Чародей и дурак - Джулия Джонс

— А ну положи это, ворюга! Это не твои вещи.

— Нет, мои! — в страшном волнении возопил Кроп. — Клянусь вам. — Он вырвал коробочку из рук Грил и прижал к груди. — Клянусь.

Грил снова вцепилась в коробочку, Кроп стал бороться. Коробочка упала между ними, крышка открылась, и все содержимое рассыпалось по столу. Кроп со стоном бросился собирать свои сокровища.

Никто не мог сравниться с Грил остротой глаза. Она мигом запомнила рассыпавшиеся предметы: два молочных зуба, шнурок, пустой кокон, локон, перевязанный голубой лентой, несколько кусочков янтаря, какие-то дешевые украшения и старое запечатанное письмо.

Грил потянулась за ним, и тут ей в глаза бросились три бронзовых совы на медной цепочке. Сердце у Грил провалилось куда-то в живот. Глазки из оникса, раскрашенные в желтое клювы, средняя сова чуть побольше двух других: то самое ожерелье, которое она подарила своей племяннице пять лет назад. То самое, которое, как клятвенно уверяла Тугосумка, было на Корселле в ту ночь, когда та пропала. Грил хорошо его помнила. Она сама его заказывала и велела взять вместо золота медь, когда цена оказалась чересчур высокой.

Кроп хотел взять ожерелье, но Грил первая схватила его.

— Где ты это взял?

— Оно мое.

— Нет, не твое. Говори, где взял. — Грил всю трясло. Обмотав цепочку вокруг кулака, она замахнулась на Кропа. — А не скажешь, я всем расскажу, что ты воруешь, и тебя бросят в темницу до конца твоих дней.

Кроп, потрясенный ее словами, зажал руками уши.

— Нет, — заныл он, тряся головой. — Не надо Кропа в темницу. Не надо.

Грил почуяла, что победа близка.

— Запрут Кропа, запрут и ключ выбросят. Так глубоко, что он больше никогда не увидит солнца. Ну, говори, где взял ожерелье.

— Я его не украл! — завопил Кроп. — Хозяин сказал, что я могу его взять. Я его спрашивал, клянусь вам.

— А ну тихо! — вскричала Грил — завывания Кропа действовали ей на нервы. — Хорошо, ты получил ожерелье от Баралиса. А он где его взял?

Кроп, услышав ее вопрос, тут же перестал ныть.

— Не знаю где, — сказал он, твердо сжав губы и устремив глаза в пол.

— Гм-м. — Грил разглядывала Кропа. Дурак уперся, и ничего из него больше не выжмешь — выгораживает своего хозяина. — Ладно, убирайся и барахло свое забирай.

Кроп поспешно собрал все в коробочку. Зеленая птица терзала клювом роскошную шелковую штору, и великан водворил ее в клетку.

— Если хочешь ходить сюда и кормить эту тварь, — сказала Грил, — смотри не говори хозяину о нашем разговоре. Понял?

Кроп кивнул и вышел.

Грил прижала ожерелье к губам. Мелкие едкие слезы покатились у нее по щекам. Кроп взял его у хозяина, а тот, не иначе, снял его с шеи Корселлы. Для Грил это имело только один смысл: Баралис убил ее племянницу.

— Тирен продал мои услуги, так же как и ваши. За пятьсот золотых.

— Почему мы должны верить тебе, Таул? — спросил Крейн, командир. — Сперва ты преступил свою клятву, потом убил Катерину Бренскую.

— Кому было выгодно убийство Катерины? — впервые заговорил Джек. — Кайлоку, вот кому. Не Таул же получил город и армию. И травить Катерину он тоже не стал бы. Вы все знаете, что яд — оружие трусов. Посмеет ли кто-нибудь здесь назвать Таула трусом?

Ответом Джеку было молчание. Краем глаза он заметил, что Таул собирается заговорить, и сделал ему чуть заметный знак: не надо. Джек хотел, чтобы рыцари поразмыслили над его словами.

Рыцари стали потихоньку разбредаться прочь от костра. Трудно было прочесть в бледном предутреннем свете выражение их лиц. Движения их были сдержанны, и никто так и не проронил ни слова.

Уже восемь дней они ехали на север. Как только рыцари делали привал — набрать воды, дать отдых лошадям, настрелять дичи или поспать, — Таул начинал свои крамольные речи, исподволь расшатывая пьедестал Тирена. Поначалу он действовал осторожно — спрашивал рыцарей, какую кто роль играл при захвате Халькуса, сожалел о пошатнувшейся репутации ордена и растущем числе дезертиров. От него отмахивались, но Таул продолжал свою работу. И вот сегодня он рассказал им, как Тирен заставил Бевлина выложить пятьсот золотых, — от этого так просто не отмахнешься.

— Дай им срок, Таул, — сказал Джек, когда все рыцари разошлись. — Не могут же они так быстро изменить свои взгляды. Они слишком долго шли за Тиреном, чтобы обратиться за одну ночь.

Голубые глаза Таула стали необычайно темными.

— Но я должен продолжать, Джек. Я должен заставить их увидеть правду.

Страдание в голосе Таула расстроило Джека.

— Зачем тебе это нужно? Мы можем убежать хоть нынче же ночью — ты, я и Хват.

— Нет, Джек. Я не хочу предавать их доверие. Они хорошо с нами обращаются — днем не привязывают к лошади и на ночь тоже не связывают. Они люди чести… — Таул помолчал, глядя в угасающий огонь, — и я тоже когда-то был таким.

Да, был — и остался таким. Джек, проведя с ним много месяцев в дороге, знал, как глубоко въелись в Таула его кольца.

— Если бы они только поверили в то, что я им рассказал! — скорее себе, чем Джеку, сказал Таул. — Если бы я мог внушить им, что у них есть выбор!

— Какой выбор, Таул? — спросил Джек жестче, чем намеревался.

Рыцарь, словно не заметив этого, улыбнулся с легкой грустью и сказал:

— Сам пока не знаю. Знаю только, что подчиняться Тирену больше нельзя.

Глядя Таулу в глаза, Джек видел страдающую, смятенную душу. Уже совсем рассвело, и рыцари снимались с лагеря. Оставив Таула заливать костер, Джек подошел к Андрису, седлавшему своего коня. Тот относился к пленникам лучше всех в отряде. Когда-то в Вальдисе Таул опережал его на год, и Андрис, как видно, привык смотреть на старшего товарища снизу вверх.

— Становится все холоднее, — сказал Джек, погладив лошадь Андриса. — Вчера я видел снег на дальних холмах.

— Мы доберемся до тех холмов к концу дня. — Андрис нагнулся застегнуть подпругу — высокий, с длинными светло-каштановыми волосами и тонкими чертами северянина. Извилистый шрам тянулся от его левого глаза до самой шеи. — Завтра к этому времени мы все окоченеем.

— Снег и лед меня не пугают — а вот ветер продирает до костей.

— Уж мне ли не знать, что такое ветер. Я родом из Восточного Халькуса, а там ветры такие, что выдувают последний ум из головы.

— Я знаю, — сказал Джек. Андрис посмотрел на него, и Джек продолжил: — Я как-то путешествовал по Восточному Халькусу в разгар зимы и хоть ума, может, и не решился, зато кожи с меня слезло порядком. Это демон какой-то, а не ветер.

— Ты сам из Королевств?

— Да, из Харвелла. Но в Халькусе пробыл довольно долго. Там очень красиво весной. — Джеку вспомнилось утро, когда они с Тариссой убежали к маленькому пруду, обсаженному нарциссами. Словно в другой жизни это было.