Иди через темный лес. Вслед за змеями - Джезебел Морган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неужели его способны утолить только… они? – неохотно уточнил Альберт. Он пытался торговаться, а значит, уже смирился. – Небезопасно каждый раз посылать охотников в верхний мир, трое уже не вернулись. Право слово, мне легче было бы отдать тебе их самих!
Она только сухо рассмеялась.
– Меня мало интересуют камни.
Она исчезла так же незаметно, как пришла, и Альберт снова остался один среди нескольких спящих тел.
С каждым часом договор с древней Змеей утомлял и пугал все больше и больше.
* * *
В спальне Марью ждал еще горячий чай на столе и книга на кровати, заботливо раскрытая на развороте с ярким чернильным рисунком. Марья подхватила ее, по коже скользнули металлические уголки на окладе, страницы едва колыхнулись, словно крылья. Марья уложила книгу на стол, поднесла ближе канделябр со свечами и склонилась над разворотом, опасаясь даже случайно коснуться бумаги: такой тонкой и старой она была, казалось, дотронься – и она обратится в прах, только на пальцах след останется.
Даже в слабом свете свечей рисунок сиял густой небесной лазурью. Тонкий браслет, даже без узора, – неприметная безделушка, но чем дальше Марья разглядывала его, тем быстрее билось ее сердце. Рука дрогнула, свечи качнулись совсем рядом с бумагой, и капля воска сорвалась на страницу. И из-под нее во все стороны лучиками брызнули чернильные линии, стирая неразборчивую вязь текста, изменяя рисунок. Словно дрожь прошла по браслету, словно чешуйки поднялись и легли обратной стороной – черной.
И новые буквы проступили под ним. Отрывистые, небрежные, совершенно не похожие на прежние – изящные, с обилием завитушек.
«Сделка заключена».
11
Трапеза
Утром комнаты заливал слабый серебристый свет, призрачный и скудный. Марья несколько минут стояла у окна, прижавшись к стеклу, но так и не увидела неба, только проступающие из темноты очертания деревьев и амбаров.
Змея вернулась в поместье, и Марья никак не могла разобрать, что она теперь чувствует.
Гнева и раздражения, пожалуй, было больше всего, они грели ее, подстегивали, не позволяли сдаться и опустить руки. Какой бы древней ни была та тварь, как смела она отбирать у Ани столь многое, если о цене они не уговаривались? Она только притворялась заботливой и понимающей, а по сути – лживая навья тварь, как и все они! Так и чесались пальцы испортить ей игру, найти лазейку в договоре, обернуть его против Змеи – а потом смеяться от злобы и счастья!
Но чтобы нарушить правила, сначала их нужно изучить.
Ногти впивались в подоконник, а на лице Марья удерживала уже привычную маску идеальной сестры, тихой, понятливой и смиренной.
Но больше всего злило непрошеное, слабое чувство благодарности, подлым ужом вползшее в сердце, – за наконец-то наступивший рассвет.
На скрип двери Марья не обернулась, продолжила наблюдать, как медленно светлеет за окном, как расплывчатый монохром постепенно обретает резкость, а вслед проступают цвета.
– Она вернулась еще посреди ночи, ты знаешь? – Голос Финиста звучал почти безмятежно, словно он обсуждал погоду или что подадут на завтрак. – Я видел, как она вошла.
– Дай угадаю. – Марья наконец обернулась к нему, скрестила руки на груди. – Еще ты увидел дверь, которой раньше не было.
Финист прищурился недоверчиво:
– Ты знала. Откуда и почему не сказала раньше?
Марья пожала плечами, но глаз не отвела – ее раздражения хватало, чтоб выдержать тяжелый взгляд побратима и вернуть ему недовольство сторицей.
– Аксинья рассказала. Не дергайся, еще перед тем ужином… до своей смерти. Сам понимаешь, удрать бы мы все равно не успели, а после ужина двери снова исчезли.
– Двери?
Финист прошелся по комнате, заглянул в книгу на столе – там остались только гладкие строки былин, – прислонился к стене рядом с Марьей. Ей не хотелось смотреть на него снизу вверх, и потому она снова обернулась к окну, изображая, что поглощена пейзажем.
– Одна – в мир людей, другая – к горе, – чуть нараспев произнесла Марья, вспоминая рассказ служанки. – Ты уверен, что точно поймешь, в какую дверь вошла Змея?
– Что?
Марья тихо рассмеялась.
– Ты же пришел предложить побег, верно? Наверно, уже разнюхал, что наша гостеприимная хозяйка и верный Альберт чем-то заняты, обрадовался, что двери распахнуты… Так вот, ты уверен, что дверь, которую ты видел, ведет в мир людей?
Финист поморщился, но признался:
– Теперь уже нет. – Он бросил мрачный взгляд за окно, где медленно таяла чернота длинной ночи, и пробормотал: – И мало времени выяснить, что это за дверь. И что за гора.
– Не думаю, что что-то хорошее.
Они помолчали, и чем дольше длилась тишина, тем сильнее Марья нервничала. У нее был план, у нее был договор, и теперь нежеланный побратим ей мешал. Забавно: всего несколько дней назад она хваталась за него как за последнюю соломинку, а теперь он стал кандалами на ее ногах.
Финист, словно что-то почуяв, коснулся ее подбородка, заставил посмотреть ему в лицо.
– Дело в том, что ты не хочешь уходить, – его шепот звучал почти нежно, но от него волосы на затылке вставали дыбом, – на что-то еще надеешься. Не так ли, маленькая сестрица?
– А что мне еще остается? – Марья улыбнулась, не отстраняясь. – Ты хочешь убить Аню, я – спасти. Оба не знаем, сработает это или нет, освободит нас или нет. Вполне может оказаться, что Змее, чтобы держать нас здесь, тело сестры не обязательно.
Финист помолчал, в задумчивости поглаживая большим пальцем подбородок Марьи. Ледяные искры пробегали по ее коже.
– Ты и вправду веришь, что еще можно что-то исправить? – тихо уточнил он. – После того, что видела?
Марья помолчала, вывернулась из пальцев Финиста. Она не хотела признаваться, что и сама себе не верит. Это как в Деда Мороза и прочие чудеса – до определенного возраста простительно, а потом тебя засмеют. Остается только самой их творить.
– Ты ведь просто не можешь уйти без меня, так? – с легкой насмешкой уточнила Марья. – А знаешь, я бы и сама не отказалась разорвать нашу связь. Думаю, тебя бы это порадовало. Но что-то мне подсказывает, что сам ты к этому точно не стремишься – боишься, что тебя обратно в Навь утащит.
– Возможно, я просто не хочу это проверять? – Финист все еще улыбался, но воздух между ними едва не трещал от напряжения. – Сложно признать, но даже твое общество приятней навьего леса.
В дверь резко постучали, и они оба поморщились и тут же
