Оркестр меньшинств - Чигози Обиома

Когда ты проводила меня на автобусную станцию, я сказал себе, я скоро увижу тебя. Я сказал, что вернусь к тебе и женюсь на тебе. моя мамочка. Я был счастлив. Я паверил, что то, что я делаю, я делаю…

– Это что?

Мой хозяин наклонился над первой страницей:

– Для тебя, я поверил, что то, что я делаю, я делаю для тебя.

– О'кей.

Для тебя… я поверил, что то, что я делаю, я делаю для тебя. Я полетел в Стамбул, думая о тебе, и ты ни на миг не оставила моих мыслей. Ты даже снилась мне много раз как в будущем, так и в прошлом. Потом в самолете я прислушался к разгавору двух нигерийцев. Они говорили о той стране куда я летел. Они говорили о том, как плоха на кипре. Они сказали, там как Нигерия, и что агент, который зазывал туда людей, обманул их. Что все они говорят лож. Все они сильно врут. кипр никак не похож на европу. Они сказали, если поедишь туда, это как в яму. Ты можешь вернуться в Нигерию или остаться там. А если останешься, то хорошую работу не найдешь. Всегда будешь делать плохую работу. И я тогда испугался. Когда мы прелетели в Стамбул, я спросил там у людей, правда ли это, и они сказали да, да. Оно так. И я опять испугался. Я сказал им, но мой школьный друг Джамике Нваорджи говорит это хорошее место. Он абманул меня.

– Слушай, я тебе сказал, не останавливайся. Читай! Гу ба!

Мой хозяин, впадая в ярость, не хотел причинить вред этому человеку, он хотел только припугнуть его, чтобы он дочитал письмо до конца. Он вытащил нож из сумки, сжал его в руке. Иджанго-иджанго, я должен подчеркнуть, что мой хозяин хотел только, чтобы Джамике дочитал письмо до конца, он не собирался причинять Джамике вреда. Я, его чи, не хотел, чтобы он проливал кровь и вызывал твой гнев и гнев Алы, я бы попытался остановить его. Но я видел, что он не собирается воспользоваться ножом, а потому не стал вмешиваться. Размахивая ножом, он сказал:

– Я убью тебя здесь, и никто не узнает, если ты сейчас не будешь читать.

Это подействовало. Потому что Джамике, немного потрясенный, продолжил:

Я пытался дозвониться до него. Телефон не работал. Я удивился, потому что уже много раз звонил по этому номеру. И я спросил у людей и они сказали это не кипрский номер. Я пытался много раз. И когда я теперь попал на кипр, его нигде было не найти. Вообще нигде. И номер его вообще было не набрать. Господи пожалуйста помоги мне молился я. Мне было очень страшно. Но мой дух говорил мне, если ты боишься, это не хорошо. Это значит, что тот человек победил. Ты должен быть сильным. И я прилетел в аэропорт на кипре. Я ждал, ждал, ждал. Он не пришел совсем. Его номер так и не отвечал. Даже на кипре. Что я могу теперь я спрашивал себя. Это все, что у меня есть. И я решил ждать. Три часа он все не приходил в аэропорт после всех обещаний. И я взял такси…

Чукву, в этот момент Джамике мрачно покачал головой. Я столько циклов провел среди людей, словно сокол, но никогда прежде такого не видел: человек, лишенный всякого достоинства, вынужденный смотреть на свое собственное отвратительное «я» в темное зеркало его прошлой злонамеренности.

Турецкие люди не понимают английский. Совсем не понимают. Если даже просто скажешь им «иди» они не поймут. Только немногие понимают. И таксист, который меня вез, не понимал английский. Когда мы приехали в унивирситет, мне было очень страшно. Я молился Богу, чтобы все это оказалось ниправдой. Но они не смогли найти мое имя. Я нашел плату только за один симестр то что Джамике заплатил за меня, хотя я дал ему в переводе почти 5000 евро как за два семестра обучения, так и за размещение. А еще деньги, которые я ему дал, чтобы открыть для меня счет в банке. Он с ними убижал. И вот из 6500 евро на меня он использовал только 1500. С остальными он убижал. Со всем что я дал убежал. Со всем, что мне заплатили за дом и птицу.

– Читай, я говорю, читай, или я тебе горло перережу! – закричал мой хозяин, размахивая ножом.

– Могу я здесь остановиться, брат?

– Если ты не будешь читать, я разобью тебе голову!

Он бросил нож в угол комнаты и со всей силы ударил Джамике по лицу. Тот с криком, прижав руки ко рту, упал с табуретки.

Он с такой силой ударил Джамике, что у него костяшки пальцев заболели. Теперь он держал эту руку в другой и дул на нее, чтобы смягчить боль. Он чувствовал, что своим ударом сломал какую-то кость на лице Джамике, хотя и не знал, какую именно, но одна эта мысль утешала его.

– Клянусь богом, который меня сотворил, – сказал он между двумя глубокими вздохами, вздымавшими его грудь. – Я тебя убью, если ты не дочитаешь до конца. Клянусь богом, который меня сотворил. Ты должен знать все, что произошло.

Агуджиегбе, убийственная ярость и в самом деле вернулась, и мой хозяин в одно мгновение стал неузнаваем даже для меня, его верного чи. Он ходил из конца в конец комнаты, а человек на полу лежал бездвижно с закрытыми глазами, кровь вытекала из уголка его рта. Солнце зашло и скрылось из мест обитания живых людей. Свет от его отступающей тени погрузил все в сумеречное вместилище.

Мой хозяин остановился перед единственным настенным зеркалом в комнате и увидел себя в нем. Он увидел, как ярость может захлестывать его. Он увидел словно запечатленную в зеркале способность оскорбленного человека нанести ущерб другим, если он не обуздает свои страсти. С этой мыслью его ярость ушла, и он вернулся к своему стулу.

Эбубедике, мир недаром так стар – тому есть причины. Возможно, каждый день в каждой стране среди каждого народа на протяжении всего времени люди сталкиваются лицом к лицу со своими мучителями. То, что человек вырезает руками, он будет носить на своей голове. И опять, как говорят великие отцы, голова, сунувшаяся в осиное гнездо, получает осиное жало. Духи-хранители человечества, мы должны помнить об этом. Дети людей должны слушать нас, слушать это, эту