, получил новое назначение в «красной столице», возглавив отдел Московской ЧК.
«Каждому ясно, — говорил он на митинге в Сокольниках, — что классовая борьба порождает множество врагов советской власти. Вся республика является как бы разделенной на два лагеря: с одной стороны — рабочий класс и беднейшее крестьянство, с другой — мелкая и крупная городская и деревенская буржуазия… Наша борьба должна быть беспощадной…»
Этот чекист, возможно, не знал, что, приведя в подвал отряд интернационалистов для выполнения тайного приказа Кремля, он реализовал давнее решение, которое большевики приняли на II съезде партии, когда ее возглавил Старик, Владимир Ульянов (Ленин).
Он вспоминал, как на том съезде при обсуждении программы возникла мысль об отмене смертной казни. Это вызвало бурную реакцию зала, насмешливые возгласы делегатов, зафиксированные в протоколе: «И для Николая II?»
Как видим, еще тогда, в 1903 году, большевики предрешили казнь императора, провели установку в жизнь без суда и следствия, способом, невиданным в истории цивилизованных народов, изрешетив пулями, исколов штыками не только Николая II, но и всю семью, жену, детей, слуг, сбросив в шахту десятки членов семьи Романовых.
В двухмерном измерении Ленина рабочий класс, в свою очередь, членился на две категории — на сознательных, стало быть, защитников советской власти, и на тех, кто стоял вне борьбы.
Точно так же крестьяне расставлялись по разным сторонам баррикады: с одной стороны — бедняки, лучшие друзья рабочих, «наши», с другой стороны — кулаки, мелкие производители, частники, которых нужно было подавлять, нейтрализовать, ждать от них всяких подвохов.
В итоге, однако, вышло, что на головы не только капиталистов и помещиков, но и рабочих и крестьян пали удары «пролетарского» чекистского молотка. Тогда приходила в Кремль такая вот телеграмма. «Отец мой, Котов, семнадцатого ноября заключен в Иркутскую тюрьму за посылку на Ваше имя письма двадцать третьего сего августа. Семья без средств. Обидно. Прошу Вашего распоряжения».
Действительно, обидно за отца и семью стало слушателю рабфака Котову, тем более, что папаша попал в застенок после того, как направил лично Ленину жалобу на местные власти, они неправильно провели выборы в Черемховский совет, куда перекрыли дорогу беспартийным. Жалоба Котова подтверждалась подписями партийных рабочих.
Ленин потребовал освободить «рабочего Котова из Черемховского хозотдела», привлечь к суду виновников его ареста, если причина именно в том, что Котов пожаловался в Кремль… Но кто же признается, что арест произошел из-за жалобы… вождю?
«Котов Константин арестован 16 ноября политбюро (и такое было на местах. — Л.К.) по обвинению в службе в колчаковской охране… содержится в Черемхово, в арестном доме. Котов — интеллигент, официально на момент ареста — завхоз отдела горкопа, следствие задерживается отдаленностью местожительства свидетелей».
Не рабочий, оказывается, Котов, интеллигент, да еще бывший охранник.
Такую дали справку черемховские чекисты. В интеллигентность Котова в Иркутске не поверили, провели свое расследование, спустя две недели пошла в Кремль телеграмма:
«Ответ задержался выяснением дела. Котов по социальному положению из крестьян, служил у Колчака старшим милиционером, был арестован 16 ноября Черемховским политбюро по обвинению в арестах красноармейцев, что сам подтверждает. После личного допроса в Иркутске Котов сегодня освобожден, при желании он беспрепятственно будет направлен на родину».
Оказывается, не интеллигент Котов, но и не рабочий. Из крестьян. Признался якобы в том, что арестовывал красноармейцев… Да кто бы его тогда выпустил из тюрьмы!?
В «пролетарских» застенках после Гражданской войны находились сотни тысяч рабочих и крестьян. Все помнят чеховский рассказ про злоумышленника Дениса, который отвинчивал гайки для рыбной ловли. Долго рассказывал он следователю, чем приглянулись климовским мужикам эти гайки… Никакой чекистский следователь с ним бы разговаривать не стал, его бы по закону пристрелили на месте происшествия.
В 1921 году Дзержинский предложил повсеместно создать комиссии, включив в них представителей Главного управления принудительных работ НКВД (то есть ГУЛАГ при Ленине), ВЧК, других заинтересованных инстанций для пересмотра дел «осужденных лиц пролетарского и крестьянского происхождения».
Направляя в ЦК партии докладную, Дзержинский писал: «ВЧК надеется достичь того, что деятельность карательных органов будет восприниматься пролетариатом как осуществление его собственной диктатуры».
Как видим, за годы массового террора ВЧК не убедила в этом рабочий класс, коль шеф Лубянки все еще выражал на то надежду.
Как же Ленин объяснял насилие над трудящимися?
«Революционное насилие не может не проявляться и по отношению к шатким, невыдержанным элементам самой трудящейся массы».
Что же это за нехорошие элементы?
— Этот тот элемент, из которых состоит многомиллионная Сухаревка… Разве те крестьяне, что ведут спекуляцию (то есть торгуют на Сухаревском рынке. — Л.К.), разве они являются представителями трудящихся?
Такой же презренный элемент различил ленинский глаз и в рядах пролетариата, где «остальная часть рабочих работала только на себя», то есть уходила из города в деревню, чтобы не умереть с голода, делала зажигалки в остановившихся цехах, чтобы обменять их на той же Сухаревке на продукты.
Известна крылатая фраза одного из французских королей, сказанная в эпоху торжества абсолютизма: «Государство — это я». Так позволил себе сказать легендарный «король-солнце». Владимир Ильич перефразировал королевский афоризм так: «Государство — это мы», — имея в виду под «мы» свою партию, которую выдавал за «авангард рабочего класса».
Попадали на стол председателя Совнаркома и жалобы крестьян. Долго обивали пороги Совнаркома, Наркомзема, НКВД и других высших инстанций «красной Москвы» крестьяне села Пьяный Рог Почепского уезда Черниговской губернии Горелов и Новиков. Дошли до Ленина в качестве ходоков за общее дело. Жаловались на комбед —
