Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Вперед, Дюк! — крикнул Тошан.

Сани тронулись с легким толчком, и девушка еле удержалась на полозьях. Но она тут же выпрямилась, гордая, что правит упряжкой, как и ее отец когда-то.

— Вперед, Дюк, вперед! — звонко крикнул Тошан.

Плотная завеса снега и ветер больше не казались ей такими ужасными. Она смеялась, а муж потихоньку бежал рядом с санями.

— Мин! — позвал он, встряхивая своими длинными черными волосами.

— Что?

— Я не сбился с пути. Тем более что собаки знают дорогу к дому. Смотри!

Сквозь снегопад и сгущавшиеся сумерки блеснул желтый квадратик света. Девушка закричала от радости и облегчения. Через несколько минут они остановились перед заснеженной, довольно большой хижиной. Дверь тут же отворилась, и на пороге появилась женщина среднего роста, худая и с прямой спиной. Безмятежное лицо цвета хлебной корочки обрамляли две толстые черные косы. Она улыбалась, глядя на молодых людей ясными черными глазами.

— Мама, познакомься с моей женой, — сказал ей Тошан.

— Добро пожаловать, дочка, — напевным голосом сказала индианка.

— Добрый вечер, мадам, — прошептала оробевшая Эрмин, — очень рада с вами познакомиться.

— Зови меня Тала. На языке моего народа это означает «волчица». Муж называл меня Роланд. Это имя мне дал священник при крещении. Но муж мой умер, и я больше не хожу молиться в церковь. Входи, дочь моя. У тебя глаза еще более голубые, чем летнее небо.

Тошан увел упряжку в сарай, где обычно размещались сани. Даже не поцеловав мать, он стал выкладывать покупки и рыться в сумках.

— Входи и погрейся, — позвала Эрмин Тала. — Сын придет, когда управится. Я очень рада, что ты приехала.

Эрмин прошла вслед за ней в дом, показавшийся ей гаванью света и тепла. В обложенном галькой очаге танцевал, потрескивая, огонь. На полу вместо ковра были расстелены звериные шкуры. На крючках висели две керосиновые лампы, освещая комнату, в которой царили чистота и порядок. Убранство комнаты казалось непривычным, но при этом необыкновенно гармоничным. Предметов мебели, сработанных из светлой древесины, было немного. Стены были увешаны разноцветными тканями с загадочной символикой. На горячих углях стояла кастрюля, в которой булькало кушанье, приятно пахнущее мясом и овощами.

— В комнате я приготовила для тебя ушат с горячей водой, мыло и полотенца, — сказала мать Тошана.

— Но откуда вы знали, что мы приедем сегодня вечером? Нас задержала метель!

Тала звонко рассмеялась. Эрмин подумала, что она очень красива. Возраст матери Тошана она определить не смогла. Они с сыном были удивительно похожи.

— Если бы вы не приехали, я бы помылась ею сама. Я грею воду уже три дня подряд. Скажи, что обо мне рассказывал сын?

— Всего понемногу. Он постоянно говорит о вас, — ответила Эрмин с улыбкой.

Тала проводила ее в комнату и вышла. Здесь было тепло, но не жарко, как в общей комнате. При свете свечи девушка торопливо сняла сапожки, разделась. Обнажившись, она встала в лохань и начала мыться, вздыхая от удовольствия. Тала приготовила все необходимое: и кувшинчик, чтобы обливаться чистой водой, и кусочек ткани вместо губки.

«Красивый маленький дом, — думала девушка с удовлетворением. — Моя свекровь, кажется, добрая женщина. Я не смогу писать маме письма, значит, буду вести дневник в тетради и подарю ей его летом, когда вернусь».

Тошан, обвешанный вещами, вошел без стука. Эрмин шепотом попросила его поскорее закрыть дверь.

— Твоя нагота не смутит мою мать, — возразил он.

— Но я не хочу, чтобы кто-то, кроме тебя, видел меня голой!

Он сбросил вещи на пол и поцеловал ее сначала в губы, потом в шею. Никогда прежде Эрмин не видела его таким веселым. На лице появилось умиротворенное выражение.

— Я так рад оказаться дома, — сказал он. — Зимой я обычно работаю на лесоразработках и возвращаюсь в начале мая. Но на этот раз я с удовольствием буду ждать весну здесь, с тобой.

Эрмин надела сухую одежду и причесалась. Все еще не веря, что оказалась в тепле, она надела на ноги мягкие шерстяные тапочки. Тошан кивком указал на кровать со спинками из грубо обработанного дерева. Она была покрыта ярким лоскутным одеялом.

— Отец сделал мебель своими руками, мать сшила одеяло. Это была их комната. Теперь она наша.

— А где будет спать твоя мать?

— Есть еще одна комната, я построил ее прошлым летом, на случай, если ты когда-нибудь приедешь сюда со мной. Не волнуйся, мама давно там обосновалась.

Они оба проголодались, поэтому вышли в большую комнату, где Тала накрыла на стол и уже ждала их. Украдкой рассматривая ее, Эрмин прониклась безмерным уважением к женщине, которая многие месяцы жила в одиночестве в самом сердце дикой природы.

«Как это вообще возможно? Неужели она не страдает от одиночества? У нее такая умиротворенная улыбка! Окажись я на ее месте, я бы умирала от тоски!»

Они молча ели лепешки из кукурузной муки и оленину, сваренную в густом коричневом бульоне. Позже Тала принесла эмалированную кружку с горячим кофе.

— Спасибо, Эрмин, — искренне поблагодарила она невестку. — Сын сказал, что мешочек кофе — это твой подарок. Для меня это лучшее лакомство, а оставалось его совсем немного.

Тошан поставил на стол всего две чашки. Погладив юную супругу по волосам, он сказал, что идет спать. Эрмин не смогла скрыть разочарования, и Тала с улыбкой ее успокоила:

— Сын знает, что я хочу с тобой поговорить. Только что, пока ты мылась, он рассказал мне, кто ты. Я должна передать тебе все, что знаю о твоих родителях.

— У нас будет время поговорить об этом, — тихо ответила девушка.

Эрмин не хотелось слушать рассказ о родителях сегодня вечером. Она чувствовала себя слишком уставшей. Как бы то ни было, ее отец умер… Ей не терпелось лечь рядом с мужем, насладиться его ласками и приласкать его.

— Дочка, от неприятностей лучше избавляться поскорее. Потом твое сердце и дух обретут покой. Если ты оказалась здесь, со мной, значит, тебе суждено узнать историю твоего отца, который не сможет поведать ее сам.

— Хорошо, — согласилась Эрмин, отметив про себя, что Тошан точно так же прямо навязывает ей свою волю.

— Твои родители приехали на санях приблизительно в это время года, — начала Тала. — Я была намного моложе. Меня крестили в день моей свадьбы с Анри Дельбо, которому нравилось называть меня Роланд. Крещение, смена имени… Я на все это согласилась ради любви к нему. Мы были здесь счастливы; хижина, которую мы построили вместе, мне нравилась, и в моем доме всегда было чисто и тепло. Потом у меня родился сын, Тошан, которого при муже я должна была звать Клеманом. Я скучала по своим родным и редко улыбалась. Однажды к двери нашей хижины подъехала упряжка с шестью собаками. Ими правил мужчина, в санях сидела женщина. Мне они не понравились. Анри приютил их, и я понимала, что так надо. Женщина, Лора, была очень больна. Не столько телом, сколько сердцем и душой. Завидуя ее красоте, я ухаживала за ней. Ты очень на нее похожа.

— Но ведь вы тоже очень красивая, — перебила ее Эрмин.

— Мы совсем разные. Я завидовала, потому что у нее были голубые глаза и белая кожа. Но плохие мысли скоро ушли. Она так мучилась, что я испугалась. Я слышала, как она плачет по ночам. Мужчина, Жослин, был похож на затравленное животное. Он был высоким, почти таким же, как Анри, с очень темными волосами, мужественным лицом и густой кудрявой бородой, скрывавшей его щеки и рот. Он ни разу не улыбнулся, даже Тошану, который кормил его собак и подавал ему еду. Через несколько недель твой отец решил ехать дальше на север. Он убегал, но я не знала от чего. Он, казалось, не замечал меня и говорил только с моим мужем, и то поздно вечером. Анри отвез их в хижину, которая была в шести милях от нашего дома. Он дал им запас еды и одеяла. У Лоры не было жара, но она отказывалась есть и говорить. Когда они уехали, мне стало легче на душе.

Тала залпом выпила свой кофе и продолжила рассказ:

— Прошло время, и Анри стал о них беспокоиться. Он взял ружье, немного кофе и сахара и отправился их навестить. Знай, Эрмин, я была молода, и мне не нравилось видеть, как муж уходит. Он вернулся с Лорой. Он сам тянул сани, на которых она сидела. Женщина улыбалась, как ребенок, и не узнавала нас с Тошаном. Анри рассказал мне все. Подойдя к хижине, он удивился, не увидев дымка над крышей. Где-то выли волки. Недалеко от дома он нашел тело Жослина, наполовину съеденное хищниками.

— О Господи! — пробормотала Эрмин. — Какой ужас!

— Волки виноваты только в том, что хотели есть. Твой отец пустил себе пулю в голову, когда не смог убить твою мать, которая сошла с ума и потеряла память. Анри догадался об этом, выслушав рассказ Лоры, когда вытащил ее из-под кровати, где она пряталась, Изголодавшаяся, грязная и перепуганная. Она говорила о своем муже как о чужом мужчине, который угрожал ей ружьем, а потом ушел. Мы решили, что твоему отцу была ненавистна мысль, что любимая женщина умрет у него на глазах, и он решил положить конец ее мукам, но в конце концов предпочел лишить жизни себя. Анри знал, что на родине, в Труа-Ривьер, Жослин убил человека. Твой отец наказал себя за проступок, которого не смог себе простить. Он был хорошим человеком, и тебе не придется за него краснеть. Весной мы сходим к его могиле.