Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки - Роберт Райт

Так что в итоге спасение глобальной социальной системы охватывает нравственный прогресс не только в отношении благосостояния людей; предварительным и обязательным условием для такого развития должно быть столкновение отдельно взятых людей с нравственной истиной. Это — неизбежный результат истории человечества. Он не обязательно означает, что мы восторжествуем, что наш вид настолько приблизится к нравственной истине, что достигнет спасения. Тем не менее неизбежный итог упрямого стремления истории к росту ненулевой суммы — возможность для нас хотя бы столкнуться лицом к лицу с этой ситуацией: либо приблизиться к нравственной истине, либо погрязнуть в хаосе.

В предыдущей главе я говорил о том, что эта книга не предназначена для полноценного изложения доводов в пользу того, что у истории человечества есть некая высшая цель. Но среди этих доводов наверняка фигурировал бы и такой: история подводит нас все ближе и ближе к нравственной истине, и теперь наше движение еще ближе к ней — единственный путь к спасению, «спасению» в изначальном авраамическом смысле, к спасению социальной структуры.

Особенно для приверженцев христианской и мусульманской разновидностей авраамических религий вопрос спасения не исчерпывается тем смыслом, который вложен в него Еврейской Библией. Они могут спросить: ведет ли рост нравственного воображения к спасению — то есть к спасению отдельно взятого человека? Спасет ли он мою душу? Им и предстоит ответить на этот вопрос по мере того, как будут развиваться их учения. Но кое-что можем сказать и мы: как правило, религии, которым не удавалось увязать личное спасение со спасением общества, успеха не добивались. И нравится нам это или нет, социальная система, которую теперь предстоит спасать, — глобальная. Любая религия, обязательные условия которой для спасения отдельно взятого человека не ведут к спасению всего мира, — религия, время которой ушло.

ЛЮБАЯ РЕЛИГИЯ, ОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ КОТОРОЙ ДЛЯ СПАСЕНИЯ ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОГО ЧЕЛОВЕКА НЕ ВЕДУТ К СПАСЕНИЮ ВСЕГО МИРА, — РЕЛИГИЯ, ВРЕМЯ КОТОРОЙ УШЛО

Даже если их время истекло, все авраамические религии всегда могут заявить об одном: их пророки были правы. Несмотря на всю плачевность ситуации, спасение возможно, если понимать, что для этого требуется. И все-таки будет досадно, если им не удастся наглядно продемонстрировать это.

Глава 20

А разве мы не особенные?

• Писание как откровение • Развитие Бога на данный момент • Как быть смиренным: урок номер два • Будущее Бога

Со временем помимо всего прочего, что роднит мусульман, христиан и иудеев, у них появилось еще кое-что общее: склонность преувеличивать свою былую уникальность.

В Еврейской Библии израильтяне представлены как теологические революционеры: при поддержке единого истинного Бога они вошли на территорию хананеев и победили невежественных политеистов. На самом же деле, как мы уже видели, религия израильтян возникла в хананейской среде и сама была политеистической; монотеизм восторжествовал в Израиле лишь после Вавилонского пленения в VI веке до н. э.

Христиане считают Иисуса тем, кто дал иудеям кардинально новые представления о личном спасении и был готов нести эту весть людям всего мира. Но сам Иисус был иудеем, проповедовал другим иудеям, и суть его вести была, вероятно, знакомой им: в ней говорилось о спасении народа и государства, о возрождении величия Израиля. В намерения Иисуса вряд ли входило спасение других народов или его нравственное следствие, братская любовь, не знающая межэтнических границ. Это учение дополнило христианство через десятки лет после смерти Иисуса как отражение не его истинных учений, а космополитичной и многонациональной жизни Римской империи. Учения Иисуса были переосмыслены соответствующим образом, искаженные представления о них стали Благой вестью.

Мусульмане считают Мухаммада человеком, который провозглашал сразу две революционные идеи: он говорил арабским политеистам, что есть лишь один бог, Аллах, и объяснял христианам и иудеям, что Бог и Аллах — один и тот же бог. Но есть вероятность, что ко времени появления Мухаммада на сцене Аллах уже был известен как Бог христиан и иудеев, и этот факт помогает объяснить, почему в исламе сохранилось так много христианских и иудейских верований и ритуалов. А что касается вопроса, действительно ли Аллах — единственный бог, то Мухаммад в этом случае был уклончив. Из уважения к политической власти арабов-политеистов он, по-видимому, одно время допускал существование других богов, и лишь позднее остановился на позициях постоянного монотеизма; и даже тогда он старался сохранить изначально политеистические обычаи — такие, как ежегодное паломничество в Мекку. Ислам родился не с решительным и твердым характером, а как гибкий компромисс между иудаизмом, христианством и арабским язычеством.

Итак, если Моисей, Иисус и Мухаммад не являли миру поразительной вести и если на самом деле истоки всех трех авраамических религий можно рассматривать как нечто вроде культурного синтеза, органической перегруппировки ранее существовавших элементов, как же быть с притязаниями на то, что все перечисленное — религии откровения?

Писание как откровение

Безусловно, ситуация выглядит плачевно для традиционного притязания, что это религии особого откровения. Однако в каком-то, пусть и менее исключительном, смысле авраамические писания можно по праву считать откровениями.

Прежде всего, эти писания указывают направление нравственного развития, способность к которому встроена в историю человечества. Это откровение загадочно, так как нравственный прогресс был прерывистым, изобиловал отступлениями, и вдобавок сами писания не выстроены в хронологическом порядке. Поэтому слова терпимости и воинственности, любви и ненависти перемешаны вроде бы беспорядочным образом. Но при рассмотрении в контексте в них прослеживается некая закономерность: когда люди сталкиваются с ситуациями, в которых выигрывают обе стороны, и думают, что могли бы сотрудничать, они готовы воспринимать взгляды друг друга, не говоря уже о продолжительном сосуществовании. Так что по мере того как техническая эволюция расширяет сферу действия фактора ненулевой суммы — фактора, упрямо действующего на протяжении всей истории и, судя по всему, намеренного продолжать в том же духе, — возникает все больше причин относиться с уважением к человечеству как к постоянно расширяющемуся кругу людей.

Разумеется, «откровение» такого рода — демонстрация исторической закономерности, — само по себе вряд ли заставит большинство иудеев, христиан и мусульман сиять от гордости. Ведь и большинство светских исторических документов могут считаться откровениями в том же смысле слова. Предполагается, что Писания исходят от божественного источника, от источника откровения. Предполагается также, что они не просто подтверждают некие туманные притязания, связанные с нравственными закономерностями в истории, а конкретные теологические притязания — в данном случае христианские, мусульманские или иудейские, содержащие сведения о Боге и его воле.

Тем не менее есть случай, когда это менее эффектное откровение могло бы стать желанным дополнением арсенала приверженцев авраамических религий, ввязавшихся в теологический диспут, — а именно, если бы в этом диспуте представители всех трех религий оказались на одной стороне. Если абстрагироваться от их различий друг от друга и прочих религий, можно увидеть более существенную границу в современном мышлении. Это граница между теми людьми, которые считают, что во вселенной есть некий божественный источник смысла и высшего предназначения, и теми, которые считают, что ничего подобного нет.

С одной стороны находятся такие люди, как физик Стивен Вайнберг, нобелевский лауреат, который писал: «Чем более понятной кажется вселенная, тем более бессмысленной она выглядит». С его точки зрения, высшего источника смысла или нравственной ориентации не существует. «Нравственного порядка не существует в природе, — однажды сказал он. — Его диктуем мы»[1078].

Однако авраамические писания доказывают, хоть и туманно, что нравственный порядок в природе все-таки есть — и что он диктуется нам. Встроенные особенности истории, исходящие из основной логики культурной эволюции, дают человечеству выбор между нравственным прогрессом и платой за его отсутствие. Поэтому на протяжении тысячелетий люди включали все большее количество других людей в сферу своих нравственных соображений. Поэтому неумение достичь этой цели порождало страдания. Поэтому возник нынешний, кульминационный момент этого закономерного развития, — момент, когда единственный способ избежать значительного, а может, и катастрофического вреда, — включить в нравственную сферу всю планету. Ход истории требует, чтобы люди расширяли круг своих симпатий и понимания, увеличивали сферу нравственного воображения, разделяли взгляды других людей, все более удаленных от них. Время подталкивает нас к такой здравой, однако ускользающей истине, согласно которой повсюду люди — точно такие же люди, как мы.