Андрей Ярославич - Ирина Горская

Но Андрею уж давно все равно, кем слыть. Вот ведь и Святополк не убивал Бориса и Глеба Владимировичей, в темнице был, в заточении, а поди докажи!.. Нет, Андрею все равно… И даже вспоминать ему дивно, как болела прежде душа — а что скажут, а что напишут… А теперь все равно… Андрей богомолен, исправно посещает все церковные службы… Исповедуется, причащается… И в моленной домашней стоит на коленях подолгу… Все посты соблюдает, скоромного вовсе не ест… Этот порядок в жизни его очень его утешает и успокаивает…

И, кажется, так всегда будет — вечность…

Но вдруг словно бы рушится небо — умирает Александр. Сыновья Александровы всполошились. Танас кинулся в Орду — за ярлыком на великое княжение… Как же, старший в роду!.. Ах, да почему? Ведь это я старший, я!.. О Господи, глупо до чего! Молиться надобно Анастасии-целительнице, чтобы от глупости исцелила, уврачевала… Душно… Сердце болит… Что Андрею свобода? Словно утопленник он, которого вытянули на берег. Легкие полны водой, а ему — дыши — говорят, свободен теперь, дыши…

Андрей отстоял утреннюю службу. Ноги отекают, жилы синие на ногах… Горят ноги… Грибную похлебку есть не стал. Ах, лечь… Но встал на молитву… Петру приказал позвать священника, исповедовался и причастился… Лег…

— Лампаду… перед образом… — Петру…

Все сделано как надо. Не забыл ничего… Хватило бы только сил крестное знамение сотворить… Душу тихо и кротко испустить, будто ко сну склониться… Кто-то плачет за дверьми… Жена его легко ступает по воздуху, ведет к нему несужденных сыновей…

— Марина…

— Только твоя и Божья!..

Крестное знамение… Рука упала бессильно…

— Я умираю…

Золотистая девушка за книжным налоем… Игральная доска, падают, раскатываются деревянные фигуры… Светлый юноша прозрачный серебряную чарочку протягивает ему… Это ведь сын Анки, его пестуньи… Он вырос? Не умер? Его первый, самый верный подданный… Тот, кого родная мать бросила кормить, чтобы отдать свое молоко, источник жизни, мне… А где же она? Анка!.. И она возникает, светлая, тихая, прозрачная… Чарочку Андрей держит… Анка, скажи мне его имя!..

— Андрей… — говорит беззвучно…

Кто — Андрей?..

Человек выходит из леса. На руке — сокол, исцарапана загрубелая рука… Отец? Лев?.. Улыбается и манит Андрея… И Андрей легко-легко идет за ним, и снова молодой, красивый, и это радостно… и бежит маленький круглолицый… Туда, в лес, по тропке… Там, за лесом, откроется большая серебряная река, и мать ждет его…

Эпилог

Противостояние: Александр Невский — Андрей Ярославич — скупо заполненная, но несомненно трагическая страница русской истории. Это противостояние сильной централизованной власти, которую Александр и Орда олицетворяли, и явление, которое возможно назвать «феодальной демократией», столь ярко выразившейся в словах летописных Андреевых: «…доколе нам ссориться друг с другом, Господи?»

История незадачливой борьбы «русского Гамлета» с жестоким и энергичным братом открывает целый ряд подобных противостояний, где на одной стороне вдумчивый и слабый благородный противник, а на другой — сильный, мужественный, беспринципный… Иван III и Андрей Большой Горяй, Елена Глинская и Андрей Старицкий, Иван Грозный и Владимир Старицкий, Петр I и сын его Алексей, Екатерина II и Петр III, она же и Павел I…

Следует сказать и о летописной путанице, не нарочно созданной вследствие многократного переписывания. Исследователи Хмыров и Экземплярский, кажется, первыми обратили внимание на то, что история, пожалуй, сыграла злую шутку с потомками Александра. Похоже, дети его сына, Андрея Александровича, приписаны его брату-противнику, Андрею Ярославичу. Таким образом, нам неизвестно, кто же родоначальник Шуйских — сын Александра или все же брат? Во всяком случае, Василий Иванович Шуйский, так часто порицаемый историками и романистами, был, судя по всему, вполне законным претендентом на престол, он явился последним Рюриковичем на русском престоле.

Летописная путаница привела и еще к одному занятному «Андрееву стоянию», когда на одном летописном «пятачке» сошлись по меньшей мере три Андрея: Суздальский, Угличский и сын Александра Невского. В результате Устинью, жену Андрея Угличского, Карамзин передал Андрею Ярославичу, а Хмыров эту ошибку повторил. Впрочем, добросовестный Экземплярский вернул бедную Устинью «по назначению». Интересно, однако, на ком был женат Андрей Ярославич? Скандинавские и западноевропейские источники называют его жену, дочь Даниила Галицкого, Марией; русские летописцы именуют ее почтительно — «Даниловна Романовича». Кажется, Андрей любил свою жену, все источники ставят ее рядом с ним. Вариант «Саги о Хаконе Хаконарсоне», однако, приписывает ему безымянную наложницу и сына от нее при дворе ярла Биргера. Брак Андрея Ярославича, конечно, имел политическое значение, означал союз его с Даниилом Галицким, фигурой очень значительной и явно недостаточно изученной.

О мордовском происхождении Андрея повествуется только в мордовских исторических песнях и сказаниях, где упомянуты князь Ярослав, Утяша-Анастасия, Ушман Байка и «боярава Анка» («боярыня Анка»), кормилица Андрея, спасающая его от гибели, подменяя его собственным сыном.

Написание романа о жизни «русского Гамлета» Андрея Ярославича — труд кропотливый и нелегкий. Историки и литераторы привыкли оценивать его негативно, по принципу «проиграл, значит, виноват». Кроме того, мы уже привыкли к апологетической обрисовке страшной личности Александра Невского, поочередно привлекавшей к себе внимание Ивана Грозного, Петра I и, наконец, Сталина, вдохновителя известного эйзенштейновского фильма, наложившего сильнейший отпечаток (прямо-таки впадину!) на массовое сознание. Итак, от Александро-Невской лавры до актера Черкасова и композитора Прокофьева…

Если сравнивать Лаврентьевскую, Никоновскую и Новгородскую летописи и сюда же привлечь скандинавские и западноевропейские источники, то каждое событие в жизни нашего героя мы можем датировать по меньшей мере двумя годами. Например, женитьба — с 1249 по 1250 год приблизительно. Таким образом, не приходится говорить о точности датировки. Однако же один принцип мы выдерживаем строго: все персонажи романа так или иначе помянуты в исторических источниках. Например, Михаил, оба Якова, Темер — люди Ярослава — упомянуты Плано Карпини в его описании путешествия в Орду и Каракорум; Хайнрих Изинбиргир — один из полководцев ярла Биргера — упоминается в «Эриковой саге».

Следует сказать и о том, что очень мало известно о быте и нравах домонгольской Руси. Потому романисты, как правило, используют обширные сведения о России XVII века, сообщенные Котошихиным, Герберштейном, Олеарием и т. д. Мы самым тщательным образом старались избежать подобной подмены. Но, разумеется, роман все же не есть научный труд, и потому некоторая модернизация неизбежна. В частности, упоминание некоторых географических названий, употребление таких терминов, как «православие» и «католичество»… Мы с трудом можем восстановить структуру, что называется, княжеской семьи в домонгольский период. Так, надпись на гробнице Феодосии, где она именуется матерью всех сыновей Ярослава, сделана уже в позднейшее время, вероятно, в XVI веке. Надписи намогильные, в которых старшая жена именуется матерью всех детей семьи, и до сих пор можно обнаружить в Средней Азии.

Приходится учитывать и то, что летописцы и хронисты всего мира ставили своей целью не столько точное описание событий происшедших, сколько описание этих событий «как надо», «как требует правитель»… Трактовки бывают весьма разнообразны. Так, например, немецкий католический историк Аммиан полагал, что политика Александра Невского положила предел западному культурному влиянию и таким образом замедлила развитие русской культуры. Известный Л. Н. Гумилев в своих популярных книгах, напротив, подчеркивал, что именно политика Александра позволила сохраниться русской самобытности…

Мы уже упоминали о летописном «Андреевой стоянии», но столь же трудно бывает порою установить, о каком Юрии, Иване или Владимире ведет речь летописец (вернее, переписчик)… Так «путаются» и ярл Биргер и Ульф Фаси, Андреас фон Стирланд и Андреас фон Фельзен.

Не стоит удивляться и тому, что десятилетний наш герой «сидит на столе», а в двенадцать лет участвует в битве. На страницах седьмой и восьмой своего замечательного труда (том I) «Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г.» (Спб., 1889) Андрей Васильевич Экземплярский говорит: «В древней Руси, за отсутствием теоретического воспитания, княжичей весьма рано старались направить на путь практической деятельности. На это указывает, между прочим, и только что помянутый обряд постриг, после которого княжич считался как бы уже принадлежащим к семье ратных людей. Княжичей, когда они были еще отроками, посылали на княжение, брали в походы и т. д., но в таких случаях к ним назначались руководители из бояр».